Речь и мышление ребенка

шутник.

Нам остается сделать еще два замечания. Первое касается различения словесной и конкретной плоскости. Трудности, которые мы только что описали, не зависят от языка и наблюдаются в повседневной жизни. Поэтому можно допустить, что они исчезают раньше, чем словесные трудности; мы увидим в ближайшей главе, что с 7—8-летнего возраста, точнее говоря, со времени уменьшения примитивного эгоцентризма, некоторая часть детей умеет сказать, сколько братьев и сестер имеют их собственные братья и сестры (этот тест удается в 10 лет). Ошибки, которые еще остаются после этого возраста, являются результатом запоздалого повторения (décalage) этих трудностей в новой плоскости, а именно: в плоскости действительности, воображаемой словесно. Поэтому-то тест Бине и Симона о трех братьях удается лишь в 11 лет, то есть в возрасте формальной мысли. Если бы этот тест разыгрывать, вместо того чтобы передавать его устно, если бы представить конкретно действующих лиц, то дети не сделали бы никакой ошибки. Но они запутываются, когда им передают этот тест устно. Откуда появляется это запоздалое повторение трудностей плоскости действия в плоскости вербальной? Иначе говоря, почему факт словесного выражения отношения заставляет вновь появиться трудности, уже побежденные в плоскости действия? Как нам кажется, дело здесь не только в трудности представить или вообразить себе наглядно ситуации, которые позволяют воспринять действия такими, как они есть; здесь нечто большее: именно трудность осознания. Чтобы ребенок дошел до различения словесных выражений языка взрослого, которые ясно характеризуют принадлежность («Нас три брата») и отношение («Я имею двух братьев»), нужно, в самом деле, нечто большее, чем простое усвоение различных точек зрения: следует отчетливо осознать различие, может быть, и принимаемое в расчет при действии, однако все-таки оставшееся незаметным. Вот почему речь так важна: она указывает на осознание. Поэтому-то и нужно весьма тщательно изучать вербальные формы ребенка. Сами по себе они ничего не значат, и надо остерегаться принимать их буквально. Когда, например, мальчик 10 лет говорит нам: «Вы не брат» или девочка 4 лет: «Я — моя собственная сестра», то не нужно искать в этих словах чего-то большего, чем случай смешения, но эти формы значимы своим колеблющимся употреблением. Если их принимать в их отрицательном значении, а не в их положительном содержании, то они свидетельствуют о логических трудностях; они показывают, что ребенок не осознал разницы, которая существует между операциями, которые он, может быть, легко различает в плане действия.

Вот почему, даже если трудности, относящиеся к непосредственным суждениям, таким, как «Я имею X братьев» и «Мой брат Поль имеет X братьев», начинали исчезать к 7—8 годам и исчезали к 10, то эти самые трудности могут вновь появиться в вербальной плоскости и препятствовать тесту Бине и Симона о трех братьях до 11-летнего возраста, то есть возраста формальной и дискурсивной мысли.

С этой точки зрения — и в этом состоит наше второе замечание — представляется интересным определить, как ребенок употребляет такие выражения, как «иметь» («Я имею двух братьев»), или «мой» («мои братья»), или «de» («le frère de...»), каковые формы означают в языке взрослого определенное отношение и поэтому должны иметь особый смысл у ребенка.

Легко заметить, что наши исследования подтверждают результаты, ранее полученные одним из нас[88]: ребенок смешивает еще три смысла, обозначаемые предлогом «de», — притяжательный, атрибутивный и разделительный.

Когда у ребенка от 7 до 9 лет спрашивают, что значит выражение: «Часть моего букета желтая» или «Некоторые из моих цветов желтые», ребенок, зная, что часть есть дробь (он даже говорит «половина»), отвечает обыкновенно, что весь букет желтый и что он состоит только из одной части — желтой. «Часть, которая есть вместе с букетом» — это иногда встречающееся детское высказывание выражает как раз ту особенность, что букет и часть суть одно и то же (ибо часть понимается просто как неполный предмет или отделенный от своего целого).

При анализе этих явлений обнаруживается, что три смысла слова «de» еще смешиваются, то есть 1) смысл разделительный («la moitié du gateau» — «половина пирога»), 2) смысл притяжательный («le chapeau de l'homme» — «шляпа мужчины») и 3) смысл атрибутивный («la nature de Dieu» — «природа Бога»). Ребенок понимает, таким образом, «некоторые из моих цветов» так, как если бы я сказал: «la forme du Bouquet» (форма букета), ибо форма принадлежит букету, хотя и неотделима от него. Мы назвали это детское недифференцированное отношение отношением собственности (relation de propriéte).

И это явление, относящееся к предлогу «de», можно узнать по употреблению отношения, выраженного глаголом «иметь». И, правда, оба отношения, означаемые «de» и «иметь», эквивалентны в языке. Говорят: «la nature de l'homme» (природа человека) или «l'homme a une nature...» (человек имеет природу...) и т. д.. Глагол «иметь» обозначает также то отношение притяжательное («я имею шляпу»), то отношение атрибутивное («эта линия имеет 3 метра в длину»), то отношение разделительное («этот пирог имеет шесть кусков»), или обозначает отношение между частями одного целого («я имею трех коллег», «я имею брата» и т. д.). Действительно, ребенок говорит: «Я имею трех братьев», желая сказать: «Нас три брата» или «Я — моя сестра», смешивая таким образом отношение притяжательное и отношение атрибутивное (понимаемое в широком смысле). Когда он говорит: «Я имею двух братьев», но отказывает каждому из своих братьев в возможности иметь больше одного брата, то это отношение есть почти обладание (когда, например, говорят: «Я имею отца, но сам я не отец»), а не отношение между частями целого.

Глава III ПРОГРЕССИРУЮЩАЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ ПОНЯТИЙ

«Итак, позволь, — добавил Сократ, — расспросить тебя несколько подробней, чтобы лучше дать тебе понять, чего я хочу. Если бы я тебе сказал: «Послушай, брат, поскольку он брат, то есть ли он или не есть чей-нибудь брат?» — «Он чей-нибудь брат, — ответил Агатон». — «Не есть ли он брат брата или сестры?» — «Несомненно».

Платон. «Пир»

Предшествующая глава дала нам возможность убедиться в большом значении логики отношений, ибо такое простое отношение, как обозначаемое словом «брат», создает еще непреодолимые трудности для ребенка от 9 до 10 лет. Далее мы снова увидим, что детский реализм, то есть как раз неспособность понимать относительность понятий, является одним из главнейших препятствий к развитию детского рассуждения. Такой реализм мешает ребенку подняться путем постепенных дедукций выше непосредственной действительности, которая для примитивного ума состоит из ряда не связанных друг с другом частных случаев. Прежде чем перейти к изучению этих последствий реализма, нужно, видимо, снова рассмотреть факты, полученные не путем искусственных тестов, а наблюдением над непосредственным опытом ребенка. Для этого мы сначала попытаемся проверить гипотезы, высказанные по поводу теста о трех братьях, опрашивая детей от 4 до 12 лет об их собственных братьях и сестрах. Мы изучим на тех же самых детях эволюцию понятий о правом и левом, что очень интересно в аспекте логики отношений, потом, во второй части этой главы, мы исследуем определения понятий семьи и страны.

I. Некоторые тесты, выявляющие логику отношений[89]