любим маэстро Россини. И как нам не любить его? Вы сами только что сказали, что он спас музыку нашей родины от гибели. И вы сказали еще многое другое очень важное и значительное, и никто из нас, конечно, не сумел бы выразить это так, как сумели это сделать вы. Но, уверяю вас, что сердцем своим мы все чувствуем так. И еще я вам скажу, что так чувствует весь наш народ. Народ наш боготворит маэстро Россини — вы знаете это не хуже меня — за то, что он вернул музыке певучесть, за то, что он открыл неиссякаемый источник, откуда ключом бьет мелодия — и какая мелодия! Не находишь слов, чтобы определить ее: божественная мелодия, освежающая мелодия, легкая, жизнерадостная, вечно обновляющаяся мелодия — вот какая мелодия! За эту мелодию народ наш и полюбил маэстро России и и за эту мелодию всегда будет любить его.
Босси ходил взад и вперед по комнате, ни на кого не глядя. Он был очень взволнован. Он двигался, как слепой. Уронил стул и чуть не упал сам. Он был очень огорчен. Он перестал понимать синьора Мартини. Он считал, что синьор Мартини неправ, и во что бы то ни стало хотел доказать ему это.
— Вы говорите: принцип наслаждения… Я не знаю и не хочу знать никакого принципа. Я знаю одно: слушая музыку маэстро Россини, испытываешь такое наслаждение, что забываешь обо всем на свете. Разве это не прекрасно? Да это самое высокое наслаждение, какое только может быть! И не один я так думаю, не один я так чувствую. Вы сами знаете, что значит для всех нас музыка маэстро Россини и как безгранично ее влияние. Вы сами знаете, что музыкой маэстро Россини заслушивается весь мир, да, да — я нисколько не преувеличиваю — весь мир! Вы знаете, что публика во всех оперных театрах требует музыку Россини, и только эта музыка нужна, и только эта музыка доставляет высокое наслаждение. Это стало аксиомой. Чтобы понравиться публике, музыка должна быть россиниевской или похожей на россиниевскую. Это неоспоримо! Так есть и так будет, уверяю вас. Влияние Россини безгранично. Молодежь упивается его музыкой. Молодые композиторы восторженно подражают ему. Они не хотят писать иначе. Только так! Только как маэстро Россини! Они хотят говорить в музыке только его языком. А теперь скажите мне: разве может пользоваться такой силой воздействия на тысячи, на миллионы людей музыка, где нет настоящих человеческих чувств, музыка, где чувства претерпевают, как вы говорите, искажения? Нет, нет и нет! Тысячу раз нет! Это невозможно! Я этому не верю. Маэстро Россини — гений. А обаяние и власть гения всемогущи! И бороться с этим могуществом невозможно. Да и незачем!
Клара смотрела на Босси с нескрываемым ужасом. Босси говорил теперь резко и запальчиво, в очень повышенном тоне. Клара считала, что он по отношению к синьору Мартини непростительно дерзок. Она хотела остановить его, но не знала, как это сделать. На помощь ей пришла донна Каролина.
— Успокойтесь, Босси, — сказала она, — что с вами сегодня? Никогда не думала, что вы можете так горячиться в споре.
— Мы не спорим, — сказал синьор Мартини. — Маэстро Россини — гениальный музыкант, и влияние его безгранично. И молодые композиторы говорят в музыке его языком. Все это так. И спорить об этом мы не будем. Не это для нас сейчас важно. Важно другое. Благотворно ли для нас в данный момент воздействие и влияние музыки маэстро Россини? Вот что нам надо знать, вот что для нас единственно важно, вот над чем мы должны призадуматься. И когда мы прямо и честно поставим перед собой этот вопрос, нам придется ответить: нет, влияние музыки маэстро Россини для нас в данный момент неблаготворно. И даже больше. Влияние этого музыкального искусства для нас в данный момент пагубно. Почему? Потому, что музыка, в которой гениальная одаренность композитора целиком обращена на колорит, на внешнюю орнаментику, музыка, где сокровища таланта затрачены на мелочи и подробности, музыка, где культивируется эффект ради эффекта — такая музыка изменяет великим общечеловеческим идеям. Да, музыка маэстро Россини доставляет наслаждение. Но наслаждение бездумное и бездейственное неизбежно приводит к холодному, чисто эстетическому любованию искусством. А холодное, чисто эстетическое любование воспитывает в людях эгоизм и равнодушие. Да, музыка маэстро Россини доставляет наслаждение. Но язык этой музыки, пленительный и чарующий, завораживает и убаюкивает. Итак, эта музыка не освящена высокой идеей. Она не способна побуждать к борьбе. Она не может вызвать энтузиазм сопротивления. Ничего этого она не может. Ничего этого она не хочет. Не к этому она направлена. Не в этом ее цель. И вот теперь скажите мне сами, как вам кажется: нужно ли нам сейчас такое музыкальное искусство? Нужно ли такое искусство нашему народу? Народу, которому необходимо призвать на помощь всю свою энергию, народу, которому необходимо напрячь все творческие силы, которому необходимо закалить дух, народу, которому предстоит восстать наконец от трехсотлетнего сна и отвоевать свою независимость, — я спрашиваю вас, нужна ли такая музыка такому народу? Нет, в данный момент такое музыкальное искусство нам не нужно и влияние такого музыкального искусства для нас пагубно.
Ах, как он говорил, этот синьор Мартини! Он был замечательным оратором. Голос у него был глубокий и необыкновенно выразительный. Невозможно было, слушая его, оставаться равнодушным.
Он замолчал и обвел глазами своих слушателей, как бы ожидая ответа или возражения. Но все были слишком сильно поражены и взволнованы, и никто ничего не ответил и ничего не возразил. И тогда синьор Мартини заговорил снова.
— Да, — сказал он, — мы знаем, что гениальная музыка маэстро Россини покорила всю Европу, покорила весь культурный мир. Покорила силой новизны, неожиданным полетом фантазии, блеском инструментовки, яркостью мелодии и остротой ритма, покорила совершенством формы и неслыханной изысканностью звучаний. Все это так, и мы все знаем это. Но чем оказывается эта гениальная музыка, если воспринимать ее в свете назревающих событий, радостных, но грозных, если воспринимать ее в свете событий нашего сегодня? Она оказывается ничем иным, как гениально препарированным результатом того, что в действительности стало для нас вчерашним днем. Поверьте мне, это действительно так. Мы не должны скрывать этого друг от друга. Мы должны это знать. Да, я только что сказал, что маэстро Россини спас музыку нашей родной страны от позорной гибели. Я так сказал, и это правда. Но теперь я скажу и другое. Пора понять, что упорствовать в намерении продолжать путь маэстро Россини — это безумие и безумие опасное. Ибо вести музыку дальше по тому пути, по которому шел маэстро Россини, то есть по пути формальных ухищрений, по пути бесконтрольной игры безудержной фантазии, подчиненной только одной сугубо индивидуализованной композиторской личности, — это значит вести музыку по пути извращения, это значит опять вести ее к неминуемой гибели. Может быть, это кажется вам парадоксальным, но это действительно так.
Босси хотел что-то сказать. Клара, настороженно наблюдавшая за ним, приложила палец к губам и испуганно зашептала:
— Умоляю, умоляю, не надо, не надо перебивать…
Босси с досадой махнул рукой. Он промолчал, но это далось ему нелегко.
— Сейчас кончаю, — сказал синьор Мартини, — осталось очень немного. Но это немногое до чрезвычайности существенно. Боюсь, однако, что это немногое вызовет с вашей стороны возмущение, боюсь даже, что это немногое покажется вам кощунственным. Впрочем, это не остановит меня, и я все же скажу то, что имею сказать. Потому, что я должен это сделать, потому, что сказать это — моя святая обязанность. Сегодня нам нужно освободиться от влияния маэстро Россини, нам нужно освободиться от влияния самого маэстро и от влияния того музыкального направления, представителем которого он является.
Донна Каролина не могла сдержать возгласа изумления.
— Тише! — прошептала Клара.
— Нам нужно иное направление, — говорил синьор Мартини, — нам нужен иной композитор. Композитор иного душевного склада, композитор иного характера. Нам нужен композитор-патриот, идущий в передовом отряде лучших людей нашей родины, нам нужен композитор не только гениально одаренный, но наделенный огромной духовной мощью, несгибаемой волей и неукротимой энергией. Ибо все эти качества — и духовная мощь, и несгибаемая воля, и неукротимая энергия — необходимы для композитора- патриота, мечтающего видеть расцвет своего искусства в стране свободной и независимой. Они необходимы композитору-патриоту для борьбы с порочной практикой оперного творчества, установившейся в стране бесправной и угнетенной; для борьбы против предрассудков, имеющих вековую давность; для борьбы против равнодушия публики, изнеженной и ленивой; для борьбы против тирании директоров театров, продажных и алчных; для борьбы против своеволия певцов, избалованных и развращенных; для борьбы против упрямства композиторов, без оглядки подражающих музыке маэстро Россини.
