«По своим артиллерия бьет…». Слепые Боги войны

добывать золото для диктатуры пролетариата. Лагеря и тюрьмы наполнялись инженерами, технологами, химиками и прочими «яйцеголовыми» — при соответствующей их убыли на воле. Однако Наркомат внутренних дел не только исполнял функции гестапо, но, управляя армиями бесправных рабов социализма, решал важные народно-хозяйственные задачи. Уже весной 1937 года в «холодных головах» появилась идея возрождения специально оборудованных мест для тюремного творчества. 19 марта «бесстрашный руководитель» Н.И. Ежов направил И.В. Сталину сообщение, в котором предлагал дать шанс бывшему начальнику КБ завода «Большевик» ликвидировать последствия собственного «вредительства»: «Считаю целесообразным направить МАГДЕСИЕВА в Ленинград, где предоставить ему возможность в тюремных условиях с использованием необходимых чертежей и технической помощи осуществить работу по ликвидации последствий вредительства в конструкциях артиллерийских систем завода «Большевик».

В списках, поданных на утверждение членам Политбюро 1 апреля 1937 года, Н.Н. Магдесиев проходил по 2-й категории, то есть рекомендовалось оформить «немецкому шпиону» 10 лет заключения. Однако в данном случае что-то не срослось, конструктор сгинул бесследно — то ли Ворошилов, поставивший свой автограф вслед за сталинским, не смог простить Николая Никитича, то ли следователи-ударники перестарались. Ведь на сбор доказательной базы по заговорщицким делам «голубым фуражкам», согласно постановлению 12/34, отводилось не более десяти суток, царицей доказательств оставалось чистосердечное признание обвиняемых, а попадались такие закоренелые враги, что и со сломанными ребрами не желали ни в чем сознаваться. Заместитель Ежова комиссар госбезопасности 2 ранга Л.Н. Вельский специально разъезжал по регионам, чтобы дать оперативным работникам инструктаж: «Шпик или участник организации, все равно он будет расстрелян. Так, чтобы взять от него все — дайте ему в морду». Вот и не затрудняли себя «бойцы невидимого фронта» соблюдением процедурных норм.

Бывший директор завода № 10, чудом дотянувший до бериевского исправления «перегибов», писал:

«26 июля 1938 года я был, еще не выздоровевший, вызван в кабинет начальника горотдела ВАЙНШТЕЙНА (самим ВАЙНШТЕЙНОМ), который заявил мне, что врача он больше посылать ко мне не будет, потребовал подтвердить то, что я член к/р организации правых. Я наотрез отказался эту ложь подтвердить. Тогда ВАЙНШТЕЙН, ГОДЕНКО и ЭРМАН начали бить меня по голове, по лицу, по шее, по позвоночнику, требуя писать заявление на имя начальника областного управления НКВД с признанием того, чего никогда не было, т. е. с признанием себя членом к/р организации правых. Били меня кулаками, ногами, стеклянной пробкой от графина, били до потери сознания, заявляя мне, что стены горотдела НКВД ничего не выдадут, и если я не подпишу того, что они требуют, так буду убит, так как избиение не будет прекращаться.

Это избиение и плевание в лицо, а также желание ГОДЕНКО воздействовать на меня гипнозом продолжалось восемь часов беспрерывно.

Заявив им свой протест против подобных методов допроса, я дал согласие что угодно подписать, дабы спасти свою жизнь до суда; предупредил их, что на суде я все равно буду бороться за правду и от этой лжи откажусь.

Получив в ответ на это заявление еще несколько порций ударов, я в полусознательном состоянии молча взял перо и стал по черновику, составленному ГОДЕНКО, писать ложь в заявлении от 26 июля 1938 года о признании себя членом к/р [организации] правых и всякую ересь, вымысел о методах вербовки меня и указанных других работников как с завода имени Молотова, так и завода № 10 им. Дзержинского».

В одном списке с Магдесиевым были его «сообщники» Рафалович и Иконников, причем последний проходил по 1-й категории; но им-то как раз отжалели от 10 до 15 лет, а в 1946 году еще и одарили Сталинской премией.

20 апреля 1938 года был издан приказ наркома внутренних дел об организации Особого технического бюро УНКВД по Ленинградской области, иными словами — о расконсервации «шараги» в тюрьме «Кресты». В Положении об ОКБ говорилось, что организовано оно «в целях всемерного использования заключенных специалистов для выполнения специальных конструкторских работ оборонного значения. Основной задачей ОТБ является устранение выявленных конструкторских дефектов в морских и береговых артиллерийских системах, изготовленных по чертежам ленинградского завода «Большевик», а также разработка проектов и рабочих чертежей новых артиллерийских систем и модернизация систем, состоящих на вооружении флота и береговой обороны». Первым начальником ОТБ «Кресты» (вновь открытого 1938 г.) назначили военинженера 1 ранга Ломотько (в августе 1938 г. расстреляли первого начальника, возглавлявшего ОТБ с 1930 г., полковника Л.А. Шнитмана).

Для руководства деятельностью спецтюрем в сентябре 1938 года приказом Н.И. Ежова был организован Отдел особых конструкторских бюро НКВД СССР, 21 октября данное подразделение стало именоваться 4-м спецотделом. Звезда «железного наркома» уже закатывалась: в начале декабря тов. Ежов «был освобожден, согласно его просьбе, от обязанностей наркома внутренних дел», а в апреле 1939-го маршала госбезопасности уже «кололи» на предмет подготовки государственного переворота и совершения актов мужеложства «в антисоветских и корыстных целях». Следующую главу в истории «Архипелага шарашек» писал его преемник Л.П. Берия.

10 января 1939 года, в целях упорядочивания и координации деятельности проектно-конструкторских учреждений «закрытого типа», Лаврентий Павлович издал приказ № 0021 о создании Особого технического бюро при наркоме внутренних дел СССР «для использования заключенных, имеющих специальные технические знания»; задачей бюро являлась «организация конструирования и внедрения в производство новых средств вооружения армии и флота». Для начала предлагалось сформировать восемь специализированных групп, работающих по заданиям Комитета обороны, в том числе группу артиллерии, снарядов и взрывателей, группу порохов, группу боевых отравляющих веществ и противохимической защиты. Группы комплектовались и получали задания в Болшевском лагере под Москвой, затем перемещались поближе к профильным заводам. Собственной проектной инициативы ОТБ не имело.

В отличие от гражданских структур, у этих не возникало проблем с кадрами. Уже через год Ленинградское бюро было укомплектовано по полному штату — 136 специалистов-зэков. Здесь работали за усиленную пайку профессора и доценты, кораблестроители, математики и электротехники, из артиллеристов — Г.Н. Рафалович, М.Ю. Цирульников, Е.П. Иконников, Е.А. Беркалов. Если кого-то не хватало, всегда можно было изъять из квартиры, кабинета или аудитории любого в рамках очередного дела «академиков-убийц» или «инженеров-диверсантов», «высвистать» из Белбалтлага туберкулезного С.И. Лодкина, катавшего тачку с 1934 года, или доходягу Н.А. Макулова из Севпечлага, отозвать с Колымы С.П. Королева (будут только счастливы). Повод для набора пополнения искать не приходилось — заводы систематически срывали сроки выпуска продукции, аварии на производстве не прекращались.

Согласно сообщению Берия на имя Сталина от 4 июля 1939 года в производственных группах ОТБ работали 316 арестантов. В качестве стимула Лаврентий Павлович предложил, не отвлекаясь на следственные действия и судебные процедуры, отштамповать им приговоры в канцелярии В.В. Ульриха, а затем пообещать за ударный труд условно-досрочное освобождение или снижение срока отбывания наказания.

Удобно-то как: все работы сконцентрированы в одном месте, обеспечивается секретность, специалисты не растекаются мыслями по древу, а делают то, что прикажет партия, и в тех местах, куда она пошлет. Летом 1941 года их эвакуировали из Ленинграда в Томск, где они почти год «бездельничали» в местной тюрьме, потом раскидали: кораблестроителей — в город Молотовск (ныне Северодвинск), на завод № 402, артиллеристов — в город Молотов (ныне Пермь), на завод № 172. А ведь могли тихо перестрелять, как 170 узников Орловской тюрьмы.

«Сознание того, что творческая деятельность не выносит принуждения» — это немцы придумали, это не для нас.

Инженер С.К. Бондаревский, начальник производственного отдела Дальзавода, арестованный в июле 1937-го, в марте 1939 года был зачислен в «группу военно-морского судостроения» творить ныряющий торпедный катер:

«О нас наши семьи ничего не знают. Живы ли мы, где мы. О семьях мы тоже ничего не знаем. В ОТБ нами верховодят кураторы-майоры НКВД (обычно недоучки-студенты), следящие за нашей работой. В тюрьме над нами другое начальство: надзиратели, дежурные по тюрьме, начальник тюрьмы. В их