дикой северной тайге, неожиданно повстречалась с роботом. Или, допустим, с роботом-андроидом. Бывает. По крайней мере, я про такое читал в толстых фантастических романах.
– С роботом-андроидом?
– Очень похоже на то. Ты, бросив бинокль, случайно угодила в нужную точку, расположенную на его лохматой голове. После этого крышечка отщёлкнулась и батарейка выпала из гнезда. Вернее, не батарейка, а какой-нибудь «биологический аккумулятор»…. Ага, кто-то бежит со стороны речного берега. Видишь?
– Подопригора – с ружьём наперевес – чешет, – обрадовалась Наталья. – Молодец, смелый. Передвигается короткими перебежками. Диагональ туда, диагональ сюда. Опытный вояка, как-никак…. Давай-ка, Рыжий, спускаться с дерева, пока наш проводник, находясь в охотничьей запарке, не начал палить во все стороны…
Они слезли с берёзы, задержались на полминуты возле неподвижного тела йети, вышли из леса, встретились с Сергеем и рассказали ему – в ярких красках – о происшествии. Пашка, естественно, продемонстрировал трофейную «батарейку».
– Офигительно-неожиданный поворот событий, – согласился Подопригора. – Есть, что называется, над чем поразмышлять…. Ладно, вашего таинственного робота-андроида мы осмотрим потом. Первым делом, надо переправить через Малую Мутную ребят, оставшихся на том берегу, и перенести в лес всю поклажу. Шагаем, братцы, к реке…
Отряд – в полном составе – собрался у корней гигантской берёзы только через полтора часа.
Аномальщики, ободряюще перемигиваясь, подошли к неподвижному буро-серому лохматому телу, постояли, переминаясь с ноги на ногу, рядом, помолчали.
– А, ведь, я не промазал, – известил Подопригора. – Одна пуля вошла в тело под левой лопаткой, вторая – в районе поясницы. Впрочем, стрелять в роботов, похоже, дело зряшное и бесполезное. А пахнет от данного снежного андроида…. Не знаю, честное слово, чем. Но приметный такой запах, запоминающийся…
– Что будет, если поместить «батарейку» на прежнее место? То есть, вставить её в прямоугольный вырез, расположенный на затылке йети, и захлопнуть крышечку? – заинтересовалась любопытная Птичка. – Как думаешь, Рыжий?
– Скорее всего, ничего хорошего, – криво улыбнулся Пашка. – Например, оживёт, вылезет из муравейника и начнёт кусаться. Опасный и безответственный эксперимент, короче говоря.
– Ну, и ладно. Не будем на этот раз, так и быть, экспериментировать….
– Переверните, пожалуйста, его на спину, – попросил глухим голосом Иван Палыч.
Назаров, Сергей и Женька Петров – общими усилиями – выполнили просьбу Профессора.
– Вот, это глазищи! – восхитилась непосредственная и мечтательная Валентина. – Очень красивые. Янтарные. Прямо-таки тигриные, только зрачок странный, двойной. Сейчас мы с Жекой всё это по-быстрому изобразим-зафиксируем в альбомах…. Эй, Палыч, что с вами? Лицо слегка перекосилось…. Плохо? Сердце прихватило?
– Всё нормально, девочка. Успокойся. Просто…м-м-м, вспомнилось всякое…
Глава десятая
Ретроспектива 004. Палыч, нежданный спаситель
Как заслуженный профессор Лазаренко стал фанатичным и упёртым уфологом? Почему увлёкся исследованиями аномальных природных зон и многочисленных странных явлений, сопутствующих этим зонам? Может, воздавая дань изменчивой моде на всякие экзотические хобби? Или же из желания прослыть в капризной студенческой среде неисправимым оригиналом и законченным романтиком? То есть, своим в доску рубахой-парнем?
Ничего подобного. Ни до лукавой моды, ни до дешёвых понтов Палычу не было абсолютно никакого дела. И, вообще, тягу к изучению всего необычного Иван Лазаренко почувствовал ещё в те стародавние времена, когда и само слово – «уфология» было ещё не придумано. Зато хорошо были известны такие многогранные и ёмкие слова-понятия, как – «развитой социализм», «классовое мировоззрение» и «комсомольско-молодёжные стройки».
Вторая половина шестидесятых годов двадцатого века – удивительное и славное Время. Уже, вроде, закончилась знаменитая «хрущёвская оттепель», но послевкусие, как говорится, осталось. Активно и целенаправленно осваивался ближний космос. Целина была поднята ещё не до конца. В суровой Сибири гремели – на весь Мир – легендарные комсомольские стройки. Романтики вокруг было, образно выражаясь, хоть отбавляй. Всё вокруг было пропитано ею. Мол: – «Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги…».
Да и советская геология находилась в самом расцвете – геологоразведочные партии активно работали по всей стране: на Чукотке и на Камчатке, на Алтае и в Казахстане, в Карелии и в Якутии, в Тюмени и на Ямале. Уже было открыто знаменитое Самотлорское нефтяное месторождения. Буровые вышки – неуклонно и поступательно – подбирались к Тюменскому…
Лазаренко окончил ЛГИ имени Г.В. Плеханова с «красным» дипломом и, естественно, получил приглашение – поступить в аспирантуру. Приглашение было, безусловно, заманчивым, но…. Романтика же сплошная вокруг! Как можно было её проигнорировать? Никак, ясен пень.
«Не готов я пока стать кабинетным учёным», – рассуждал про себя Иван. – «Почему? Потому, что одной теоретической подготовки мало. Пусть крепкой и насыщенной. Необходимо подкрепить её, родимую, серьёзным практическим опытом. Для чего? Хотя бы для того, чтобы видеть основные проблемы и перспективы советской геологической отрасли, что называется, изнутри. Фундаментальная наука – вещь замечательная, солидная и заманчивая. Кто бы спорил. Но почему бы ей не взаимодействовать – самым тесным и эффективным образом – с наукой прикладной?».
Порассуждал хорошенько, подумал, покумекал, да и распределился – вместо комфортной ленинградской аспирантуры – на суровый Кольский полуостров, в заполярный город Мончегорск, который был образован в 1935-1937-ом годах на берегах живописных озёр Имандра и Лумболка, рядом с крупным (относительно крупным), медно-никелевым месторождением, открытым академиком Ферсманом.
Вот, из-за знаменитого академика, если рассуждать в глобальном ключе, всё и произошло. Казалось бы, какое отношение Александр Евгеньевич Ферсман, умерший в славном 1945-ом, имеет к событиям, произошедшим в 1969-ом году? Нонсенс, однако. Имеет-имеет, причём, самое непосредственное. Впрочем, начнём по порядку…
Геологоразведочная партия, в которую был распределён молодой специалист Лазаренко, была приписана к Мончегорскому горно-металлургическому комбинату. То есть, занималась комплексной доразведкой упомянутого выше медно-никелевого месторождения: уточнением границ залежи рудного тела, поиском новых перспективных выходов руды на земную поверхность, проектированием различных горных выработок – штреков, штолен и локальных карьеров.
И всё бы ничего, но постепенно, в процессе обработки рабочих полевых материалов, стала проявляться печально-негативная картинка. Строгие расчёты чётко и однозначно говорили о том, что заслуженный академик Ферсман слегка ошибался в своих смелых прогнозах. То бишь, открытое им месторождение, конечно, являлось достаточно крупным, но, всё же, не настолько, чтобы строить-возводить при нём такой гигантский горно-металлургический комбинат.
– Намечается досадная нестыковка, – грустил Пётр Исаевич Ворон, главный инженер ГРП. – Не густо у нас с промышленными запасами руды. Откровенно не густо. Лет на десять-пятнадцать, без сомнений, хватит. А что дальше? Комбинат-то строили на века, с советским размахом. Дороги, электрические сети, прочая инфраструктура. Даже целый город – со школами и детскими садами – умудрились построить…. И что теперь? Всё было напрасно? Кто будет отвечать за бездарно истраченные народные финансы? Кто, я вас спрашиваю? Многострадальный Пушкин? Не, я понимаю, что жёсткие и кровавые сталинские Времена остались в Прошлом. Мол, расстреливать – целыми семьями – уже никого не будут. Но, честно говоря, не хотелось бы распрощаться с партбилетом. Неуютно как-то без него…. Так что, друг Ваня, посиди-ка ты в комбинатских геологических архивах, которые начали формироваться ещё при покойном Александре Евгеньевиче. Вдруг, и отыщется чего интересного?
Молодой специалист по-честному, за три недели, полностью перелопатил архивы и нашёл-таки интересную бумаженцию – рабочий отчёт геологического отряда, возглавляемого инженером Синицыным,
