– Говори правду, а не то продырявлю тебя насквозь!
Дядя Полковник, который было сорвался с места вслед за ней, так и застыл на бегу, возопив:
– Осторожней, ханум, ружье заряжено!
– А вы стойте на месте, не то и вас пристрелю!
– Ханум, клянусь сыном: заряжено, ружье! Нынче вечером сам его заряжал – для пробы. А тут гости пришли, я и забыл вынуть патрон…
Но ни увещевания прочих родственников, ни повелительные указания дядюшки Наполеона не имели успеха: разгневанная супруга с трясущимися губами, вся бледная в ответ взревела:
– Заткнитесь вы все! Пусть этот павиан говорит.
В голосе у нее слышалась такая ярость, что никто не осмелился двинуться. Гамар было привстала, но Шамсали-мирза силой удержал ее. Дустали-хан, дрожа всем телом, отрывисто, будто из могилы, выговорил:
– Святым Кораном… душой отца клянусь! Вы мне только разрешите… я все скажу…
– Отвечай, убью! – рычала Азиз ос-Салтане. – Зачем ты велел Гамар свалить все на Аллахварди?
– Не… м – мне… я… я видел, что она… что она не знает имени того человека… забыла она! Я думал, по крайней мере… по крайней мере, позора меньше, ну, раз она сама про Аллахварди…
В это время Гамар залилась смехом:
– Ну и врун же этот папа Дустали! Будто не вы говорили: если не скажешь, что Аллахварди отец ребенка, я твоего младенчика убью?
– Заткнись!.. – завопил Дустали-хан. – Поверьте… Ага, скажите вы хоть словечко! Да не стану я со своей же падчерицей… Разве можно это?
И тут, прежде чем кто-нибудь успел вмешаться, Дустали-хан, словно молодой козел, прыгнул к дверям залы и бросился бежать. Азиз ос-Салтане с такой же резвостью выскочила следом. Все присутствовавшие после минутного замешательства кинулись за ними, крича:
– Азиз-ханум!.. Одумайтесь!.. Уж коли пуля вылетит… Ружье-то…
Супруги далеко опередили нас. На всех парах мы спешили за ними, как вдруг по саду раскатился грохот выстрела, а вслед за ним донесся душераздирающий вопль Дустали-хана:
– А-а-а, уби-и-ила!..
Мы подбежали к ореховому дереву, но впотьмах не могли ничего толком разглядеть. В это время подоспел Маш-Касем с фонарем. При его слабом свете нам открылось странное зрелище: Дустали-хан ничком лежал на земле, на брюках у него – как раз на том месте, каким сидят, – пятнами проступала кровь, а Азиз ос-Салтане с видом человека, только что очнувшегося от сна, стояла у него в головах, держа в руке ружье.
Все растерялись. Отец первым нагнулся и приподнял голову Дустали-хана. Голова снова бессильно упала землю.
– Надо что-то делать. Маш-Касем, сбегай за доктором Насером оль-Хокама!
Сквозь общий шум и галдеж, поднятый родственниками, вдруг прорвался громкий смех Гамар, которая спрашивала:
– Маменька, ты убила папу Дустали? Вот хорошо. А то, помнишь, он все говорил, пойдем, мол, к доктору, он у тебя ребеночка вынет!
Дядя Полковник взял ружье из рук Азиз ос-Салтане и сказал:
– Надо поскорее отвезти его в больницу.
– Ну, ублюдок этот один – единственный раз в Сан-Франциско съездил, так теперь до конца жизни будет на брюхе спать… Можно и отвезти, мы не дикари, конечно! Но ведь ему уж больше этим местом не сидеть, – • усмехнулся Асадолла-мирза.
Но Шамсали-мирза, нахмурившись, одернул его:
– Я попрошу, Асадолла! Сейчас не время шутить.
– Моменто, моменто, а вы думаете это всерьез? Такой дробью куропатку-то и ту с трудом убьешь, что от нее сделается толстой заднице нашего осла Дустали? Просто он из страха перед Азиз-ханум притворяется.
– Чем судить да рядить, подумали бы об этом бедняге! По-моему, доктор Насер оль-Хокама тут не поможет, надо в больницу везти, – повторил дядя Полковник. В это время вернулся Маш-Касем:
– Господин доктор говорят, чтобы мы доставили больного к нему.
Отец тоже считал, что раненого надо везти в больницу, но дядюшка Наполеон повелительным тоном произнес:
– Я полагаю, отправки в больницу лучше избежать.
Мнение дядюшки Наполеона, естественно, сочли руководством к действию, и неподвижное тело Дустали-хана было доставлено (на спине Маш-Касема) на излечение к доктору Насеру оль-Хокама.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
У калитки уже толпились соседи. Шамсали-мирза вышел к ним и попросил разойтись, но, прежде чем мы захлопнули за собой двери докторского дома, сардар Махарат-хан все-таки прорвался туда.
Я бросил взгляд ни дядюшку: побледнев, он округлившимися глазами уставился на индийца, и легко
