На миг душевные силы оставили эту женщину, закаленную, однако, самыми сильными испытаниями; она упала в кресло, скрестила руки и опустила голову, трепетно ожидая, что в комнату войдет судья и начнет ее допрашивать.
Но никто не вошел, кроме двух-трех солдат морской пехоты, которые внесли сундуки и баулы, поставили их в угол комнаты и безмолвно удалились. Офицер все с тем же неизменным спокойствием, не произнося ни слова, распоряжался солдатами, отдавая приказания движением руки или свистком. Можно было подумать, что для этого человека и его подчиненных речь не существовала или стала излишней.
Наконец миледи не выдержала и нарушила молчание.
— Ради Бога, милостивый государь, объясните, что все это означает? — спросила она. — Разрешите мое недоумение! Я обладаю достаточным мужеством, чтобы перенести любую опасность, которую я предвижу, любое несчастье, которое я понимаю. Где я и в качестве кого я здесь? Если я свободна, для чего эти железные решетки и двери? Если я узница, то в чем мое преступление?
— Вы находитесь в комнате, которая вам предназначена, сударыня. Я получил приказание выйти вам навстречу в море и доставить вас сюда, в замок. Приказание это я, по-моему, исполнил со всей непреклонностью солдата и вместе с тем со всей учтивостью дворянина. На этом заканчивается, по крайней мере в настоящее время, возложенная на меня забота о вас, остальное касается другого лица.
— А кто это другое лицо? — спросила миледи. — Можете вы назвать мне это имя?
В эту минуту на лестнице раздался звон шпор и прозвучали чьи-то голоса, потом все смолкло, и слышен был только звук шагов приближающегося к двери человека.
— Вот это другое лицо, сударыня, — сказал офицер, отошел от двери и замер в почтительной позе.
Дверь распахнулась и на пороге появился какой-то человек. Он был без шляпы, со шпагой на боку и теребил в руках носовой платок.
Миледи показалось, что она узнала эту фигуру, стоящую в полумраке; она оперлась рукой о подлокотник кресла и подалась вперед, желая убедиться в своем предположении.
Незнакомец стал медленно подходить, и, по мере того как он вступал в полосу света, отбрасываемого лампой, миледи невольно все глубже откидывалась в кресле.
Когда у нее не оставалось больше никаких сомнений, она, совершенно ошеломленная, вскричала:
— Как! Это вы?
— Да, прелестная дама! — ответил Джозеф, отвешивая полуучтивый, полунасмешливый поклон. — Я самый.
— Так значит, этот замок…
— Мой.
— Эта комната?..
— Ваша.
— Так я ваша пленница?
— Почти.
— Но это гнусное насилие!
— Не надо громких слов, сядем спокойно и побеседуем, как подобает брату и сестре.
Он обернулся к двери и, увидев, что молодой офицер ждет дальнейших приказаний, сказал:
— Хорошо, благодарю вас! А теперь, господин Фельтон, оставьте нас!
БЕСЕДА БРАТА С СЕСТРОЙ
Пока Джозеф запирал дверь, затворял ставни и придвигал стул к креслу своей невестки, миледи, глубоко задумавшись, перебирала в уме самые различные предположения и наконец поняла тот тайный замысел против нее, которого она даже не могла предвидеть, пока ей было не известно, в чьи руки она попала. За время знакомства со своим деверем Анна вывела заключение, что он прирожденный дворянин, страстный охотник и неутомимый игрок, что он любит волочиться за женщинами, тщеславен, ибо присвоил себе титул брата в обход племянника, а кроме того ее и Джона-Эдуарда он ненавидит. Так как же он мог проведать о ее приезде и изловить? Почему он решился держать ее взаперти?
Правда, Атос сказал вскользь несколько слов, из которых миледи заключила, что ее разговор с кардиналом был подслушан посторонними, но она не могла и не хотела допустить, чтобы Атос сумел так быстро подвести контрмину.
Миледи скорее опасалась, что выплыли наружу ее прежние проделки в Англии. Бекингэм мог догадаться, что это она срезала два алмазных подвеска, и отомстить за ее мелкое предательство, не думая, что с ее стороны это тоже была месть; но Бекингэм был неспособен совершить какое-нибудь насилие по отношению к женщине, в особенности если он считал, что она действовала под влиянием ревности.
Это предположение показалось миледи наиболее вероятным: она вообразила, что ей хотят отомстить за прошлое, а не предотвратить будущее.
Как бы то ни было, ей вовсе не нравилось находиться под властью своего деверя, которого она почитала за настоящего и умного врага.
— Да, поговорим, любезный брат, — сказала она внешне непринужденно, рассчитывая выведать из этого разговора, как бы ни скрытничал Джозеф, все, что ей необходимо было знать для дальнейшего своего поведения.
— Итак, вы все-таки вернулись в Англию, — начал Джозеф, — вопреки вашему решению, которое вы так часто высказывали мне в Париже, что никогда больше нога ваша не ступит на землю Великобритании?
Анна не припоминала, чтобы она высказывалась так определенно, но сейчас ее интересовало другое:
— Прежде всего объясните мне, каким образом вы сумели установить за мной такой строгий надзор, что заранее были осведомлены не только о моем приезде, но и о том, в какой день и час и в какую гавань я прибуду?
Лорд Винтер избрал ту же тактику, что и миледи, полагая, что раз его невестка придерживается ее, то она, наверное, самая лучшая.
— Сначала вы мне расскажите, любезная сестра, зачем вы пожаловали в Англию? — возразил он.
— Я приехала повидаться с вами, милорд, — отвечала Анна с ударением на последнем слове, как бы намекая, что речь пойдет о делах семейных. Однако письмо д'Артаньяна уже зародило в душе «милорда» подозрения, и невестка только укрепила их.
— Вот как, повидаться со мной? — угрюмо переспросил Джозеф.
— Да, конечно, повидаться с вами. Что же тут удивительного? У нас есть, что обсудить, не так ли?
— Так вас привело в Англию только желание увидеться со мной, никакой другой цели у вас не было?
— Нет, — твердо ответила Анна.
— Стало быть, вы только ради меня взяли на себя труд переправиться через Ла-Манш?
Анну насторожила такая настойчивость. Если ее задержание — дело рук Бекингэма, то ее стражнику ни к чему эти расспросы. Неужели Джозеф знает нечто?
— Только ради вас.
— Черт возьми, какие нежности, сестра!
— А разве нам не о чем говорить, милорд? Семейные дела касаются нас обоих, не правда ли? Например, титул и наследство…
Лорд Винтер невольно вздрогнул. Он подумал, что невестка решила заявить права своего сына на титул, в таком случае положение Джозефа становилось невыносимым. Он уже привык считать себя лордом и, в самом скором времени, владельцем всего состояния. Решительные действия настоящей леди Винтер могли лишить его вожделенных целей. С другой стороны, заявив во всеуслышанье, что ее брак с Джорджем
