проклинать, проклятым не дано сыпать проклятиями.
Где-то вдалеке мерно застучал-загудел поезд. Из-под перрона выполз в дальнем конце спугнутый мною мальчишечка. Он тер глаза и отворачивался. Я все видел… Электричка приближалась. Ночной состав, страшное дело… Лет пять назад в точно таком же, в пустом вагоне прихватил я одну крошку, с дачи ехала, видать. Сунулся щенок какой-то из тамбура, курил он там, да в лоб получил, убежал, заяц! Погано тогда было, спешка, нервы. Недолго потешился, пять минут — и того не было. Вышвырнул я ее в окошко живьем… может, отошла, не знаю, хрен с нею. А что сейчас будет? Окна пустые, желтые…
Примечание редакции. В этом месте мы решили поместить вместо обычного комментария специалиста письмо, полученное на документальные записки воскресшего два месяца назад. Как мы сообщали ранее, факт воскрешения из мертвых неоднократно подтверждался. И как прежде основной причиной, не позволявшей ожившим мертвецам открываться полностью людям, являлся вполне обоснованный страх преследования со стороны властей, спецслужб и спецмедицинсках подразделений, производящих вивисекторские опыты над воскресшими. По всей видимости опыты эти проводятся в массовом порядке и с самой бесчеловечной жестокостью по прямому указанию властьимущих, пытающихся обеспечить себе в будущем личное воскрешение. Насколько известно Комиссии, пока опыты результатов не приносят. Тем не менее преследования вернувшихся из потусторонних миров нарастают, до нас доходят слухи, что созданы специальные отряды боевиков-поисковиков, подписаны негласные международные соглашения. Однако здесь мы вторгаемся в тайные области сильных мира сего, которые закрыты для рядовых граждан и не подлежат ни малейшей огласке. Поэтому, не вдаваясь в детали, передаем слово очевидцу:
«…описания эти верны до мелочей, но поражает беспомощность автора записок. Мне лично доводилось двадцать четыре раза выходить из преисподней на землю. Но никогда я не выходил из одной и той же могилы, всегда меня выбрасывало в другом месте, один раз даже в другой стране. У меня сложилось совершенно четкое мнение — могилы, конечно, не все, не рядовые, и, если можно так выразиться, спецмогилы, это переходные шлюзы из потустороннего измерения. И потому я твердо считаю, что это не мир мертвых, это параллельный мир, не менее живых существ, чем все живущие на земле. То, что воспринимается в этом мире нами, землянами, как наказание, пытки за грехи, есть обычный образ существования, как для нас ходьба, сон, еда, работа. Я не уверен, что все умершие земляне попали именно в этот мир. Скорее всего наоборот, лишь отдельные индивидуумы оказываются в нем. Совершенно не складывается впечатление, что данная «преисподняя» перенаселена, там множество пустынь, бескрайних ледников, беспредельных пустующих океанов пламени, провалов, пропастей, диких и пустых. Моё воскрешение произошло на двадцать пятом выходе. Я уже заранее знал, что вернусь к людям. И не потому что полностью искупил все свои грехи я их искупил не просто полностью, а миллионократно, с колоссальнейшим запасом — нет, я выходил, потому что меня просто-напросто выпирала из этого чуждого мира какая-то непонятная сила, она удаляла меня из него, как чужеродный предмет из организма. До конца я не сумел разобраться, но второй раз туда попасть я не желаю ни за что. Я живу праведно, ничего не имею, все раздаю, если в моей душе возникает желание причинить кому-нибудь зло или появляется просто зависть к кому-то, легкой тенью, хоть чуть-чуть, я беру дома, в своем логове плеть из колючей проволоки и бью себя до крови, потом становлюсь под ледяной душ и стою, пока ноги держат. Когда они от оцепенения и холода начинают подгибаться, я выползаю из ванной и встаю на колени перед образами. Я не хочу больше в тот мир, как его ни называй: ад, преисподняя, параллельный мир, иное пространство… не хочу!!! В записках не все, а только бесконечно малая частица всех тягот, что выпадают на странников по «тому миру». Всего описать невозможно… Мы оставляем это письмо без комментариев, как и многие другие документы, свидетельствующие о неведомом и жутком явлении. Специалисты утверждают, что для разрешения загадки полностью им понадобится не менее трех лет, а для открытого контакта и засылки исследователя в потусторонний мир не менее семи-восьми лет. И все же воскресшие живут рядом с нами не первый год. Факт остается фактом…
Я ввалился в раскрывшуюся дверь и сшиб какого-то пьянчугу, он вывалился во тьму, завопил какую- то зверскую песню без слов, он даже не понял, с кем столкнулся в ночи.
В вагоне сидел босяк, наверное, бомж, их стало слишком много, расплодились как тараканы. Он глядел на меня, голого и зеленого, моргал глазами, но не пугался. Небось, он видывал и не такое — и инопланетян, и чертей рогатых, и бесов мелких. Алкаша, который из горячки в горячку впадает, особо не удивишь.
— Спи, дружок, — сказал я ему, — это тебе все снится.
Бомж послушно уснул. Может, он меня и не слышал вовсе.
Еще через две остановки в вагон ввалились два мента в каких-то пятнистых робах, при моей жизни таких не было, но я сразу просек — это менты. Один сунулся было ко мне, но остановился, махнул рукой, тряхнул головой — видать, подумал, что спятил, другой тряс бомжа. Вытряс из него бутылку водки и какую- то дрянь. Бутылку сунул в карман, дрянь бросил на пол, залепил бомжу затрещину.
— А этот хер чего расселся? — спросил он грубо у «спятившего».
Пойдем, заспешил тот, — ну его, больной какой- то, гляди, зеленый., а кожа? Валим отсюда, еще подцепишь чего-нибудь от этой падали!
Он погрозил мне кулаком.
И оба ушли.
Больше до самой Москвы меня никто не тревожил.
Этот проклятый колдун гнал меня в Москву. В самый рассадник заразы, в скопище сволочей и гадов. Зачем?! Ведь меня могли схватить в любую минуту!
Еще на ходу я вылез в окно, спрыгнул с перрона. За кустами хрен кто увидит! Но сила влекла, волокла меня вперед. В кустах два гастролера, черных и кудрявых, натягивали какую-то девку лет тринадцати, белобрысую и опухшую.
Один вызверился на меня, не бросая своего дела.
— Уходы, твар! — зашипел он.
— Прырэж его! — злобно сказал другой,
Девка ничего не сказала, у нее рот был занят.
Я руки не успел вскинуть, как первый саданул мне под ребро ножом — боль пронзила сердце. Я мог бы убить его, разорвать на части. Но колдовская сила бросила меня вперед — ломая кусты, хрипя, крича и дико матерясь, я носорогом попер вперед. Я уже знал, что надо идти в самый центр. Но как?! Это же Москва! Это не Хренореченск какой-нибудь вшивый, где по ночам души живой не встретишь! Боль прошла, рану под ребром затянуло. Но душа ныла и стонала.
— Сапсэм бэшэный! — донеслось мне в спину.
Мне было плевать на гастролеров. Я хотел обратно в ад. В преисподнюю!
Но колдун был сильнее меня. Лишь на очень короткий миг мне удалось вырваться из его власти. У какой-то сарайной будки, почти у вокзала валялся забулдыга. Я прыгнул на него рысью, в мгновение ока вытряхнул его из пиджака и штанов, ухватил за волосы и с размаху долбанул мордой о бетонную стену, чтоб не вопил, не подымал шума. И снова меня бросило вперед. Я не мог даже одеться, я тащил эти лохмотья в руках. И на меня озирались люди.
Казанский! Это был Казанский вокзал — скопище убийц, проституток, воров, сифилитиков, всяких прочих гадов. Три бана! Три вокзала! Гнойная язва разлагающегося трупа, который все еще по привычке называли Москвой.
— Эй, красавчик, погоди! — с идиотским, пьяным хохотом окликнула меня седая патлатая старуха, которую два беспризорника лет по одиннадцати, лапая и оголяя, тащили в темень, к забору.
— Муж-жшына-а-а, ну иди ко мне, ну поучи этих щеглят, мать их, они всю изорвут, изомнут, а толку от них… и-эх!
А один гаденыш обернулся, плюнул, да так сильно и метко, что я еле увернулся. Бог с ним! Тянет. Страшно тянет куда-то. Пиджачишко драный и вонючий я набросил на голое тело. А со штанами долго провозился, три раза падал, подымался… а вокруг, у стен, по всему вокзалу валялись какие-то ублюдки — грязные, избитые, опухшие, издыхающие, завшивленные, гадящие прямо под себя, и мужики, и бабы, и старики, и старухи… будто вся шваль, вся рвань и погань со всей Расеи-матушки собралась тут на шабаш.
