— Вот именно поэтому…
Он долго развязывал какие-то веревки, снимал ремни, вынимал листы картона, комкал громко хрустящую бумагу, и, наконец, передо мной явился образ, равного которому еще не было в моей коллекции: «Спас» с двадцатью клеймами из жизни нашего Спасителя.
— Это тебе, — сказал он тихо. — Если бы не ты…
— Не могу принять, — ответил я сразу. — Но если продашь, то беру с закрытыми глазами…
— Нет, Федорыч, — решительно ответил тот, — ты меня не обижай. Мы оба хозяйские,[38] и моя жена тоже. Прими в подарок! Если бы не ты, мое путешествие на этой земле закончилось бы еще в лагере… И потом, мы же русские! Только ты и можешь сохранить…
Мы долго сидели в тот вечер вдвоем у меня в кабинете против «Спаса». Я вынул заветную бутылку бургундского, потом открыл другую. Михаил от вина отказался, но согласился на виски.
Да, история моего собрания могла бы стать сюжетом книги, и это была бы действительно приключенческая книга, потому что поиск и покупка многих из них часто были связаны с настоящими приключениями и интригами против меня и моих представителей. Слава богу, не доходило только до стрельбы. Расскажу лишь один эпизод.
Дело было в Лондоне. Готовился аукцион, на котором пускали с молотка несколько холстов старых мастеров и замечательную коллекцию икон. Я увидел ее на коктейле по случаю выставки перед аукционом, где собрались многие из тех, кто всерьез интересуется иконописью. Было немало искусствоведов, пришедших на выставку, чтобы увидеть своими глазами то, что потом может снова на долгие годы исчезнуть за бронированными дверьми частных собраний. От стены к стене нервно ходила дама из Третьяковской галереи, с безнадежной завистью разглядывая национальные русские сокровища, у которых нет ни малейшего шанса вернуться на родину. Денег у Третьяковки тогда было, что называется, кот наплакал.
Я долго стоял перед каждой иконой, отходил от нее и снова возвращался. Это не осталось незамеченным. Ко мне подошел господин лет пятидесяти, огромного роста, с бугристым лицом хорошо и долго пьющего западного человека — я говорю западного, потому что было видно, что пьет он разборчиво. В руке господин держал бокал шампанского.
— Хотел бы чокнуться с вами, — произнес он на довольно приличном русском. — Господин покупает иконы?
— С Божьей помощью! — ответил я. — Среди прочего.
— Представляю себя. — Он поднял бокал, словно хотел выпить сам за свое здоровье. — Ян Шкода.
Это был известный американец чешского происхождения, который уже не раз пытался перебежать мне дорогу на аукционах.
Я тоже хотел назваться, но он меня предупредил:
— Я знаком господина Билунова!
— Вы хотите сказать: я знаю? — позволил я себя поправить его русский.
— О, да, мне нужно говорить, когда ошибка! Это прогрессирует язык. Спасибо!.. Хороший? — кивнул он на икону.
— Как и все остальные, — пожал я плечами. — Иконы, картины…
Но я видел, что он прекрасно заметил мой интерес. Мне было досадно: в этом мире никогда нельзя выдавать себя.
Американец отошел, но тут же вернулся со вторым бокалом шампанского для меня. Взяв меня за локоть, он стал прохаживаться рядом, явно расположившись к долгому разговору. Я остановился и высвободил руку.
— Мне бы хотелось с вами поговорить. За рюмкой чаю. Так ведь говорят русские люди? — начал он.
— Некоторые, — ответил я вежливо, но без всякой охоты продолжать разговор.
— Я знаю, что господин Билунов остановился в отеле…
— Вы слишком много знаете! — перебил я его с усмешкой.
Я знал, чего он хочет. На любом аукционе к концу приходит не больше двух покупателей. Эти двое бьются друг с другом, стараясь не дойти до настоящей цены, которая им хорошо известна. Даже если они выступают не лично, а через агентов, опытные коллекционеры скоро узнают друг друга по почерку. И вот тогда приходит время переговоров. Первая цена, которую объявляют перед началом продажи, гораздо ниже той, за которую, в конце концов, уйдет это произведение искусства. Поэтому зачастую такие покупатели договариваются между собой до начала аукциона: ты не претендуешь на мою картину, а значит, молчишь и не поднимаешь цену, а я не поднимаю цену на твою. В результате работы продаются по гораздо более низкой цене. Иногда они заключают сделку, и один из них получает от другого отступные за то, что не вмешивается в процесс продажи, иногда даже значительные. Все равно покупатель будет в выигрыше.
Я не мог отказаться от встречи, хотя и знал, о чем пойдет речь. Но и встречаться с ним не собирался.
— Оставьте ваши координаты. Созвонимся, — ответил я.
— Когда? — сразу же ухватился Шкода, протягивая карточку.
— Да хоть завтра!
Звонить я тоже сам не собирался. У меня тут был один представитель, известный лондонский прощелыга Шарымов, который, однако, долгое время честно работал на меня как агент на аукционах. Впрочем, он знал, что для меня работать можно только честно. Правда, недавно его схватили за руку при подделке сертификатов на русский авангард — дело, не имевшее ко мне никакого отношения. Но тогда я мог послать Шарымова как своего представителя.
Тот созвонился со Шкодой от моего имени, и они встретились в пабе на Уайтхолл-стрит, около площади Трафальгар. Шарымов в лицах пересказал мне разговор, это он умеет. У него в запасе есть одна нехитрая штука, из-за которой он выбирает этот паб для разговоров, которые могут оказаться неприятными. Там работает официанткой одна хорошенькая молодая полька, а он слегка болтает на этом языке — может, бывал в Польше или обделывал с поляками какие-то свои дела. «Когда клиент начнет особенно на меня напирать, я подзываю полячку, и мы болтаем пять минут на языке, на котором тот ни в зуб ногой! Даю ему время остудиться», — объяснял он мне.
— Или разозлиться! — предупреждал я его.
Шкода пришел в бешенство уже тогда, когда увидел Шарымова без меня.
— Ваш хозяин заболеет? — спросил он ядовито, усаживаясь за столик.
— У меня нет хозяина, я работаю независимо, — спокойно ответил Шарымов.
— И что вы здесь делаете?
— Я представитель господина Билунова.
Пришлось американцу удовольствоваться моим посланником. Они долго сидели за черным английским пивом стаут и кружили вокруг главного, пока Шкода не приступил к делу.
— Господин представитель понимает, что если мы встретились, мы будем договориться!
— Конечно! — тут же согласился Шарымов, и я представил, как он хитро сверкнул глазами. — Но о чем?
Оказалось, тот собирается разом купить всю коллекцию икон и предлагает откупиться за определенную мзду.
— Назовите ваша цена! — потребовал он с угрозой, наклонившись над столиком и почти касаясь Шарымова. Тут-то мой Шарымов и попробовал свой трюк. Он позвал польку, заказал еще два стаута и начал болтать на ломаном польском.
Но со Шкодой этот номер не прошел. То ли тот не забыл еще свой чешский, а поляки с чехами друг друга понимают, то ли он действительно был полиглотом. Он вступил в разговор и на очень хорошем польском языке отправил девушку обратно в бар.
Он ждал ответа.
— Понимаете, — уклончиво начал Шарымов. — Это предложение нам не подходит.
— Персонально? — поинтересовался тот.
— Лично мне ничего не нужно, — продолжал «валять Ваньку» Шарымов. — Я представляю моего
