подгруппы иного порядка. А перечисленные вбирают в себя множество иных понятий-богов и образов-богов, но тем не менее входят составными частями не в один лишь Суд и т. д., и так до не известного нам предела.
Но, разумеется, все наши рассуждения вовсе не отвергают необходимости иметь классификацию и упорядоченность. Мы считаем лишь, что упорядоченность в данном случае достаточно условна и она не должна превращаться в догму.
В древнеиндийской же мифологии бог Ваю, что означает «ветер, воздух», — доброе божество. Но тут другая крайность — он тысячеглаз. Пугаться такого «отличия» не следует. Видимо, нечто из местной почвы-мифологии, вливаясь в индоарийскую, принесённую мифологию, заставило полюбить такую вот многоглазость, многорукость и прочие многочленности и многогранности.
Напомним, что и Индра тысячеглаз, и Вритра и ещё уйма божеств и демонов наделены или подобными, или схожими свойствами.
Ваю помогает добрым людям, как Вайю — иранским воинам. Видно, так уж сложилось, что для древних переселенцев этот «ветер» приносил больше благ, чем разрушений и страданий. Тут не грех вспомнить и про несколько особенное положение Индии, и про её климат. Конечно, все эти природные условия не могли не отразиться в мифологии, не придать специфики божествам, первоначально имевшим несколько иной вид.
Но и у древних индийцев прослеживаются постоянные наложения и переходы с уровня на уровень. Так, одна из ипостасей Ваю — это бог ветра Вата, упоминающийся в «Ригведе» и других памятниках. Здесь нет необходимости в переводе, так как мы и сами видим: Вата — однокорневой теоним с Ветром. У Ваты в большей степени прослеживается наличие функций именно ветра как такового. Да и исходя из древности образа, мы можем судить, что Вата, по всей видимости, первичен. Он и «перворождённый», и «дитя вод и мира», и «дыхание богов». Он управляет колесницей, которая вечно носится между небом и землёй. Причём в его колеснице сидит верховное божество, а коней запрягает для колесницы сам Индра-герой.
И всё же где-то, на каком-то этапе наложились два не совсем сходных образа. И теперь их уже не разделишь, можно лишь искусственно расчленить, опускаясь к истокам. Но мы видим двойственность, нас уже не проведёшь: Вата — изначально в небе, с богами; Вая уже ниже, причём он, приближаясь к Вайю, вайюгам, Вею, Вию, прямиком спускается с небес в преисподнюю, становится слеп, зол, вредоносен. И стало быть, это уже не он, так же как и Вий не Вата.
Таким образом, получается, что мы забрались довольно-таки далеко, а к разгадке не приблизились. Остаётся вернуться к Балору и компании и попробовать прощупать иные пути.
Отсутствие чётких следов «беллеров» в Центральной Европе и лингвистические сходства в геонимах убеждают в том, что у кельтов или их соседей были довольно тесные связи как с античным миром, так и с праславянами ещё задолго до времени римско-галльских войн. Однако догадка эта не облегчает нашей задачи. Лишь в одном мы укрепляемся всё более — вначале был общий миф: борьба двух сверхъестественных, а может, и не таких уж сверхъестественных сил. Но потом, с веками и тысячелетиями, каждая из этих сил приобрела множественность, стала проявляться в самых разных и порою малосхожих ипостасях.
Где ещё мы можем встретить божества с корнем «бел, бол»? У индоевропейцев, на первый взгляд, таковых больше нет. Может быть, заглянуть южнее и восточнее — к семитам? Там на довольно-таки обширных пространствах царствует грозный бог бури, грома и молний Балу, он же Бел, он же Баал — в общесемитском значении «владыка, господин». Значение достаточно далёкое от «чудовища».
И было бы заманчиво предположить такой поворот истории, при котором две большие языковые семьи сталкиваются как соперники на определённом этапе в глубокой древности — и их верховные боги борются друг с другом, сходятся в решительной схватке. Причём вполне естественно, что «вражеский» бог проникает в мифологию индоевропейцев как олицетворение зла и соответственно уже одним этим обречён носить звание «чудовища» и «змея». Со временем этот «чужой бог-соперник» врастает в индоевропейские мифы и воспринимается хотя и противником покровителя-громовержца, но всё-таки своим божеством, которому тоже не мешает на всякий случай — а может, и в первую очередь — принести жертвы [8].
Лучше вспомним про племена богини Дану кельтских сказаний. Луг, победитель Балора, воевал на стороне этих племён. Но сам он, как признают кельты, — чужак, пришелец, новый бог. К тому же он по какому-то странному стечению обстоятельств — внук убиенного им Балора, которого родственником не признавал. Лугу долго приходилось притираться к племенам, доказывать свою лояльность, проходить разные испытания и показывать путём демонстрации различных полезных ремёсел свою необходимость, прежде чем его приняли за своего. Это всё интересно и наводит на размышления.
Но сейчас важнее для нас то, что в результате всех передряг племена Дану заняли подземный мир [9] и обосновались в нём. Странно? Нет. Ведь «дану» для индоевропейцев — это «вода, источник, поток», то есть влага, исходящая из подземного мира, из земли. Мы говорили уже о Днепре. Нет нужды останавливаться на значении названий Дон, Дунай, Днестр и других сходных — корень всё тот же.
И здесь нам придётся перенестись в Древнюю Индию, вспомнить о существовании там женского божества Дану, также связанного с подземным миром и подземными водами. Богиня эта имеет индоевропейское происхождение и попала в Индию вместе с переселенцами, за которыми последуем с некоторым опозданием и мы.
Дорогами переселенцев
Индейская глаголемая страна далече бо прилежит Егупта, велика бо сущи и многочеловечна…
Дану пришла в Индию задолго до начала формирования греческого этноса и даже протогреческого праэтноса. Поэтому мы не можем грешить на неё и её коллег по древнеиндийской и — шире — индоарийской мифологии, что они, дескать, или их атрибутика заимствованы из античного мира. Переселенцы-индоарии вышли в свой путь с прародины значительно раньше, чем таковой начал формироваться. Этим коротким вступлением мы хотим напомнить, что между протославянами и индоариями не было никаких прослоек — ни «греческих», ни «скифских», ни тем более «германских» или «романских».
Итак, переселенцы унесли с собою богиню Дану. Кто она? В этом образе мы сталкиваемся со множеством функциональных обязанностей. Но главная из них в том, что Дану — мать демонов. У кельтов Дану — прародительница богов. Теонимы обеих связаны с «водой», «потоком». Уже этого сопоставления достаточно, чтобы говорить о невозможности передачи славянам иранцами слова и понятия «дан-река», ибо тогда следует, по логике некоторых исследователей, распространить принцип «привнесения» от иранцев и на кельтов. А это маловероятно, особенно для Ирландии. Этот пример ложности некоторых заключений апологетов «академической» доктрины мы приводим по ходу дела.
Главное же для нас сейчас то, что Дану прежде всего является матерью демона Вритры [10], того самого противника бога-громовержца Индры, которого последний убил своей чудесной ваджрой — «палицей грома».
Палица Индры — и серебряная, и золотая, и алмазная в поздних обработках. А первоначально — каменная, а то и просто представляющая собой огромный камень-скалу. Незыблемость и глубина основного мифа, как единодушно убедились в том учёные всего мира, потрясающи!
Да и сам Вритра полностью отвечает всем нашим требованиям. Приглядитесь — чем не «беллерос- чудовище»? Он — «не-человек» и одновременно «не-бог», «растёт во тьме», «лежит в воде и сдерживает воды», он — лютый и хитрый зверь, олицетворение дикости, злобы и хаоса. И внешне он соответствует вполне облику чудовища — без ног, рук и предплечий, змееобразный, издаёт шипение, вредит всячески —
