Хозяин вытер руки о фартук.
– Не в обиду будь сказано, господин студент, – сказал он, – однако какой монетой вы думаете платить?
– У меня есть имперская крона, которую дал мне отец, – шепотом сказал Бурину Альдо. – Если она сгодится…
– Это вызовет недоумение, – ответил Бурин так же тихо, – потому что никому не знакомы ни имя, ни надпись на ней. – Потом он громко сказал: – Золотом! – Он вытянул из кошелька тяжелую золотую монету, которая покатилась по столу. – Золотом из рудников Инзилагуна. Это не эльфийское золото, – добавил он, бросив взгляд на Гилфаласа и Итуриэль, – которое при свете дня превращается во всякую дрянь. Это настоящее красное золото гномов!
Хозяин взял монету. Надкусив, он проверил ее, и на его лице появилась улыбка, хотя выражение маленьких поросячьих глазок оставалось настороженным.
– Пиво для всех.
Бокалы с пенящимся пивом были поставлены на вытертый до блеска стол. Бурин пододвинул их Друзьям. Итуриэль недоверчиво поглядела на него, когда он поставил напиток перед ней:
– Это и есть пиво?
– Пиво. Цервизия. Ячменный сок. Благородная влага. Называйте как хотите. Скажите-ка, вы что же, никогда не пили пива?
– Нет. – Она улыбнулась. – Но могу попробовать.
– Я тоже не пил, – сказал Гилфалас, а когда Бурин изумленно взглянул на него, добавил: – Но могу вспомнить, каково оно на вкус.
– Тогда освежим воспоминания. За удачу! Ad Salamandrum ex![18]
Альдо попробовал напиток.
– Недурно! – констатировал он. – Не так хорошо, как в «Золотом плуге», но пить можно.
Гилфалас сделал большой глоток. Итуриэль осторожно пригубила, изменилась в лице и сделала еще глоток.
– Уже лучше, – удивленно сказала она.
– Второй глоток всегда лучше первого, – пояснил Бурин. – А что ты скажешь об этом, друг больг?
– Хорошо, – ответил Горбац и со стуком поставил на стол пустой кубок. – Еще.
Он опустошил и второй бокал залпом.
– Браво! – прогремел Бурин. – Пьешь как настоящий сапожник. Но перед тем, как мы перейдем к ускоренным темпам питья, следует спеть. – И громким звучным голосом он затянул:
Хозяин поспешил к столу. Его физиономия была озабоченной, даже испуганной.
– Не так громко, господа… э-э… и дама. – (Итуриэль улыбнулась ему.) – Нас могут услышать, а сейчас комендантский час. И если стражники что-нибудь заметят, у меня отнимут лицензию, а то и что-нибудь похуже.
Но Бурина было уже не удержать.
А теперь все вместе, – скомандовал он.
– Bibite, bibite, collegiales, Bibitur optime inter aequales!
– Боюсь, он умолкнет лишь в том случае, если ему дадут выпить еще, – объяснил хозяину Гилфалас. Хозяин воздел руки и поспешил снова нацедить пива. Между тем Бурин, не останавливаясь, пел дальше:
Осел улегся спать. Альдо прилег возле него и положил голову на теплый бок животного. Он не мог разделить общее веселье: среди спутников должен был остаться, по крайней мере, хотя бы один сохранивший ясную голову.
Снаружи непрерывно лил дождь. Шум дождя убаюкивал Альдо, пока его глаза в конце концов не закрылись.
Внезапно он в испуге встрепенулся. Было еще темно. Он лежал на твердом каменном полу; было холодно и сыро. Вода просочилась под дверь, и в сенях натекла лужа. Сначала Альдо решил, что его разбудил холод, но потом обратил внимание на другую перемену: дождь прекратился.
Полусонный, он поднялся и побрел в зал пивной. Остальные еще сидели за столом. Горбац, прислонившись спиной к стене, громко храпел. По виду Гилфаласа нельзя было сказать, спит он или нет. Бурин уставился в свой бокал. Итуриэль пыталась сконцентрировать взгляд на кончике своего носа, при этом глаза ее забавно косили.
