ярких красок.
— О, да! Мистер Питер Стайн умеет оперировать словами, не так ли? Я уже слышал его как-то раз и прежде. Неглупый человек… ничего не скажешь, однако… какой-то пугливый, тебе не кажется? Я имею в виду, неустроенный. Такие люди, как он, препятствуют выделению желудочного сока за обедом.
Льюис Геллер скорчил гримасу отвращения. Все, что могло нарушить жирную, маслянистую прогрессию его знаменитых ланчей в «Четырех Сезонах», должно было представляться ему опасным.
— Я встретилась с ним, когда он подписывал книги, еще до выступления. И нашла его приятным, — сказала Криста, тщательно стараясь скрыть свой энтузиазм.
— Боже милостивый! «Приятным»?! Я уверен, что Питера Стайна так еще никто не называл. Приятный! Боже, Криста! Только ты можешь пребывать в подобном заблуждении!
— Ты это о чем? — Криста одарила собеседника одной из своих особенных улыбок.
— Ну, он хитрый, не так ли? Сложный человек. Всем это известно. Живет только своей работой и все такое прочее. Видишь ли, страдает ради своего искусства. Очень честолюбив. Не слишком богатое чувство юмора. Я как-то сидел рядом с ним на одном обеде и что-то сболтнул по поводу одной из его книг… совершенно безобидное, ничего грубого… так он повернулся ко мне и изрек: «Знаете ли, что сказал Марсель Душамп? Он сказал: „Те из вас, кто не может видеть, сэкономьте мысль для тех из нас, кто может“». Именно так и сказал — чертовски грубо и раздраженно, как мне показалось. И все-таки я бы не возражал, если бы он числился в моем списке. Те болваны, которые издают его, не заметят и не оценят даже супербоевика, если он сядет им на нос. Я мог бы удвоить его тиражи. Только он не дает мне этой возможности… помпезный мужлан.
— А мне, пожалуй, нравятся люди, одержимые манией, — заметила Криста.
— Тогда я должен тебе нравиться. Я одержим тобой. — Геллер непринужденно рассмеялся.
— Конечно же ты мне нравишься, Льюис. Ты всем нравишься. Я уверена, что даже мистеру Стайну. — Она не могла удержаться, чтобы не произнести его имя.
— Ну, я умираю от голода. Пошли поищем что-нибудь интересненькое! — Льюис Геллер с подозрением поглядел на маячившего официанта непонятного пола. Он непрочь был бы выпить что- нибудь, однако неприязнь одного экстраверта к другому оказалась настолько сильной, что привела его к ближайшему киоску с кушаньями.
Тут царствовали моллюски. Огромные, клубящиеся паром кастрюли с густой багамской похлебкой из моллюсков, шипящее жареное мясо моллюсков, лежащее на дольках местных лимонов, отбивные из устриц с соусом «чили», салаты с устрицами в половинках авокадо, горы устриц «севиш» на коврах из салата- латтука, огурцов, люцерны, брюссельской капусты и бермуского лука.
— Боже мой, я сейчас сам превращусь в устрицу, — засмеялся Льюис. — Подозреваю, что все это устроено в честь того, что мистер Стайн живет в Ки-Уэсте.
Криста положила на тарелку горку маринованных устриц.
— Почему столько писателей связали свою жизнь с Ки-Уэстом? — сказала она, заставив себя не спросить: «Почему Питер Стайн живет в Ки-Уэсте»? Слово «опасность» скреблось в ее мозгу, словно мышь.
— Это конец той дороги, где зарождаются мечты.
— Как поэтично, Льюис.
— Я украл это у Томаса Санчеса.
— Интересно, а он у кого это позаимствовал?
— Это похоже на мой собственный взгляд на искусство, Криста. Что-то заимствованное, что-то новое. Никогда точно не знаешь, ради чего устраивается вся шумиха. А в конце дня понимаешь, что все сказанное слышал уже и до этого.
— А на
Они обернулись. Писатель стоял позади них. Он смотрел на Геллера, и его лицо было исполнено презрением. Потом он отвернулся и поглядел на Кристу, его черты смягчились, как смягчились они и во время раздачи автографов, когда он в первый раз увидел ее.
— А, мистер Стайн, — сказал Льюис Геллер. — А… А… — Он иссяк, не находя слов, что было для него характерно. Упоминание об их последней встрече не могло бы поддержать разговор. Что касалось формы, не говоря уж о содержании, то такой обмен «любезностями» обещал стать повторением их предыдущего столкновения.
Стайн проигнорировал его.
— Вам следует попробовать «севиш». Сам я готовлю это блюдо примерно так же. — Он внезапно кашлянул и приложил ладонь ко рту. И это было экстраординарно. Говоря с Геллером, он полностью контролировал себя и держался высокомерно и заносчиво. За секунду, которая потребовалась ему, чтобы перевести свой взгляд, он неожиданно превратился в неловкого, уязвимого, трогательно-беспомощного. Словно желая скрыть свое смущение, он протянул руку за тарелкой Кристы. Затем подошел к выставленным блюдам, положил большую порцию «севиш» на ее тарелку и принес ей.
— Оп-ля! — сказал он.
Она улыбнулась и поспешила отведать незнакомое блюдо.
— Ммммм. Восхитительно. Лимонный сок, красный перец, соль… сахар?
— Ключом ко всему служат лимоны из Ки, а также табаско, ялапа, чашка кокосового молока.
— А вы еще и кулинар?
— О, да. Кулинария стоит у меня на втором месте. — Он улыбнулся как маленький мальчик, довольный, что ей понравился «севиш», довольный, что ему представилась возможность похвастаться ей своими поварскими навыками.
— Еще Пруст предостерегал, — сказал Геллер с мстительной улыбкой. — Помните? «Все мужчины кончают тем, что начинают заниматься делом, в котором они вторые по мастерству». — Он не стал дожидаться ответного укола. — О… Мне нужно пойти поздороваться с Сьюзен Магрино и посмотреть, кто еще явился на прием. Увидимся позже, Криста. Прощайте, мистер Стайн. Вы прекрасно выступили сегодня с речью. О, да, да… — Льюис Геллер унесся прочь от потенциального конфликта.
— Вы знаете этого человека? — спросил Питер.
— Немножко. А вы? Он издатель, причем процветающий.
— И делает кучу денег…
— У меня возникло ощущение, что вы не очень-то одобряете это?
— А вы? Ведь вы повернулись спиной к Голливуду?
— О, да. Я отпихнула ногой «американскую мечту», которую Санчес обнаружил в конце «американской дороги».
— Не следует путать грезы с кошмарами.
— А разве плохие грезы это не кошмары?
Питер Стайн улыбнулся семантическому жонглированию. Эта девушка оказалась не только импозантной, но и умной.
Не такое уж и редкое сочетание, как принято думать, но обнаружить его всегда бывает приятно.
— А вы живете здесь, в Майами? — Он резко переменил тему. Ему хотелось больше узнать о Кристе Кенвуд.
— Да. У меня дом на Звездном острове. Я здесь уже около трех месяцев.
— Ну, вы уже совсем стали аборигеном. Вы прибыли сюда вовремя. Майами сейчас на подъеме.
— Я вижу. Он преображается, масса перспектив. Наблюдать за этим — огромное удовольствие, хотя боюсь, что я уже достигла такого возраста, когда «удовольствие» предполагает весьма суровую работу.
— Замечательно, когда кто-то вроде вас говорит подобные вещи. Я не могу не согласиться с вами целиком и полностью. Если подобные слова говорю я, все думают — «жалкий идиот». А вот о вас так никто не смог бы подумать.
— Благодарю вас, — сказала Криста. Она была смущена. Ее щеки пылали. — А вообще-то сегодняшний вечер на редкость хорош. И прием удался. Я просто всем наслаждаюсь.
— Пожалуй, я тоже. — Он засмеялся каким-то горловым смехом, и широкая улыбка осветила его
