Глава шестьдесят первая
Один участок Внешней Стены столь густо зарос многими слоями плюща и другими вьющимися растениями, что уже несколько сотен лет камень кладки был скрыт от взоров; в густых зарослях виднелись лишь глаза насекомых, мышей и птиц. Вдоль этой стены, столь плотно заросшей плющом, шел узкий, длинный проход, большую часть дня скрывающийся в тени. Только на закате, когда солнце уже готово было скрыться за Лесом Горменгаст, оно бросало свои медово окрашенные лучи в этот узкий проход, и там, где целый день царили прохладные, неуютные тени, зажигались пятна янтарного цвета.
И тут же сюда начинали собираться дворняжки, появляющиеся словно ниоткуда, они рассаживались в янтарных пятнах света, зализывали раны и грызли на себе блох.
Но не для того, чтобы смотреть на этих полудиких собак или восхищаться игрой пятен света прилетало сюда странное создание и пряталось в густых слоях ползучих растений, покрывающих стены. Скрываясь под гибкими, цепкими веточками и листьями, Оно продвигалось как змея и добиралось до того места, с которого открывался вид на интересовавший его участок прохода. Находясь метрах в десяти над землей, Оно погладывало сквозь листву на одинокого Резчика, который, разделяя свое одиночество с собаками и пятнами света, постоянно приходил на одно и то же место и принимался за работу – он вырезал что-то из куска дерева. Оно округлившимися как у ребенка глазами следило за тем, как под его руками возникает образ деревянного ворона. Оно страстно желало иметь такую игрушку и поэтому выжидало момента, чтобы выхватить деревянного ворона из рук его создателя и улететь через стены к далеким холмам. И вот поэтому Оно каждый вечер прилетало к одному и тому же месту, забиралось под густой плющ и выжидало, когда работа будет закончена и можно будет утащить такую восхитительную вещицу.
Глава шестьдесят вторая
Когда Фуксия услышала о вероломстве Щуквола и поняла, что ее первая и единственная сердечная привязанность связала ее с убийцей, ее лицо потемнело от глубочайшей боли и ужаса, и уже никогда более это выражение страдания и трагичности полностью не покидало ее.
Долгое время она, закрывшись у себя в комнате, вообще не желала никого видеть. Фуксия не могла выдавить из себя слезы, а чувства, бушевавшие в ней, требовали выхода. И это помимо всего прочего очень угнетало Фуксию. Поначалу она все переживала так, словно ее сильно избили, и ее мучила чуть ли не физическая боль. Руки у нее дрожали, пальцы теряли чувствительность. Беспросветная подавленность засасывала ее как черное болото. Ей не хотелось жить. В груди рос и ворочался комок боли и ужаса, давя на ребра. Целую неделю по ночам она не могла заснуть. А потом в ней словно что-то затвердело, она ушла в раковину, и к ней пришла холодная горечь. Она искореняла в себе все едва зарождающиеся мысли о любви, столь свойственные ее натуре. Она беспокойно ходила взад и вперед по своей комнате. Она сильно изменилась. За несколько дней Фуксия постарела на несколько лет. Она считала теперь, что мир вокруг нее столь отвратителен, что безжалостность и двуличие вполне оправданы, и не видела уже в поведении Щуквола ничего предосудительного. Она возненавидела мир, в котором жила.
Когда Тит пришел навестить Фуксию, он был поражен изменениями, которые произошли в ней – изменился даже ее голос, глаза глубоко запали. Тит впервые осознал, что она не только его сестра, но и женщина, страдающая женщина.
Фуксия, в свою очередь, тут же заметила изменения, которые произошли в Тите. Его смятение было столь же явным, как и неприкаянность. Его жажда свободы была столь же сильной, как и ее жажда любви. Но что он мог изменить в своей жизни? Что она могла изменить в своей? Со всех сторон их окружал Замок Горменгаст, раскинувшийся на многие мили, вздымающийся к облакам, неизведанный, темный как сумрачный день.
– Спасибо за то, что ты пришел навестить меня, – сказала Фуксия, – но говорить нам с тобой не о чем.
Тит, прислонясь к стене, стоял молча. Фуксия так постарела! Тит пяткой стал ковырять потрескавшуюся штукатурку, и вскоре кусок ее отвалился.
– Мне до сих пор не верится, что он мертв, – сказал наконец Тит после долгого молчания.
– О ком ты говоришь?
– О Флэе, конечно. И обо всем том, что с ним было связано… Помнишь его пещеру? Теперь в ней уже никто и никогда не поселится. А ты бы не хотела.
– Нет, – прервала Тита Фуксия, догадавшись, о чем он хочет спросить. – Не сейчас. И вообще никогда. Мне вообще не хочется никуда выходить. Ты видел этими днями Доктора Слива?
– Пару раз. Он попросил меня передать тебе, что ему хотелось бы с тобой встретиться, когда у тебя будет желание. А сейчас он плохо себя чувствует.
– А кто из нас сейчас хорошо себя чувствует? А ты что задумал делать? Ты сильно изменился. Наверное, все, что тебе довелось увидеть, было действительно ужасно. Но ничего на рассказывай мне! Я не хочу больше об этом говорить!
– Кругом стоят часовые и ходят караулы, – сообщил после короткого молчания Тит.
– Я знаю.
– И в Замке комендантский час. Мне нужно вернуться к себе к восьми часам. А ты знаешь, как зовут человека, который стоит на часах у твоей двери?
– Не знаю. Он торчит там с утра до вечера, почти не отлучаясь, а ночью спит под дверью. А под окном, во дворе, еще один.
Тит подошел к окну и посмотрел во двор.
– И зачем он там стоит?
Повернувшись к Фуксии, он резко добавил:
– Его никогда не поймают. Он слишком хитер. Он настоящий хищник. Надо бы сжечь к чертовой матери весь этот мерзкий Замок, чтоб в нем сгорел и Щуквол, и мы, и весь мир, чтобы очистить это место – пусть оно зарастет зелененькой травкой!
– Тит! – позвала Фуксия, – Подойди ко мне.
Тит пересек комнату неверными шагами. Руки у него тряслись.
