слабым, как он оценивался».
Настало время собирать шапки.
Потери РККА за декабрь 1939 года составили 69 986 человек, в том числе 17 641 убитыми и пропавшими без вести. Только на Карельском перешейке артиллерия израсходовала 398 600 выстрелов. С 28 декабря части Красной Армии повсеместно перешли к позиционной обороне.
Директивы Ставки Главного командования подписывали три человека: нарком обороны К.Е. Ворошилов, начальник Генштаба Б.М. Шапошников и «штатский человек» И.В. Сталин. Знаменательно, что 5 января 1940 года ими было принято беспрецедентное решение о том, что отныне «все приказы из Москвы будут идти от имени Ставки Главвоенсовета, без подписей членов Ставки».
Финны выиграли первый раунд, но не слишком этим обольщались: «Престиж Советского Союза требовал, чтобы мы были побеждены, поэтому следовало ожидать еще большего натиска, который, в конце концов, нас раздавит». Держаться помогали врожденное финское упрямство и надежда на помощь Запада, для масштабных действий сил не было, «нам бы только день простоять да ночь продержаться».
Замечателен вывод, сделанный советским Генштабом: «В первую очередь необходимо организовать прорыв укрепленного района по методу, рекомендованному Наставлением по прорыву УР». Дальнейшая история в изложении маршала М.В. Захарова напоминает дурной анекдот: «Наставления по прорыву укрепленных районов в штабе фронта не оказалось, так как в свое время оно было отнесено к вредительским документам и сожжено. Пришлось доставать его в библиотеке им. Ленина».
Чтобы раздавить «финскую козявку», со всего Советского Союза на фронт двинулись новые соединения и маршевые пополнения, сосредоточивались гигантские материальные ресурсы и — очень кстати — валенки, сало и водка.
7 января директивой Ставки Главного командования на Карельском перешейке был создан Северо- Западный фронт в составе 7-й и 13-й армий (8 стрелковых корпусов). Командующим назначили командарма 1 ранга С.К. Тимошенко. Пока в Генеральном штабе «вредительское наставление» перерабатывали в инструкцию «по прорыву укрепленного района», Семен Константинович, пообещавший любой ценой прорвать линию Маннергейма, вплотную занялся наведением уставного порядка и «доподготовкой» войск.
В тылу, недалеко от линии фронта, бойцы стали проходить обучение тактике ведения боя, целые соединения отрабатывали навыки взаимодействия в зимних условиях и варианты штурма укреплений противника.
«Подготовка к штурму в 123-й стрелковой дивизии шла полным ходом, — вспоминал лейтенант Вдовин. — В трех километрах от передовых позиций был построен «укрепленный район», в точности воспроизводивший схему вражеской оборонительной полосы. Бойцы учились преодолевать надолбы и проволочные заграждения, брать штурмом доты. Сколачивались блокировочные группы. Артиллеристы- противотанковики учились поспевать со своими пушками всюду, где было необходимо поддержать пехоту. Танкисты практиковались в боевом взаимодействии с пехотой, подвозя блокировочные группы к макетам дотов на прицепленных к танкам бронесанях».
На передовой была развернула сеть наблюдательных пунктов, интенсивно велась разведка, выявлялись и наносились на карту огневые точки и позиции артиллерийских батарей противника, определялись характеристики каждого долговременного сооружения:
«Отрабатывалась стрельба прямой наводкой из тяжелых орудий по напольным стенкам железобетонных и дерево-земляных сооружений. Артиллеристы при этом старались попасть в амбразуры. Шла подготовка к своевременному подавлению вражеской артиллерии. На каждую батарею противника нацеливалось несколько наших батарей. К фронту подтягивалась артиллерия большой и особой мощности. Тщательно готовились топографическая и даже геодезическая основы стрельбы артиллерии. Каждая батарея большой и особой мощности получила конкретные цели. По полным таблицам стрельбы определялись наивыгоднейшие углы встречи снаряда с напольной стенкой или покрытием долговременного инженерного сооружения».
Да, много чего «подтягивалось к фронту». В течение месяца число советских дивизий было доведено до 48. На Карельском перешейке сгрудились 24 стрелковые дивизии с многочисленными частями усиления, 5 танковых бригад и 4 отдельных танковых батальона, десятки лыжных батальонов и эскадронов. Войсковая артиллерия увеличилась с 21 артиллерийского полка до 51, артиллерия РГК — с 8 артиллерийских полков до 13. В начале февраля в состав артиллерии Северо-Западного фронта входило: 860 противотанковых 45-мм пушек, 432 полковые 76-мм пушки, 480 дивизионных 76-мм орудий, 18 пушек калибра 107 мм, 624 гаубицы калибра 122 мм, 72 пушки калибра 122 мм, 638 гаубиц и гаубиц-пушек калибра 152 мм, 114 гаубиц Б-4, три 234-мм английских мортиры, 16 мортир калибра 280 мм. Пушки выстраивали буквально колесо к колесу. Кроме того, в составе 7-й и 13-й армий насчитывалось более пятисот 82-мм и 120-мм минометов и 60 орудий зенитной артиллерии. Огнеприпасов запасли 12 боекомплектов.
И это не все. Для содействия частям 7-й и 13-й армий и поддержки наступления на выборгском и кексгольмском направлениях в прифронтовой зоне были развернуты 9-я (три 305-мм установки TM-III-12), 11-я (три 356-мм установки ТМ-1–14) и 17-я (четыре 180-мм установки ТМ-1–180) отдельные железнодорожные батареи Балтийского флота.
На совещании, посвященном итогам войны, комкор Ф.Д. Гореленко, командир 50-го стрелкового корпуса, докладывал: «Артиллерии было больше, чем нужно, и мы смогли ее использовать только на 50 %». В 1-м стрелковом корпусе 8-й армии, действовавшей севернее Ладожского озера, где ничего похожего на линию Маннергейма и близко не наблюдалось, на направлении главного удара была создана плотность 193 орудия на километр фронта.
Пока войска занимались боевой подготовкой, авиация и артиллерия днем и ночью наносили систематические удары по позициям и тылам финнов, изматывая противника, нанося ему невосполнимые потери, разрушая его оборонительные сооружения, не позволяя производить восстановительные работы, тренируясь в различных способах стрельбы и организации разных видов огня.
Дивизионная артиллерия уничтожала огневые точки — для гарантированного поражения одного дзота необходимо было добиться трех-четырех попаданий 152-мм фугасного снаряда — и срывала с дотов земляную подушку. Для разрушения долговременных сооружений были созданы группы артиллерии разрушения, имевшие в своем составе от одного до шести дивизионов. Здесь главную роль играли 203-мм гаубицы. Как показал опыт, чтобы вывести из строя бетонный дот на дальности 7–9 км, с учетом пристрелки требовалось 450–500 бетонобойных выстрелов, при стрельбе по напольной стенке с дистанции 1–2 км — до 200 выстрелов.
«203-мм орудие потребовало не уставную норму расхода снарядов, а в 10–15 раз больше», — отмечал начальник артиллерии 7-й армии комкор М.А. Парсегов. Впрочем, снарядов товарищ Сталин велел не жалеть: «Это люди, которые не знают наших складов, у нас снарядов сколько угодно». За январь и первую декаду февраля артиллерия Северо-Западного фронта израсходовала 647 729 выстрелов. Артиллерия 7-й армии выпускала по 10 тысяч снарядов в сутки.
«В течение многих недель, — вспоминает Маннергейм, — наши позиции подвергались беспрерывным бомбардировкам и артобстрелам, в том числе и тяжелыми орудиями. Слабые укрепления и заграждения были разрушены, проводная связь между подразделениями перестала действовать. Дошло до того, что даже отдельный человек не мог передвигаться по местности, чтобы не подвергнуться атаке с воздуха. Все передвижения на железных и автомобильных дорогах должны были проходить только ночью. Вражеское наблюдение за нашими позициями, и прежде всего с многочисленных наблюдательных аэростатов, затрудняло деятельность нашей артиллерии. Это было тем более важно, что артиллерия, несмотря на нехватку боеприпасов, все еще оставалась основой нашей обороны. Кроме того, постепенно становилось все труднее обогревать блокгаузы, строения и палатки, когда даже небольшой дымок притягивал огонь артиллерии. Погода, словно ее кто-то заколдовал, неделя за неделей стояла солнечная, а температура опускалась до 30 градусов ниже нуля».
Немногочисленные финские батареи старались себя не обнаруживать, часто меняли позиции, экономили боезапас и били только наверняка.
«Финская артиллерия была гораздо слабее нашей, — отмечает маршал Н.Н. Воронов. — На ее вооружении были 37-миллиметровые противотанковые пушки «Бофорс», 76-миллиметровые пушки старого русского образца, 122- и 152-миллиметровые гаубицы системы Шнейдера и устаревшая 107-миллиметровая
