Из слов Щуквола можно заключить, что он вел счет странных исчезновений и смертей и проговорился об этом лишь случайно, находясь в бреду. Могу поклясться, что он не объединил в своем горячечном мозгу сестер в одну, так сказать, единицу, поэтому…
– Поэтому что?
– Поэтому общий счет смертей и исчезновений должен быть шесть, а не пять!
– В этом нет уверенности. Пока еще рано делать окончательные выводы. Подождем. Нужно забросить приманку. У нас нет доказательств… Но клянусь самыми черными корнями Замка, если мои опасения имеют под собой основания, Замку угрожает по крайней мере еще одно исчезновение… или смерть… которая потрясет Замок до основания…
Тяжелое лицо Графини раскраснелось. Она медленно опустила одну руку и вытащила из обширного кармана юбки горсть зерна. Потом так же медленно выставила руку в окно, раскрытой ладонью вверх. Словно ниоткуда вынырнула маленькая пятнистая птичка, уселась на указательный палец и, обхватив его лапками, стала клевать зерно.
Глава пятьдесят пятая
– Но он не может ничего с этим поделать! Такова традиция! Таков закон! – воскликнула Фуксия. – Он каждый день просто обязан сообщать тебе, какой обряд или ритуал нужно выполнять! И в его обязанности входит также пояснять тебе, что и как необходимо делать! Это не его вина – таков Закон. И отец, когда был жив, должен был подчиняться этому закону и выполнять все то, что приходится делать тебе. И твой дед, и дед твоего деда… И так без конца… И Щуквол никак не может вести себя иначе. Он обязан сообщать тебе что на каждый день предписывается в книгах Ритуала, хотя выполнение всех этих ритуалов, наверное, для тебя очень утомительно.
– Я ненавижу его! – процедил сквозь зубы Тит.
– Но почему, почему? – воскликнула Фуксия. – Разве можно ненавидеть его за то, что он выполняет свои обязанности? Неужели ты считаешь, что после тысяч лет соблюдения традиции для тебя должны быть сделаны какие-то исключения? Мне кажется, что ты даже предпочел бы Баркентина! Неужели ты не понимаешь, насколько ты предубежден против Щуквола? Ты проявляешь просто слепую нетерпимость! А мне кажется, что он прекрасно выполняет все, что от него требуется!
– Я ненавижу его! – упрямо повторял Тит.
– С тобой становится уже скучно! – воскликнула Фуксия довольно сердито. – Что ты заладил – ненавижу его, ненавижу его! Что в нем такого, что может вызывать ненависть? Ты что, так к нему относишься из-за его. внешности? А? А если это так, то тогда ты просто злобный, гадкий и отвратительный мальчишка!
Фуксия тряхнула головой, и черные волосы упали ей на лицо. Она отвела их в сторону и с горячностью вновь воскликнула:
– О Боже, Тит, неужели ты думаешь, что я хочу с тобой ссориться? Ты же знаешь, как я люблю тебя! Но здесь ты не прав. Ты проявляешь несправедливость – У Фуксии от волнения дрожал подбородок. – Ведь ты ничего о нем не знаешь!
– Я ненавижу его! – прошипел Тит. – Я ненавижу этого дешевого, омерзительного типа! Я ненавижу в нем все!
Глава пятьдесят шестая
Проходили месяцы, а напряжение все возрастала. Тит и Щуквол были постоянно на ножах, хотя Щуквол, само воплощение льстивой обходительности, ничем не выдавал свои чувства и никак не выказывал острой ненависти к Титу – к этому резкому, непокорному юноше, который стоял между ним, Щукволом, и достижением высшей точки его устремлений.
Тит с того самого дня – и как давно это уже было! – когда, стоя на парте в классе, он бросил молчаливый вызов Щукволу и рухнул в обмороке на пол, упорно держался опасного превосходства, которое добыла ему его необычная детская победа.
Каждое утро в Библиотеке, Титу зачитывалось то, что ему предстояло исполнить в тот день. Щуквол листал древние книги Ритуала и пояснял темные места, изъясняясь ясно и доходчиво. Довольно продолжительное время Хранитель Ритуала строго придерживался буквы Закона. Но потом, почувствовав, что его положению единственного знатока и толкователя книг древних ритуалов и обрядов ничто больше не угрожает, он стал придумывать новые. Ему удалось раздобыть чистые листы старой бумаги, очень похожей на ту, на которой были записаны книги Ритуала, отсылок и поправок, и, умело подделываясь под старинное письмо и сохраняя старинное правописание, он написал на этих листах придуманные им новые ритуалы и обряды и вставил листы в древние книги. Согласно этим выдуманным предписаниям, Титу приходилось выполнять утомительные и раздражающие обряды, временами подвергаясь прямой опасности, грозящей молодому Герцогу увечьем или смертью. Титу приходилось спускаться по деревянным лестницам, давно прогнившим и готовым обрушиться, проходить под расшатанными балками и полуразрушенной каменной кладкой, передвигаться по узким мостикам и галереям, висящим над бездной – а ведь эти мостики и галереи можно было предварительно подпилить, расшатать так, чтобы любой неосторожный шаг грозил обвалом. Щуквол рассчитывал, что, выполняя навязанные им обряды и ритуалы, Тит раньше или позже сорвется с большой высоты и разобьется насмерть.
А после смерти Тита перед Щукволом, подчинившим Фуксию, на пути к окончательному захвату власти будет оставаться лишь одно серьезное препятствие – Графиня.
О, у Щуквола были и другие враги! Ему еще предстояло каким-то образом устранить Доктора Хламслива, который был значительно умнее, чем хотелось бы Щукволу. А сама Графиня, к которой Щуквол на удивление себе и даже против своей воли испытывал своего рода уважение – не из-за ее ума, конечно, а по той причине, что он никак не мог разгадать ее! Что она из себя представляет? О чем постоянно размышляет? Щуквол не мог найти никаких точек соприкосновения между ее внутренним миром и своим. В ее присутствии он проявлял особую осторожность. Они с подозрением наблюдали друг за другом, как это бывает с теми, кто принадлежит к разным культурам и говорит на разных языках.
Завоевание Фуксии продвигалось вперед медленно, но весьма успешно. Здесь Щуквол превзошел самого себя. Ему удалось так размягчить ее сердце, что оно отзывалось на все нюансы его сдержанных, деликатных ухаживаний.
Теперь им уже не приходилось встречаться по вечерам в случайных местах. В различных частях Замка Щуквол оборудовал для себя комнаты, только об одной из которых – большой спальне, используемой и как кабинет, – было всем известно. Пять комнат из девяти, которые он использовал для своих нужд, находились в тех частях Замка, которые не посещались никем, кроме него, а три, хотя и располагались в наиболее обжитой части, были скрыты от любопытных глаз не хуже, чем гнездо вьюрка в густой траве на берегу