уже высиживающих потомство фазанов. В этих краях фазан считался священной птицей, охраняемой на всех стадиях жизненного цикла, и за несколько лет до описываемых событий даже имел место неприятный инцидент, когда предшественник Джефсона, пожилой мужчина из Бримли, застрелил кота Мей Дарем, застав домашнего любимца за обезглавливанием птенцов фазана. Чарльз Дарем не просто уволил его, а отправил на крохотную пенсию, отобрав маленький домик, в котором тот жил на протяжении сорока лет.
Мей была очень красивой девушкой семнадцати лет и девяти месяцев от роду, с прекрасными темными глазами и черными волосами, такими длинными, что она могла сидеть на них, хотя в последнее время начинала задумываться, не постричься ли по последней моде. Образование она получала дома, причем гувернантка уехала лишь в минувшем декабре, и Чарльз Дарем собирался отправить ее во Францию в пансион благородных девиц, но этой весной Мей познакомилась с молодым архитектором из Норвича Терри Уоткином. Юноша сделал ей предложение, но Дарем отказался объявлять официальную помолвку, пока молодые люди лучше не узнают друг друга. Таким образом, Мей жила дома, и делать ей было особенно нечего — вместе с мачехой она ходила в гости, составляла букеты, играла в теннис. Похоже, у нее не было никаких увлечений или интересов; ее считали способной пианисткой, однако после отъезда гувернантки девушка ни разу не открывала крышку рояля. Отношения с мачехой были сложными, хотя Мей, по всей видимости, преодолела острую обиду и бурное возмущение, возникшие после повторной женитьбы отца. Маленьких единокровных братьев она любила, играла с малышами, брала на прогулки, с удовольствием возилась с ними, и друзья семьи одобрительно улыбались по поводу предполагаемого брака с Уоткином, намекая, что Мей будет прекрасной матерью.
Вот только Санни она не любила — по крайней мере, так говорили. Трудно вообразить красивую, здоровую, благополучную девушку семнадцати лет, которая ненавидит двухлетнюю сестру, особенно если учесть, что ребенок славился общительностью и «солнечным» характером. С другой стороны, две особенности Санни могли — если Мей действительно была параноиком, почти психопаткой — вызвать патологическую к ней ненависть. Девочка была удивительно похожа на мать, миссис Ирен Дарем, и отец обожал ее, возможно, в ущерб своим чувствам к Мей. Джорджина Халлам-Саул, единственный писатель, уделивший довольно много внимания трагедии в Кирби-Тейстон, выдвинула необычное предположение. Суть его вот в чем: в начале двадцатого века, а если точнее, то приблизительно с 1910 по 1940 год, существовало что-то вроде культа, приравнивавшего белокурые волосы к красоте, в результате чего темноволосые женщины считались менее красивыми, чем блондинки, причем независимо от других достоинств, таких как черты лица, фигура или цвет глаз. Как указывалось выше, Мей Дарем была темноволосой, с очень смуглой, оливкового оттенка кожей и карими глазами — похожей на мать. Чарльз Дарем теперь предпочитал белокурых; второй раз он женился на очень светлой, белокожей блондинке, а у их дочери Санни были золотистые волосы и голубые глаза. Мисс Халлам-Саул предполагает, что по этой причине Мей завидовала единокровной сестре и затаила на нее обиду, однако тут мисс Халлам-Саул верна своей теории о Мей как о преступнице.
Не подлежит сомнению, что Мей редко брала с собой маленькую девочку, когда шла гулять по саду или окрестностям, тогда как мальчики всегда сопровождали ее на прогулке или при посещении многочисленных домашних животных, которые жили в семье Дарем, — пони, овчарки, будка которой находилась рядом с конюшней, цесарок в специальном загоне, кроликов староанглийской породы. Тем не менее майским утром 1922 года, во вторник, Мей Дарем, которая вместе с Эдвардом и Джулиусом впервые пошла посмотреть котят, появившихся на свет неделю назад, она взяла с собой и Санни. Это был второй выводок котят, принесенный кошкой, и животное, как и в первый раз, предпочло устроиться не в специальном гнездышке, которое Мей устроила в своей спальне, а в дупле дуба.
Никто не знает, что произошло во время прогулки. И никогда не узнает. Мей просто сказала, что потеряла Санни. Кошка, всегда ласковая с хозяйкой, поцарапала Эдварда, как только он до нее дотронулся, и несколько минут Мей занималась только им, успокаивая и вытирая кровь носовым платком. Дерево, где кошка устроила себе логово, стояло на краю леса, не очень далеко от дома, за конюшнями и загоном. По словам Мей, она думала, что Санни сидит на бревне рядом с Джулиусом, но когда повернулась, то увидела, что Джулиус на месте, а девочка исчезла.
Джулиус Дарем, которому теперь шестьдесят шесть лет, не помнит, что случилось в тот день. Тогда ему было только три года. Его брат Эдвард, который на восемнадцать месяцев старше, припоминает кое- какие подробности, но признается, что большая часть этих «воспоминаний» могла сформироваться уже потом, из того, что ему рассказали.
— Кошка Мей поцарапала мне руку. Крови я не помню, но Мей обнимала меня и говорила, что я должен быть храбрым. Конечно, я кричал и плакал; Мей завязала мне руку платком, и мы все принялись искать Санни, но, как вам известно, безрезультатно.
Похоже, Мей не очень волновалась. Она подумала, что девочка сама пошла домой — довольно странное умозаключение, если учесть, что Санни было всего два года и часть любого расстояния она привыкла преодолевать у кого-нибудь на руках. А когда Мей вернулась домой с мальчиками, то не стала спрашивать о Санни. Полиции девушка объяснила это обстоятельство так: на дорожке, соединявшей конюшни с той частью поместья, где стояли домики садовника и егеря, она увидела Бесси Стоунбридж, помощницу няни, которая разговаривала с женщиной, а рядом с ними — маленькую девочку, которую приняла за Санни. На самом деле ребенок был не девочкой, а мальчиком, племянником егеря, а женщина — его матерью. Мей Дарем была близорука, но из тщеславия перестала носить очки.
Таким образом, исчезновение Санни обнаружили только через час. В тот день Даремы устраивали теннисный турнир — молодых людей из числа соседей пригласили поиграть, а их родителей посмотреть. Причард заново разметил корт, и Мей вместе с ним проверяла высоту сетки (одна теннисная ракетка, поставленная вертикально, плюс головка ракетки, повернутая горизонтально), когда к ним подошла няня Сара Керингл и напомнила, что пора кормить Санни ленчем. Ошеломленная Мей призналась, что она считала, что ребенок с Бесси, однако Бесси последние полчаса провела в детской с мальчиками.
Были организованы поиски Санни. Поначалу в поисковую команду входили Чарльз Дарем, Джон Уильямс и Артур Бейли; позже к ним присоединились миссис Дарем и Мей. Первым из гостей, прибывшим на турнир, — в Тейстон-холле не осталось никого, кроме Эдварда и Джулиуса, которых кормили ленчем, — был Терри Уоткин, и он тоже присоединился к поискам. Санни нигде не нашли, и Чарльз позвонил в местную полицию. Терри Уоткину выпала незавидная доля отправлять назад гостей, пришедших на вечеринку.
Полиция приехала довольно быстро — деревенский констебль и сержант из Норвича. Они принялись расспрашивать всех, кто мог видеть Санни, начиная со слуг внутри и снаружи Тейстон-холла, и заканчивая жителями деревни Тейстон-Кирби. Никто не признался, что видел ее после одиннадцати утра. В ту ночь обитателям Тейстон-холла пришлось лечь спать, так и не дождавшись известий о Санни.
На следующее утро тело девочки было найдено собакой Джефсона всего в пятидесяти ярдах от бревна, на котором она сидела рядом с братом. Тело лежало в неглубокой ямке, выкопанной в перегное из листьев — сделать это можно было голыми руками. Девочке перерезали горло.
В том, что это убийство, сомнений быть не могло. Характер смерти исключал несчастный случай. Приехали сотрудники из Управления уголовных расследований Норвича и допросили Мей. Сара Керингл сообщила им, что когда мисс Мей пришла за детьми, на ней было синее платье из набивного хлопка, но высоту теннисной сетки девушка уже проверяла в льняной юбке и черно-белом джемпере. Полицейские спросили Мей, почему она переоделась
Она провела там одну ночь, а на следующий день ее отпустили. Главный инспектор Джон Финч удовлетворился объяснением, что Эдварда поцарапала кошка Мей, а на одежде убийцы не могло остаться лишь несколько пятен — она должна была быть буквально залита кровью. Вместе со своими подчиненными он переключился на деревню и ее жителей, которые считались не столь уважаемыми гражданами, как соседи из Тейстон-холла, — например, того, кто провел ночь в тюрьме за пьянство и буйное поведение, или другого, известного браконьера. Нет нужды говорить, что в Тейстон-Кирби не нашлось ни одного человека, которого можно было заподозрить в приставании к ребенку, не говоря уже о жестоком убийстве.
Именно на этом этапе полицейские пришли к родственникам Джефсона, гостившим в коттедже. В
