не самой приятной из его обязанностей на ранчо, но он тем не менее появился в кабинете в то же время, что и накануне вечером, чтобы закончить последний пункт обязательств перед отцом и ранчо. Откладывание работы или ее затягивание, определенно, не были пороком Мэтью Рамсея.
Трейси прошла через кухню и вышла на заднюю веранду. На небе было больше звезд, чем в предыдущую ночь, и она даже вздохнула при виде этой божественной картины. Казалось, что над ней вдруг раскрылся зонтик из сияющих точек на фоне черного неба, и с этого зонтика на землю лился серебряный свет. Залаяла собака, потом перестала, и тишина наполнила все окрестности, она, как в вату, завернула все вокруг. Трейси впервые ощущала такое состояние, и ей показалось, что все застыло в торжественной тишине. Единственный звук, который доходил до ее ушей, был звук ее же бьющегося сердца, и она слегка задрожала, когда на нее накатило неясное беспокойство.
— Трейси, — позвал Мэтт, выходя на веранду.
— Привет.
— Ты в порядке?! Я чувствую, что ты вся, как натянутая струна.
— Я не привыкла к такой тишине. Она вызывает страх. Я чувствую, что это затишье перед бурей. Ничто не шелохнется, ах, Боже мой, как занудно звучит это описание.
— Ничуть. Просто это ощущение новое, ты к нему не привыкла, вот и все. Но я тебе кое-что скажу, Трейси. Только здесь человек может познать себя, прислушаться к тому, что происходит в его душе. Здесь только ты сама, земля и небо. Отсюда некуда убежать от того, что ты обнаружишь, когда пристальнее вглядишься в себя.
— А ты, Мэтт? Тебе приятно то, что ты обнаруживаешь в себе?
— В большинстве случаев. Правда, иногда мне приходится пересматривать кое-что, касающееся меня. Бывают моменты, когда я чувствую себя очень одиноким.
— Почему же ты не женишься? — тихо спросила Трейси.
— Я — Мэтью Кендал Рамсей с ранчо «Рокочущее «Р»», — сказал он с ноткой усталости в голосе. — Это означает деньги и власть. Я просто никак не могу понять, как ко мне относятся женщины, что им важно: я сам, или то, чем я владею. Пару раз я делал попытки доверять женщинам, и оба раза делал ошибку, Я решил, что не стоит рисковать. Эй, извини. Я не хотел тебе рассказывать о своей «горькой» судьбе. А ты? Ты красивая женщина, Трейси. Трудно поверить, что ты все еще не замужем. Ты сделала выбор в пользу карьеры?
— Совсем нет. У множества женщин есть и то, и другое. Я думаю, что чем-то похожа на тебя, Мэтт. Я жду человека, для которого буду представлять интерес как целостная личность, а не как кольцо или еще какая-нибудь безделушка из его коллекции ювелирных изделий. Я не ищу любви, но и не бегу от нее, — она пожала плечами. — Я жду ее.
Мэтт задумчиво покачал головой. Он смотрел на нее, и, казалось, целую, захватывающую дух вечность его взгляд не отрывался от ее карих глаз. Серебристый люминисцентный свет от мерцающих звезд отбрасывал тени на его лицо, и Трейси вновь ощутила шевельнувшееся в ней желание. Даже в полутьме она могла видеть тепло и нежность, излучаемые его глазами, и она почти инстинктивно двинулась ему навстречу.
Мэтт прижал ее к своей широкой груди, руки Трейси сомкнулись на его шее. Их губы встретились и открылись навстречу друг другу, их языки нашли друг друга. Тихий стон вырвался из горла Мэтта, когда его большие и сильные руки скользнули по спине Трейси и прижали ее ягодицы к напрягшемуся телу, растворяя ее в себе.
Поцелуй становился более страстным, волна желания затопила Трейси, превращая огонь, тлевший в ней, в бушующее пламя. Ее груди были прижаты к груди Мэтта, и она вдруг вспомнила тот наивысший миг наслаждения, который вызвал его рот на ее напрягшихся холмиках. Как она хотела его, хотела, чтобы он наполнил ее живительной влагой, перенес в такое место, где были бы они наедине со своим рождающимся чувством.
— Трейси, — пробормотал Мэтт, целуя ее стройную шею, — ты самая желанная женщина на свете.
— Ох, Мэтт, — шептала она, слегка откидывая назад голову, потрясенная силой наслаждения, испытываемого от его поцелуев.
Мэтт вновь нашел ее рот и стал страстно целовать ее губы, от чего ноги Трейси подкосились. Она чувствовала все его мужское естество, возвещающее о своем желании, на своем теле. Если бы она только могла послушаться своего тела и получить в свои объятия самого прекрасного мужчину на земле, разделить с ним то, что обещали его ласковые руки, и насладиться прелестями их союза! Но ее сердце было всецело отдано ему, а мысли, грустные мысли, не оставляли ни на минуту, переплетаясь с ее страстью.
Отдав свое тело Мэтту Рамсею, она отдастся его заботам и вручит ему всю себя, но она сейчас не могла этого сделать. Она была на грани того, чтобы влюбиться в Мэтта к ей нужно сделать шаг назад, чтобы этого не случилось. Ее вновь охватила волна странной грусти, когда она положила руки ему на грудь и легонько оттолкнула его.
Мэтт глубоко вздохнул и провел руками по ее щекам, потом опустил руки вниз.
— О да, Трейси Тейт, — сказал он голосом, в котором чувствовалось напряжение, — ты мне очень нравишься. Мой отец — не единственный человек, которому доставляет радость твое пребывание здесь.
— Я тоже рада быть здесь, — прошептала Трейси.
— Никогда не бойся тишины ночи, Трейси. Прими тот покой, что она тебе предлагает.
Трейси подняла глаза к звездному небу и улыбнулась. Это не была больше абстрактная тишина, в тени не поджидал злобный враг. Разделив с ней очарование звездной ночи и дав спокойствие ее душе, Мэтт показал ей красоту природы, точно так же, как раньше раскрыл для нее великолепие восхода солнца. Она смотрела вокруг и вслушивалась в тишину с чувством понимания, изумления и трепета.
— Спасибо тебе, Мэтт, — нежно сказала она.
— Ты разве не хочешь того пирога, который мы собирались есть?
— Не знаю, думаю, что нет. Я пойду лягу.
— У тебя был тяжелый день. Увидимся утром.
— Спокойной ночи.
— Трейси! Прошло много времени с тех пор, когда я так разговаривал, я имею в виду, разговаривал так, как сейчас с тобой. Для меня это имеет большое значение. Спокойной ночи, приятных снов.
Трейси лежала в кровати, уставившись в темноту, моля Бога, чтобы желание, наполнявшее ее, исчезло, растворилось. Мэтт приоткрыл еще одну дверь, позволил сделать еще один шаг в свои мысли, когда поведал о мимолетных мгновениях одиночества, которые наступали у него из-за имени и богатства, которыми он владел. Он платил немыслимую цену за годы каторжного труда и решимости продолжить дело, начатое отцом.
И все же, когда он целовал ее, ласкал своими сильными, нежными руками, он ничего не утаивал от нее. Защитная броня падала с него, когда он брал ее в свои объятия и отдавал себя в ее руки. Значило ли это, что и в нем пробуждались чувства? Или же он обладал достаточной силой, чтобы не позволить этому случиться?
«Спокойной ночи, Мэтью Кендал Рамсей, — прошептала Трейси. — Сладких тебе снов».
Пронзительный звук будильника вывел Трейси из состояния глубокого сна. Она села в кровати и накрыла рукой эту чепуховину, мешавшую ей спать. Потом со вздохом откинулась на подушки и снова закрыла глаза.
Половина пятого утра! Боже, это же сумасшествие! Неужели коровы не могут начать мычать, куры кудахтать, лошади завтракать в более подходящее время? Мэтт стоял у плиты, когда она вошла в кухню. Сегодня на завтрак были тосты по-французски.
— Привет, — сказал он, наклоняясь и быстро целуя ее. — Все хорошо. Ты распустила волосы, тебе это больше идет.
— Рада, что тебе нравится.
— Я не могу сегодня утром отправиться на урок верховой езды с тобой, — добавил он, подавая ей тарелку с едой.
