Антошка вышел на балкон и зажмурился. Солнце уже выкатилось из-за таежных вершин и теперь зажигало на листьях деревьев, стебельках трав, железных крышах миллионы радужных фонариков. Вчерашние капли дождя испуганно перемигивались между собой, ежились и, наконец, от солнечного тепла превращались в легкую дымку, которая тянулась к вершине Маяковой горы. Из-под земли фонтаном била вода, и где вчера была воробьиная купальня, сегодня стоял «Беларусь» с навесным ковшом, а из кабины выглядывал тракторист. К нему, прихрамывая, шел Савелий Иванович. Он что-то говорил трактористу, тыкал костылем в образовавшееся озерко, качал головой. Антошка смотрел на покатые плечи старика, с которых свисала застиранная в клеточку рубашка, и по тому, как Савелий Иванович сутулился, понял, что ходить ему трудно, что он уже старый человек. Антошка перегнулся через перила и радостно крикнул:
— Савелий Иванович, доброе утро!
Старик неловко повернулся и, увидев новосела, добродушно сказал:
— Утро-то доброе, а спать надо меньше.
— Ото сна, говорят, никто еще не умирал, — ляпнул Антошка и тотчас же понял, что сморозил глупость, что Савелий Иванович может не понять его шутки. Антошке очень не хотелось, чтобы Хромой Комендант считал его лентяем и соней.
— Ну-ну… — сухо протянул старик и отвернулся.
Только минуту назад такое приподнятое настроение Антошка сам себе бесповоротно испортил.
Стараясь не попадаться на глаза Савелию Ивановичу, он выскользнул из общежития и поплелся по поселку. На дорогах стояли лужи. Машины, утюжа их колесами, разбрасывали грязь по сторонам, буксовали, пуская выхлопными трубами пузыри. Лужи дымились, от них едко пахло угарным газом, прохожие жались подальше от проезжей части дороги, наиболее рьяным лихачам показывали кулаки.
Антошка шел бесцельно. Просто, чтобы убить время. Его обгоняли машины, он на них не обращал внимания. Но вот среди гула ухо выделило басистый и сиплый звук, он крепчал, и через минуту кроме его мощного голоса не было слышно ничего: вымытые дождем тротуары судорожно задрожали под ногами. Антошка оглянулся: его догонял бульдозер.
Поравнявшись с мальчиком, машина остановилась, и из кабины выглянул Жора Айропетян:
— Здорово, дорогой товарищ Динамит! — весело крикнул он. — Лезь ко мне, разговор есть.
Антошке никогда раньше не приходилось ездить на бульдозере. Траки подминали под себя дорожное полотно, и машина, не чувствуя выбоин, шла на удивление мягко. Автомобили боязливо жались к кромке узкой дороги. Антошке представилось, что он едет совсем не на бульдозере, а на танке, и что бульдозер впереди себя несет совсем не нож, которым роет землю, а ствол грозной пушки.
Жора будто уловил настроение пассажира и, подмигнув, крикнул:
— Зверь — не машина. Танк, можно сказать.
Он держал руки на эбонитовых шариках рычагов и едва заметным движением заставлял машину быть послушной. И она мгновенно реагировала на движения Жориных рук и выполняла его волю.
Они ехали мимо котлованов, которые только еще рыли и в которых уже забивали сваи, мимо кирпичных и железобетонных остовов будущих зданий. Жора коротко бросал:
— Котлован под теплоэлектроцентраль — сердце стройки, а вон там доменный построим.
Несколько дней назад Антошка ничего не знал о стройке, она была для него чужой. А вот сейчас он уже обзавелся друзьями, и все они говорили о будущем заводе с почтением, как о живом существе.
Вагончик комсомольского штаба было видно издалека — по зеленому полю строго шагали высокие красные буквы.
— Не нашлись хозяева? — кивнул Антошка на теплушку.
— Здесь комсомольцы хозяева, — сказал Жора.
Он остановил бульдозер около штаба.
В вагончике стояли скамейки; посреди стола, покрытого красной материей, лежала амбарная книга, рулон ватманских листов и коробка акварельных красок. Пузатый графин из зеленого бутылочного стекла был покрыт граненым стаканом, и, когда мимо теплушки проходили машины, стекло дребезжало.
— Оставляю за себя дублером, дорогой, — сказал Жора.
Он поставил перед Антошкой боевую задачу: все сигналы строителей записывать в амбарную книгу. Любая жалоба должна отвечать на вопросы «что?», «где?», «когда?» А на вопрос «почему?» Жора будет ответ писать сам. Пусть Антошка подежурит, а Жоре надо на часок-второй вырваться по делам. Разве штаб может быть без телефона и электричества?
— Выручай, дорогой. Жора в долгу не останется.
Антошка пожал плечами и раскрыл журнал. В нем были графы о поступлении и расходовании строительных материалов, проценты выполнения плана. Жора ткнул пальцем в лист и сказал:
— Этот кондуит в управлении позаимствовал — чистых тетрадей не оказалось.
Антошка сел на скамейку и стал ждать первых посетителей. Чувствовал он себя неловко. Ну, что подумают строители, увидев в комсомольском штабе мальчишку? Скажут: не велика цена такому штабу, который большое дело доверил школьнику. Было бы как-то объяснимо, если Антошка хотя бы надел пионерский галстук. У него мелькнула мысль потихоньку удрать в поселок, но он здесь же одернул себя: не надо было соглашаться; а если взялся за гуж, то не говори, что не дюж.
Со стройплощадки, где монтировались пролеты завода железобетонных конструкций, доносилось: «вира!», «майна!»; где-то натужно работал компрессор, частила пулеметная дробь вибраторов.
Жора появился неожиданно. На плече у него висела солидная бухта кабеля, под мышкой он прижимал телефонный аппарат. Держать аппарат было неудобно, трубка болталась на шнуре, чуть не задевая о пол.
— Как дела, дорогой? — поинтересовался Жора. — Приходил кто-нибудь?
Антошка покачал головой. Жора вздохнул, сбросил с плеча проволоку, поставил на стол телефонный аппарат.
— Какой дурак пойдет, если ничего не знает о штабе, — сказал Жора.
Он сел на скамейку и запустил пятерню в свой черный чуб.
— Телефон будет, свет протянем, — вслух размышлял бульдозерист. — Люди пойдут. Слово Жоры — твердое слово.
Он посмотрел на Антошку, и тот заметил, как в глазах Айропетяна играют лукавые чертики.
— Мы с тобой, Антошка, сочиним воззвание к поселковому народу и вывесим его где-нибудь на перекрестке.
Жора вскочил и начал быстро ходить по вагончику взад-вперед:
— Пиши, Антон: «Дорогой! Тебя бетоном не обидели? И электроэнергию не отключают? И заработок у тебя что надо? Может, деньги на мотоцикл копишь? Или простаиваешь из-за нехватки бетона? Тогда почему, дорогой, не идешь и не жалуешься в комсомольский штаб? Приходи, мы разберемся и приструним кого надо».
Жора довольно ухмыльнулся и подмигнул Антошке.
— Толково получилось?
Мальчик расправил лист ватмана, придавил его углы камушками и кисточкой начал старательно выводить сочиненное Жорой воззвание. «Дорогой!» — через весь лист красным цветом вывел он. Антошке показалось, что в обращении не хватает слова «товарищ», и он сказал об этом. Жора согласился: пожалуй, и верно, надо добавить слово «товарищ», иначе будет звучать не по-комсомольски, а по-кавказски.
Антошка начал старательно выводить «деньги на мотоцикл копишь?» и никак не мог уразуметь, при чем здесь мотоцикл, какие деньги? Он представил парня в каске монтажника, мчавшегося по поселку на мотоцикле. В одной руке тот держит пачку денег и что есть сил радостно сообщает: «Накопил — мотоцикл купил!» Антошке сделалось смешно, и он прыснул в ладошку.
Жора подозрительно взглянул на мальчишку, но ничего не сказал. Он сходил к бульдозеру и принес сумку. Вытащил из нее зеленый лук, огурцы, полбуханки хлеба, полпалки колбасы.
— Перекур, — объявил он. — Садись рубать, товарищ Динамит.
Они макали лук в соль, и приятная горечь бодрила; огурцы пахли теплым летним дождем.
— Силен лук, язва! — тряся головой, сказал Жора. У него из глаз катились слезинки. — Лук хорош, а самая лучшая закуска — колба. Боже-ствен-ная, — и Жора закатил глаза, на лице у него было написано блаженство. — В наших горах колба не растет.
