Необъятный рабочий стол, заваленный бумагами, книгами в кожаных переплетах, старинными свитками. Вряд ли сам хозяин разбирается во всем этом. Бездонное кресло, сейчас пустое, способное поглотить троих человек моей комплекции.
А рядом — маленький изящный столик для кофе со спиртовкой и всем необходимым. Стулья на гнутых ножках, атласные пуфики. Вдоль дальней стены — книжный стеллаж под самый потолок, а все остальные стены покрыты масками африканских колдунов, ассегаями, старинными картами, зодиакальными таблицами и руническими текстами.
Электрические светильники освещают весь этот творческий бедлам.
Хозяин кабинета встречает меня на входе. Внешность Наставника полностью соответствует представлению сторонних людей о ненормальном профессоре, оторванном от жизни и витающем в эмпиреях неких загадочных исследований.
Блестящая лысина бильярдным шаром торчит из венчика легких как пух, совершенно седых волос. Розовые щечки и неизменная чуть виноватая улыбка. Голубые глаза радушно и слегка рассеянно смотрят на вас через круглое пенсне с треснувшей дужкой. Старомодный потертый сюртук, мягкие туфли и прямая английская трубка в руке дополняют впечатление простоты и благодушия.
Но меня всем этим не обмануть. Я-то знаю, что всё это — маскировка, отвлекающий маневр, хорошо продуманный образ. За броским антуражем скрывается умный и хваткий профессионал, знаток своего дела, подготовивший не одну сотню операторов. И мишура на стенах тоже для дураков — или для высокого начальства, которое Наставник никогда в грош не ставил и которое никогда не откажется от его услуг. Слишком высок уровень — такими специалистами не разбрасываются.
— Мартин, дружок, как я рад! — Наставник счастлив, глаза его излучают восторг, точно состоялась долгожданная встреча старых друзей. — Чай, кофе, может, рюмочку выдержанного коньяку? У меня есть отменный напиток…
— Здравствуйте, Учитель, — отвечаю я, поддерживая игру. — Спиртное на работе нельзя, и вы это знаете, а от кофе не откажусь.
— Ну да, ну да, — причитает Наставник. — Конечно, ты же на службе. Вы, операторы, всегда на работе. Безусловно — а кто же еще сможет охранить интересы наших соотечественников?
Этот человек ведет беседу только так, как сам считает нужным. Размешивает крупицы полезной информации в потоке пустых слов.
Болтая необязательную ерунду, он молол кофе, потом, помешивая, варил его на спиртовке, а когда показалась шапка светлой пены — разлил в крошечные чашечки старинной работы. По комнате поплыл густой благородный аромат, Наставник, наивно улыбаясь, ждал, когда я перейду к цели визита.
Отхлебнув обжигающего кофе, я задал первый вопрос из числа тех, ради которых пришел:
— Учитель, вы стояли у истоков Агентства. То, что сегодня называют «социальной адаптацией», рождалось и развивалось у вас на глазах. Скажите, удачно выдать замуж дочь мелкого чиновника или помочь ее братцу выгодно провернуть очередную сделку — это действительно наша первейшая и ответственейшая задача перед обществом?
— Конечно, дружок, и это широко известно! Общество всеобщего благоденствия — вот наша конечная цель! Агентство — один из столпов будущего мира свободных и равных людей…
— А если без агитационной шелухи, Учитель? Та?йники охотятся за врагами государства, заговорщиками и прочим крамольным народцем, а мы? Куем в тиши своих операционных маленькие кусочки счастья для неудачников или?..
— Если без шелухи, Мартин, то скорее «или». А как ты думал, дружок, — кто родил АСА? Ты знаешь, чем занимался консультативный отдел? Прогноз тенденций развития общества, ни больше, ни меньше. Агентство — прямое продолжение упомянутого отдела. Ведь вы пишете отчеты, и наиподробнейшие.
— И они попадают на столы та?йников…
— Они попадают в очень высокие кабинеты. Ну, не сами отчеты, конечно, а резюме. Выжимка из них…
— Пусть так, но одно дело — отслеживать тенденции, другое — влиять на жизнь общества. Так кто мы: исследовательская лаборатория Республики или действенное оружие власть имущих?
— А Тайная полиция — карающий меч или надежный щит Республики? Эти грани порой едва различимы, и вряд ли найдется человек, способный четко разграничить два лика единого. А операторы — недреманное око Республики! Не так ли, Зрячий?
— И двуединство предполагает использование целого и так, и этак? — не поддался я.
— Возможно, но мне об этом ничего не известно. Я всю жизнь работаю с молодежью, учу несмышленышей, кую кадры… — Учитель благодушно улыбнулся.
— А я был способным учеником?
— Вне всяких сомнений, Мартин! Именно поэтому я не дергаю тебя часто на положенные встречи. Не беспокою, не отрываю от дел…
— Если мне дадут неожиданное и крайне непростое задание, вы поможете мне советом?
— Какие могут быть вопросы, дружок! Всем, чем только смогу… А тебе дали такое задание?
— Да, Учитель. Мне поручили очень ответственную и… — я слегка замялся, — опасную работу.
— Не интригуй меня, Мартин. — Наставник ослепительно улыбнулся. — Что же это?
— Принудительное построение вектора и навязанное поведение, — негромко сказал я.
Наставник продолжал улыбаться, но улыбка утратила всю свою лучезарность, а через миг взгляд стал холодным и острым. Он потянулся за трубкой и начал набивать ее табаком.
— Слушаю тебя, оператор.
Синие клубы дыма крепкого трубочного табака поплыли по кабинету. С позволения хозяина я тоже достал папиросы.
— Ты действительно был очень способным мальчиком, — задумчиво произнес Учитель, попыхивая трубочкой. — Учитывая, что поступил на обучение в двадцать один год…
— Когда мы с вами встретились, двадцати одного мне еще не исполнилось.
— Исполнилось вскоре после встречи… Оставь, Мартин, в такой дотошности сейчас нет необходимости.
— Вы сами учили меня точности.
— Это правда, но не перебивай меня. Так вот, всё равно это поздно. Обучение на сенса нужно начинать не позднее чем в пятнадцать-шестнадцать лет: лучше усвояемость, способности раскрываются полнее, не мешает жизненный опыт, называемый здравым смыслом. Скажу тебе по секрету, сейчас рассматривается возможность набирать детей более раннего возраста. Можно создавать интернаты и ковать кадры не спеша, нацелившись на тонкую специализацию операторов. Ребенок верит в чудо. То, что взрослому приходится многократно объяснять и доказывать, в чем его надо убеждать, ребенок способен воспринять на уровне игры. Если он тебе верит, то примет и правила игры.
— И дети эти, конечно, будут из приютов? Где же еще можно безнаказанно набрать малолеток? — невесело усмехнулся я.
— Ну-ну, не принимай близко к сердцу, дружок. В конце концов, тебе лучше многих известно, что судьба оператора АСА не худшая доля для воспитанника приюта. Порой даже самое благоприятное из того, что может с ним случиться. Но это в проекте, а нынешняя система подразумевает возраст от тринадцати до пятнадцати. В среднем. Ты появился в моем классе гораздо позже, но я как-то сразу поверил в тебя. В жизни каждого учителя бывают такие моменты. Каждый из нас втайне мечтает о блестящем ученике, который перевернет мир. Пусть даже это будет мир информации.
Нечасто увидишь Наставника задумчиво-неторопливым, без всегдашнего напускного благодушия и притворной наивности. И это уже третья его ипостась. Я рассказал ему о Корге (которого он знал) — и увидел Учителя встревоженным. Передал рассказ Стацки — передо мной предстал Учитель удивленный. Поделился своими мыслями и выводами — и Наставник, задав несколько скупых вопросов, глубоко задумался.
