Слава богу, некоторые исследователи пока ещё не имеют смелости сообщить нам о том, что, дескать, «свет-свят» славяне позаимствовали от хеттов или лувийцев, хватает у этих «привносителей» благоразумия, ведь по их хронологии, славяне появились не раньше двух тысяч лет назад, а следовательно, с хеттами не соседствовали и заимствовать ничего не могли у вымершего к моменту их зарождения народа.
Не сходятся у этих «исследователей» концы и никогда не сойдутся, ибо схема их есть лжесхема. Что же касается славян и хеттов, скажем, то всё более или менее прояснится, если мы доберёмся до заключительной главы данного труда.
Не сразу узнаешь индоевропейского «деива» и в древнегреческом Зевсе, однако это всё тот же бог, в том же значении — «бог ясного неба». Зевс — божество негреческое, этого не отрицает ни один серьёзный учёный. В основе теонима корень «Зев», а «-с» это типичное позднегреческое окончание. Основная функция Зевса — «дарователь жизни». Мы знаем славянских божеств Жива, Живу, Зиву, также олицетворяющих жизнь. Славянские божества исконны и архаичны. Зевс — персонаж поздней мифологии, олитературенный «греками» архаичный бог. Генезис Зевса очевиден — верховный бог «древних греков» по своему происхождению славянин-рус.
Совсем не похож на «предка» римский Юпитер. Но и он всё тот же «деива», только с приставленным позади «патер», то есть отец: «Иу-патер», как говорили умбрийцы, соседи латиноязычных римлян. Вот как можно скрыться, оказывается. Но приставка «отец», как мы видели по основе мифа, не случайна: в древнеиндийском мы знаем Дьяус-питара — всё того же «отца небесного».
Во многих мифологиях прослеживается мотив супружества неба и земли — этаких древних прародителей, порождающих всё сущее. Женское начало — земля. Это начало «тёмное», даже «чёрное», из её чернозёма или глины рождается всё, вплоть до самого человека. И множество различных обозначений для неё существует в разных языках, разных мифологиях. Почти везде она является «богиней-матерью». И опять тут наиболее близки древнеиндийские, иранские и славянские понятия. Повсюду у этих трёх народов было распространённым словосочетание «мать-земля» во всей полноте этого очень ёмкого понятия. Скажем, авестийцы так и говорили: «мать сыра-земля» (Ардвисура Анахита), подразумевая, как и славяне, под «сыра-сура» влажный слой почвы, плодородный её слой.
Гремели громы, сверкали молнии, шли дожди — в схватке двух начал, светлого и тёмного, мужского и женского, зарождалась сама жизнь. Но герои основного мифа действовали по прямому подобию с отцом- небом и матерью-землёй лишь в самый архаичный период своего существования. Это видно, например, из «Ригведы» — древнейшего индо-арийского сборника гимнов и песнопений, где схватка Индры с Вритрой описывается вполне на «земном» уровне, без проникновения в таинственные сферы. Но уже чуть позже позиции усложняются, мир становится «многоэтажным». И нам надо его представлять.
Итак, дуалистические силы, имеющие архаическое происхождение, начинают действовать в многомерной Вселенной, порождённой уже достаточно развитым сознанием.
Вселенная эта выглядела в упрощённом виде так:
Три горизонта — трёхчленное деление по вертикали со всеми промежуточными деталями. Отсюда три — сакральное число. Три царства, три молодца-сына, три попытки, триада богов, соответствующая, по Ж. Дюмезилю, трём основным социальным группам общества.
Но помимо этого мир, Вселенная имели четыре стороны: юг — север, восток — запад, также противопоставленные друг другу. Отсюда — поклоны на «четыре сторонушки», четыре заговора, четыре страны света, четыре времени года и т. д. Четыре — второе сакральное, или священное, число. Складывая оба первых таких числа, мы получаем третье — семь, а умножая три на четыре, получаем четвёртое — двенадцать. Все эти четыре священных числа постоянно встречаются в сказаниях и легендах самых разных народов, в том числе славянских, русского.
Вот в такой довольно-таки сложной системе координат разыгрываются действия основного мифа индоевропейцев.
Змей хитёр и коварен. Но основная его функция в мифе — похищение-воровство. Существуют три главные линии: воровство коров и быков, похищение небесного огня, Солнца, и затор вод. Во всех случаях громовержец добивается победы: он освобождает угнанных коров с быками, возвращает Солнце на Небо и открывает путь водам, разрушая построенные вероломным врагом плотины. Опять две силы, противостоящие друг другу. Но если одна по-прежнему занимает место на небе, то вторая — это не обитатель земли и тем более не сама мать-земля, а владыка подземного мира, властитель преисподней. Смещение происходит и за счёт того, что громовержец иногда совершает свои подвиги в обличье, близком к человеческому, то есть почти на уровне так называемого культурного героя, не небожителя, но и не человека, а некоего существа, наделённого качествами того и другого, этакого бого-человека. И мотив смешения функций такого рода для нас очень важен.
Основной миф индоевропейцев реконструирован исследователями с поразительной верностью вплоть до восстановления первоначальной языковой формы на общеиндоевропейском уровне. Это очень короткие, но достаточно ясные фразы: «поражает чудище скалой» (варианты — камнем, каменным орудием); «высекает меж двумя камнями (между небом и скалой) огонь»; «ударяет чудище громовержец-бог скалы (камня)». В реконструированном тексте, переводы которого приведены, читается совершенно чётко и однозначно имя громовержца: Перунт — Перун. Перевода, как говорится, не требуется.
Сюжет мифа возник, по всей видимости, на самой ранней стадии общеиндоевропейского единства или же до возникновения такового. В последнем случае он принадлежал, наверное, тому племени, которое стало ядром общности и сумело в дальнейшем распространить сюжет среди влившихся в него племён и этносов. И поначалу он был достаточно прост и понятен человеку прошлого, далёкого прошлого, не обременённому ещё в массе развитой, гипертрофированной фантазией.
Проследим трансформацию изначального сюжета, прошедшего первичную обработку в «Ригведе», предельно простого, в сложное, сказочное повествование «Махабхараты».
Итак, «Ригведа», из гимна Индре:
Напомним, что «сома», или, как называли иранцы, «хаома», — это опьяняющий ритуальный напиток, выжимаемый из чего-то пока не слишком понятного исследователям. (Много было разных предположений, высказывали даже догадку, что «сома» — это сок мухомора. Но тут мы не будем вникать в тонкости изготовления наркотизирующего зелья, нам это в расследовании не поможет.) «Щедрый» — один из многочисленных эпитетов Индры-громовержца, выглядевшего в данном гимне вполне человекообразным существом. «Ваджра», как переводят, метательный снаряд-дубина, или же палица, каменный топор, а первоначально просто камень.
Всё совершается довольно-таки буднично, без красивостей. Гимну этому не одно тысячелетие — наверняка он был сочинён ещё до ухода индоариев с прародины. Но заметим, к слову, сочинён гимн, но не сам сюжет, имеющий более древние корни. Но далее! Переселенцы добираются до полуострова Индостан, точнее, до Северной Индии, оседают там, обустраиваются — промежуток примерно в две тысячи лет — и уже не сдерживают своей фантазии, дают волю ей. И в 98–99-й главах III книги «Махабхараты» мы читаем:
