По ее интонации невозможно было определить, имела ли она в виду, что сейчас, после случившегося, она вообще не сочтет возможным читать любовное стихотворение, написанное Щукволом, или «сейчас не время, прочту в другой раз».
Щуквол воскликнул: «Я понимаю!» – ничего другого ему не оставалось – но пересадил обезьяну на стол; обезьяна, не поднимаясь на задние ноги, стала расхаживать по столу, а потом перепрыгнула на комод.
– И если вы… если вам неприятно присутствие Сатаны, то я это тоже пойму и…
– Сатаны? – переспросила Фуксия, но в ее голосе нельзя было расслышать ни удивления, ни раздражения, ни какого-либо другого чувства.
– Ваша обезьянка… обезьянка, которую я хотел вам подарить, – пояснил Щуквол. – Если она вас раздражает… Но я думал, она вас позабавит… Одежду ей я сделал сам.
– Не знаю, не знаю! – вдруг вскричала Фуксия. – Я не знаю! Говорю вам, не знаю!
– Отвести вас в вашу комнату?
– Я дойду сама.
– Как вам будет угодно. Но… молю вас подумать над тем, что я сказал. Попытайтесь понять! Я люблю вас… я не могу без вас, как башни Горменгаста не могут быть без тени…
Фуксия взглянула в лицо Щуквола. На какое-то мгновение в ее глазах засветился огонек, но тут же они снова стали пустыми и погасшими.
– Я никогда не пойму, как вы могли… Сколько бы вы не говорили, это не поможет. Хотя, может быть, я и не права. Не знаю. Но как бы то ни было, все изменилось. Я уже не чувствую того, что чувствовала раньше… А теперь я хочу уйти.
– Да, да, конечно! Но прежде чем вы уйдете, я хочу молить вас о двух маленьких одолжениях! Могу я?..
– Ну, что ж… Попробуйте. Только побыстрее, я чувствую себя очень уставшей.
– Первая моя просьба – я молю вас, попытайтесь все же понять, что я… что мне пришлось действовать в условиях, когда размышлять было некогда, надо было что-то предпринимать и очень быстро! Вторая просьба: я хочу просить вас встретиться со мной еще раз – пускай это будет последний раз! Встретиться так, как мы встречались когда-то, и поговорить немножко – не о нас, не о том, что произошло, не о той пропасти, которая разверзлась между нами, а поговорить о всяких хороших вещах, радостных и милых… Не согласились бы вы встретиться со мной завтра вечером, на таких вот условиях?
– Не знаю! – воскликнула Фуксия. – Не знаю! Но… может быть… может быть… Боже, может быть, я с вами и встречусь.
– Спасибо, спасибо, Фуксия!.. Да – и вот еще одно, последнее. Если вы… если вам Сатана не нужен, не позволите ли вы мне забрать его назад… Ведь обезьянка полностью ваша, и вы можете распоряжаться ею, как вам будет угодно… и…
Щуквол отвел взгляд в сторону и сделал пару шагов к обезьянке, сидевшей на комоде.
– Тебе же хочется знать, Сатана, кому ты принадлежишь, правда? – спросил Щуквол; он очень старался придать своему голосу галантность.
Фуксия, уже направившаяся к двери, резко повернулась. Она внимательно посмотрела на пегого человека, на плече которого сидела обезьяна. Острое лезвие ее ума было словно выхвачено в этот момент из ножен.
– Щуквол, – проговорила она, размеренно и четко, – мне кажется, вы размягчаетесь.
В бледного, изуродованного шрамами Щуквола эти слова вонзились острыми стрелами.
И Щуквол понял, что, если Фуксия придет на следующий день на свидание, он должен соблазнить ее. Тогда дочь Герцога снова окажется в его власти – она будет вынуждена хранить свершившееся в полном секрете, а он будет ей намекать, что в случае необходимости он может эту страшную тайну выдать… Да, он ждал слишком долго, а теперь, совершив такой нелепый промах, должен немедленно выправить положение. Медлить нельзя. Щуквол чувствовал, что почва ускользает из-под ног. Поначалу он будет нежен, потом настойчив, он применит все возможные хитрости и ухищрения, но если это не поможет, то есть и другие способы овладеть ею! Время для жалости прошло! Он вынудит ее отдаться ему, как бы эта тигрица не сопротивлялась! А потом – потом все будет очень легко и гладко: немножко шантажа – и все в порядке!
Глава пятьдесят седьмая
Флэй, взобравшись на каменную плиту, которая как полка выступала над дверью, за которой скрылись Фуксия и Щуквол, внимательно прислушивался. Раздался тихий скрип открываемого замка. Флэй затаил дыхание. Из двери, над которой сидел Флэй, вышла фигура, едва различимая в темноте, и быстро пошла по коридору прочь. Услышав, что замок снова запирают, Флэй стал спускаться вниз со своей каменной полки – он повис на длинных руках, а потом, разжав их и пролетев в воздухе не более десятка сантиметров, бесшумно приземлился на ноги.
По интенсивности чувства его отчаяние от того, что он не знал, что же произошло в комнате, в которой скрылись Щуквол с Фуксией, можно было сравнить лишь с ужасом, который он испытал несколькими минутами раньше, когда убедился, что к двери, крадучись, подошла никто иная, как Фуксия.
О, Флэй сразу ощутил страшную опасность, грозящую ей! Он чувствовал эту опасность всем своим существом. И стоя в нише в двух шагах от двери, он призвал ее к осторожности. Но разве мог он объяснить ей, в чем заключалась опасность? Да и как бы это выглядело, если бы он неожиданно появился из ниши в темном ночном коридоре? К тому же он не мог бы объяснить даже самому себе, в чем заключалась эта опасность. И поэтому – что ему оставалось делать? Лишь прошептать. «Осторожно» и вдавиться в стену, надеясь, что это предупреждение насторожит Фуксию, хотя бы просто потому, что она испытает страх, услышав голос, пришедший ниоткуда, страх перед чем-то сверхъестественным.
Флэй последовал за Фуксией лишь для того, чтобы убедиться, что она благополучно добралась до своей комнаты. Но он не мог заставить себя догнать ее, позвать ее, что-то попытаться объяснить. Нет, это бы ее просто напугало, а потом бы вызвало и неприятные подозрения, что он специально выслеживал ее. Флэй был в полной растерянности, Флэй был напуган. В его одинокой, горькой жизни любовь к Фуксии занимала
