– Совершенно неправдоподобные выводы, – миссис Пэйшенс все никак не могла успокоиться. – Вот к каким последствиям может привести необдуманный акт милосердия! Она взяла эту девочку в пансион по доброте душевной, уговорила прежнюю директрису позволить мисс Эйвери расти и учиться вместе с девочками из приличных семей, и вот к чему это привело! Я не удивлюсь, если выяснится, что твоя дорогая Хелен сама и выдумала эту сплетню, чтоб иметь возможность влиять на других учителей!
– Но кто же на самом деле ее родители? – Эмили чувствовала себя гадко, уподобляясь миссис Вильерс и своей тетушке в этом нездоровом любопытстве, но не могла остановиться.
– Я не должна говорить с тобой о таких вещах, – спохватилась миссис Пэйшенс. – Но ради того, чтобы защитить свою дорогую подругу, я скажу тебе правду. Мисс Эйвери – и в самом деле дочь вашей экономки. Мисс Олдридж сумела уговорить миссис Аллингем позаботиться о девочке, взамен она обещала преданно трудиться в пансионе и до сих пор сдерживает свое обещание. Хелен не должна была узнать, кто ее мать, но мисс Олдридж могла тайком присматривать за ней. Жаль, что правда открылась таким неожиданным образом. Конечно, с интриганкой, в какую превратилась девочка, ничего бы не случилось, из-за обычного обморока еще никто не умирал, и мисс Олдридж напрасно выдала себя. Как будто мало дерзкого побега мисс Рикман, чтобы испортить репутацию пансиона, так теперь еще эта отвратительная история! И все из- за какой-то разрезанной подушечки! Найтам это не понравится…
В последнем Эмили не сомневалась. Что касается остального, она подумала, что ей следовало бы расспросить тетушку раньше. Знай Хелен, кто на самом деле является ее матерью, возможно, она вела бы себя более осмотрительно и не злоупотребляла особенным отношением миссис Аллингем. Вот только смогла бы Эмили рассказать Хелен о том, что ее мать – всего лишь экономка? На этот вопрос Эмили не могла ответить однозначно.
Тетка наконец оставила ее в покое, напоследок рекомендовав прилагать все возможные усилия, чтобы рассеять слухи о существовании незаконнорожденной дочери миссис Аллингем, и Эмили направилась в отведенную ей комнатку одеться потеплее для предстоящей прогулки.
22
Миссис Пэйшенс не выразила неодобрения тем, что ее племянница собирается провести время в обществе молодого джентльмена, на чьей репутации лежало пятно неудачного ухаживания за другой леди. Как поняла Эмили из намеков тетушки, миссис Барнс, регулярно получавшая от миссис Пэйшенс отчеты о брайтонских новостях, сочла прегрешения мистера Мэйленда недостаточно серьезными для того, чтобы запретить дочери поддерживать знакомство с ним. Напротив, миссис Барнс усмотрела в возобновлении старых связей двух семей едва ли не перст провидения и находила вполне возможным и брак между Эмили и мистером Мэйлендом.
Разумется, всего этого тетушка Фанни не говорила, но по отдельным ее высказываниям Эмили трактовала чаяния своей матери именно таким образом.
«Мистер Мэйленд – приятный собеседник, но вовсе не так умен и обходителен, как мистер Рикман, – думала Эмили, стоя в холле в плаще и шляпке в ожидании, пока Мэйленд и его друзья зайдут за ней. – И как же тяжко сознавать, что моя маменька столь невысоко ценит мои достоинства! Уверена, не случись с ним этой истории, она бы и не думала, что он может обратить на меня внимание! А теперь, когда он стал неугоден для этих напыщенных дам и их жеманных дочерей, я вполне могу рассчитывать стать объектом его матримониальных планов!»
Если бы мистер Мэйленд не был хоть сколько-нибудь приятен Эмили, она немедленно прекратила бы всякое общение с ним, лишь бы не поступать сообразно воле матери. Но этот джентльмен казался мисс Барнс милым и забавным и не заслуживал дурного отношения.
Мэйленд появился ровно в назначенный час, и Эмили поспешила на улицу, пока ее тетушка не выразила намерения побеседовать с молодыми людьми.
Общество показалось Эмили весьма приятным, ведь среди пятерых ее спутников не было ни ее учениц, ни преподавателей или попечителей пансиона, и она не обязана была напускать на себя серьезность и вести себя, как подобает скромной учительнице. После бала в Роттингдине, сперва доставившего ей удовольствие, а затем немало огорчений и душевных терзаний, Эмили впервые чувствовала себя так свободно.
Мистер Мэйленд сошелся с двумя джентльменами уже здесь, в Брайтоне, и они не были настолько хорошо осведомлены о подробностях его романа, чтобы подшучивать над ним. Обе девушки происходили из приличных, но не особенно состоятельных семейств и не считали Эмили выскочкой, без всякого на то права вторгшейся в их компанию.
Дождь прекратился, а от холода Эмили спасала теплая пелерина, так что она с удовольствием оперлась на руку Мэйленда и позволила без всякой определенной цели водить себя по улицам до тех пор, пока две другие девушки не стали жаловаться на сырость и холод.
В чайной миссис Пинч нашлись свободные места для шестерых, и Эмили была рада выпить горячего чая и съесть пирожное.
– Жаль, что вам придется возвращаться в это мрачное здание. Соседство кладбища, должно быть, действует вам на нервы, – с сочувствием сказала одна из девушек, всего лишь в прошлом году окончившая пансион Святой Маргарет.
Эмили подумала, прежде чем ответить.
– Когда я только приехала в Роттингдин, меня поразило, что при пансионе нет сада, где девочки могли бы гулять и играть в подвижные игры. Но теперь я, пожалуй, привыкла, что большинство классов выходит окнами на кладбище. Надеюсь, в скором времени попечительский совет примет решение о покупке пустующего дома неподалеку, и у нас появится более подходящее место для прогулок.
– А я сожалею о том, что ваш пансион не располагается в самом Брайтоне, – негромко заметил мистер Мэйленд.
– Полагаю, место выбрано не случайно, в Роттингдине у девочек не так много соблазнов для отвлечения от уроков, толпы праздной публики не прохаживаются под их окнами, шум экипажей не мешает слушать учителя, – возразила Эмили, предпочитая не задаваться вопросом о подлинной причине этих сожалений.
– Вы правы, и все же… – Мэйленд, кажется, был искренне огорчен. – Отец уехал погостить у друзей на севере, а моя мать на будущей неделе собирается вернуться в Лондон, и моя сестра так явно мечтает от меня отделаться, что, боюсь, мне придется уехать.
Эмили вспомнила, как тетка говорила ей, что Мэйленды пробудут в гостях у мистера и миссис Кронбери лишь до Рождества, и поняла, что с отъездом Роджера Мэйленда лишится возможности провести еще один такой легкий, беззаботный день в приятной компании.
Друзья мистера Мэйленда пригласили его погостить у них поочередно не меньше месяца, тем более что на февраль было назначено венчание одного из них. Мэйленд явно воспрянул духом, но тут же сообщил, что ему все же придется сопроводить свою мать в столицу, а позже он может вернуться.
Такой план удовлетворил всех, и в следующие полчаса все говорили о приближающейся весне, когда Брайтон засияет чисто отмытыми стеклами, а улицы станут подобны пестрым букетам из-за нарядных платьев дам.
Эмили высказывалась реже других, весенние развлечения могли затронуть ее лишь в той степени, в какой они будут носить благотворительный характер. У миссис Аллингем, возможно, и вовсе пропадет желание вывозить девочек на балы и ярмарки, из опасения вновь посеять среди учениц зависть и раздоры.
И все же время пролетело незаметно, и карета миссис Кронбери подъехала к чайной в заранее обговоренное время.
– Если мы уже не увидимся до моего отъезда, я хочу пожелать вам меньше печалиться о чужих бедах, мисс Барнс, – мистер Мэйленд поцеловал Эмили руку и подсадил в экипаж. – Надеюсь, весной мы снова встретимся, и встреча эта будет приятной для вас так же, как и для меня.
Молодая леди невольно покраснела, ей некстати вспомнилась девушка, за которой ухаживал некогда
