разноцветные клоуны смешно дают друг другу подножки и обливаются сметаной.
Возле «конторы» только и слышалось ее «хи-хи» да «ха-ха».
Оказывается, Зина-Зинуля убегала не один раз, а два раза — первично и вторично.
Так и в телеграмме было написано: «Вторично ушла к вам Зиночка Алушкина». Только они тогда внимания на это не обратили.
Зина-Зинуля убежала первично, но отец догнал ее и привел домой, а вторично он ее уже не догнал. Зинуля перехитрила Алушкина и пошла вторично не по дороге, а напрямик, через болота и тайгу.
Но все равно это хорошо, что Лука и Георгий Лукич отправились на розыски. Вторично Зинуля заблудилась и пошла не к вагонам, а совсем туда, куда не надо, — к Трем Монахам.
Глебу очень хотелось узнать, как там сейчас у них в лесном поселке, — пересохла Зеленуха или все еще стоит в бархатных, заросших тальником берегах; починили ли крышу на избе и что делает глупый Колька Пухов.
Но Зинуля так ничего толком и не сообщила.
— Кольку? Конечно, видела, — сказала она. — Он сейчас знаешь какой стал...
Но какой стал Колька, Зинуля не сказала. Скорее всего, она вообще не видела Пухова и говорила просто так...
Десятиклассники позавтракали, забрали пилы и топоры и отправились на просеку.
«Хи-хи! Ха-ха!» — летел издали задорный, беспрестанный смех Зинули.
Теперь, когда появилась Зинуля, дела у лесорубов наверняка пойдут лучше. Уже два дня подряд они выполняли норму на девяносто пять процентов. Если бы Димка Кучеров не ленился, у них давно было бы все в порядке. Но Димка работал через пень колоду. То мошка искусает Лорда и он бежит спасаться в реку, то мышцу себе какую-то придумал...
После завтрака Димка остался возле «конторы». Он что-то горячо и убежденно доказывал Георгию Лукичу, задирал рубашку и показывал свой круглый, коричневый живот.
Георгий Лукич выслушал Димкину болтовню, а потом махнул рукой, как будто бы хотел сказать: «А, шут с тобой!» — и повел Лорда на конюшню к Федосею Матвеевичу.
Через некоторое время Глеб заглянул туда и узнал, в чем было дело.
Георгий Лукич внял просьбам Димки о легкой работе и назначил его на конюшню ездовым.
Бывший ездовой, он же плотник, он же печник и повар, Федосей Матвеевич терпеливо и взыскательно обучал Димку новому ремеслу. Он разъяснял Лорду, что такое гужи и постромки, показывал, как надевать и засупонивать хомут, и тут же требовал все повторить и показать на практике.
Из всей этой сложной и тонкой конской науки Димка как следует усвоил только одно незыблемое правило: если потянуть за левую вожжу, лошадь повернет влево, а если потянуть за правую, она должна повернуть вправо.
Первый рейс, как это ни странно, Димка совершил успешно.
Он съездил к переправе и привез оттуда полную телегу продуктов, ящик с гвоздями и еще много всякого добра.
Федосей Матвеевич принял груз, обошел вокруг лошадей, по-хозяйски сунул ладонь под хомут. Все было в порядке — лошадей Димка попусту не гнал. Ладонь была сухая, теплая и только чуть-чуть пахла потом.
Получив новые распоряжения, Димка уверенно, как к себе в избу, полез на телегу.
Дорога лежала вдоль берега реки. Лошади шли неторопливым, размеренным шагом и не требовали никакого руководства. Щелкнет Димка кнутом, лошади потрусят для приличия мелкой, незавидной рысцой и снова переходят на шаг.
Припекало солнце. В траве монотонно, будто бы кто-то водил ножом по бруску, чивикали кузнечики — чиви-чиви...
Димке зверски хотелось спать. Он было уже задремал на своем высоком насесте, но телега наехала на камень и Димка едва не угодил под колесо.
И тут Димка решил, что сидеть на козлах необязательно и можно, пожалуй, лечь в деревянный короб и немножко поспать. Дорога прямая, лошади смирные и задней скорости у них, как известно, нет.
Так Димка и поступил. Лег в короб, подложил под голову свой клетчатый, потерявший прежний вид пиджак и уснул.
Лошади долго и безропотно везли спящего Димку.
Но вот они остановились, прислушались. Должно быть, им показалось странным, что сзади на них не покрикивали и не пощелкивали, как это было раньше, кнутом.
Постояли немного, подумали, а потом свернули с дороги и начали ощипывать листья с куста черемухи и есть их вместе с маленькими, черными, как угольки, ягодами.
Оттого, что листья были горькие, а может быть, оттого, что было жарко, лошади захотели пить.
Но, видно, мало им было той воды, что у берега. Они пили, отфыркивались и продолжали заходить все глубже и глубже. Вначале вода только-только закрывала толстые узловатые колени, потом стала подкатываться под брюхо, заламывать в сторону хвосты.
Лошади поняли, что ушли слишком далеко, и круто повернули к берегу. Заскрежетали по каменистому дну колеса, телега накренилась и шлепнулась вместе с Димкой в воду.
Но уж такой везучий был этот человек.
Димка не утонул и даже не ушибся, когда телега полетела вверх тормашками.
Через несколько минут, наглотавшись воды, насмерть перепуганный, он уже стоял на берегу и дико кричал:
— Ава-ва-ва-ва! Ува-ва-ва-ва!
К счастью Димки, неподалеку бродили по тайге Глеб и Варя.
Глеб и Варя собирали букет для матери, которая приезжала сегодня из больницы. Они услышали вопли и завывания Димки и помчались к нему на выручку.
Страшная картина предстала их взору.
Метрах в пяти от берега бесновались, пытаясь вырваться из ременных силков, лошади. Они колотили копытами по воде, вставали на дыбы. Далеко по тайге разносилось их тревожное ржание.
Течение все дальше увлекало телегу. Вода уже перекатывалась волнами вдоль широких раздвоенных крупов. Вокруг плавали клочки сена и мелкая щепа. На быстрине, распластав рукава, мчался в неизвестные дали серый пижонский пиджак Димки Кучерова...
Димка был на месте происшествия. Не заботясь о том, что лошади могут в любую минуту лягнуть копытами, Димка нырял возле затонувшей телеги и старался отцепить от барок размокшие постромки.
Но вот Димка увидел Глеба и отчаянно замахал ему рукой.
Недолго думая Глеб сбросил рубашку, вынул из кармана острый, как бритва, нож из старой ножовки и кинулся в реку. Нырнул, на ощупь нашел толстый, туго натянутый ремень и полоснул ножом...
Лошадь, чувствуя подмогу, подалась всей своей тяжелой, напружинившейся тушей вперед, а потом вытянулась струной и рывками помчалась на берег.
Совсем иначе получилось с другой лошадью...
Это было вообще очень странное и, как казалось Глебу, загадочное животное. Губы у лошади были розовые, с белыми, торчащими в разные стороны усами, а глаза голубые и какие-то очень ехидные и коварные. Крикнешь ей: «Тпру!» — идет, крикнешь: «Но!» — останавливается. Законной клички у этого существа не было. Даже Федосей Матвеевич, человек добрый и отзывчивый, назвал эту лошадь «драндулетом персонального выпуска».
Глеб перерезал постромки, но Драндулет, вместо того чтобы идти на берег, шарахнулся в сторону и тут же угодил в глубокую яму.
Мгновение — и вода сомкнулась у него над головой. Наверху забулькал, заклокотал беспомощный фонтанчик.
— Вы чего так стоите? — кричала с берега Варя. — Вы так не стойте. Вы спасайте!
Но все, видимо, было уже кончено. Только крохотные, изредка вспыхивавшие на поверхности пузырьки указывали место, где затонул голубоглазый Драндулет.
И вдруг вода вновь заволновалась, запенилась и, будто пробку, вышвырнула Драндулета из глубин.
