немного подождать?
— Ты хочешь сказать, что он научится ходить домой, ко мне, любить меня в первую очередь? Ах, Винди, ты на самом деле думаешь, что это возможно?
— Конечно, да, дорогая. Вначале тресни его как следует, чтобы привлечь внимание, потом улыбнись одной из своих очаровательных улыбок — и этот парень примчится домой, как наскипидаренный. Чистая, честная любовь сделает с ним чудеса. Запомни слова Винди, потому что я знаю, что говорю.
— Если бы у меня было время! Неужели есть надежда, что…
— Винди! — послышался голос снаружи конюшни.
— Это Дасти, — сказал Винди, спеша к двери. — Он не должен был возвратиться так рано.
Трейси бежала следом за Винди, и вскоре они увидели Дасти, спрыгивающего с седла. У него в руках был какой-то сверток, но Трейси не сразу поняла, что в нем завернуто.
— Теленок, — сказал Винди.
— Да. Он в тяжелом состоянии. Мы нашли его, черт, слишком поздно. Я летел пулей, чтобы успеть, но он, похоже, умер. Мэтт едет следом еще с одним. Может, и тот не выживет.
— Что случилось? — с волнением спросила Трейси.
— Они лежали рядом с умершими матерями. Ненавижу, когда умирают маленькие беззащитные существа, — Дасти оглянулся через плечо. — А вот и хозяин.
Трейси никогда не видела, чтобы Мэтт скакал с такой скоростью. Когда он остановил лошадь и спрыгнул с седла, у него было очень печальное выражение лица. Быстро, не говоря ни слова, Мэтт и Дасти сняли сверток с лошади и понесли в конюшню, где были приготовлены ясли и чистое душистое сено. Они осторожно положили свою ношу на подушку из сена, развязали сверток, и глазам открылся только что родившийся теленок, еще не вылизанный матерью. Дыхание у него было поверхностное и неровное, и Трейси даже закусила нижнюю губу от чувства жалости к этому маленькому созданию.
— Состояние плохое, — сказал Винди. — Неси теплую воду и какие-нибудь тряпки, чтобы почистить его.
— Он умрет? — тихо спросила Трейси.
— У него слишком мало шансов. Дасти, скачи назад. Я приеду через несколько минут.
— Хорошо, хозяин.
— Винди, — позвал его Мэтт, — вымой этого теленка. Потом ты отвезешь моток колючей проволоки на южное пастбище.
— А что же будет с этим теленком? — спросила Трейси, показывая на кроху.
— Трейси, нужно очистить в первую очередь его нос и рот. И если он проживет несколько часов, то…
— Один? Ты хочешь его бросить здесь и сам уйдешь? У тебя холодное сердце. Я не оставлю малютку. Уйди с дороги! Я сама его выкупаю. Колючая проволока, когда животное в таком состоянии. Катись отсюда, Рамсей!
— Берегись, Мэтт, — сказал Винди, — эта женщина вышла на тропу войны.
— Ну же, Трейси, — сказал Мэтт, поднимая руки вверх, — тебе следует понять, что эти парни действительно…
— Итак, ты сдаешься? Где молоко? Ему нужно питье. И еще одеял! Ты глухой?
— Нет, мадам. Слушаюсь, мадам! Все, что прикажете, мадам!
Мэтт и Винди припустились со всех ног. Трейси наклонилась над теленком и сказала тихо: «Держись, малыш, все будет хорошо».
Глава 9
Мэтт и Винди скоро возвратились. Мэтт аккуратно вытер нос и рот теленка тряпкой, потом покачал головой:
— Он слишком слаб, чтобы есть, Трейси. Он…
— Я закончу обмывать его, Мэтт. Ты принес молоко и одеяла?
— Да, но послушай меня, малышка…
— Возвращайся туда, где ты нужнее. Я сама позабочусь о нем, — сказала Трейси, начиная мыть малыша.
— Оставь ее, Мэтт, — тихо проговорил Винди. — Трейси занимается тем, чем хочет.
— Я постараюсь вернуться, как можно скорее, Трейси, — пообещал Мэтт.
— Хорошо, — сказала Трейси.
Она работала не покладая рук целый час, пока не вымыла и не высушила теленка с головы до ног и не завернула его в пару пушистых одеял. Он оказался намного тяжелее, чем ей казалось, и у нее заболели руки. Она опустилась на землю и прислонилась к стене, чтобы немного отдохнуть. Теленок не шевелился, дыхание его не становилось лучше.
— Ты умрешь, и я никогда не смогу поговорить с тобой, — сказала Трейси. — Черт возьми, теленок, это «Рокочущее «Р»», ты очень глупый, если не захотел жить здесь. Не дури, вставай и выздоравливай!
Трейси опустила кусочек тряпки в кувшин с молоком и приложила его к губам теленка. Он не шевельнулся. Она раздвинула мягкие толстые губы и капнула туда несколько капель. Прошло несколько минут. Трейси сидела, затаив дыхание. Вдруг показался язык синеватого цвета и капелька молока исчезла.
— Ура! — закричала Трейси. — Хорошо, мой мальчик! Ты выживешь, парень! И не позволяй никому думать, по-другому!
Когда, час спустя, вернулся Винди, Трейси все еще сидела над теленком, капая молока ему на язык. Теленок проглатывал капельку, и Трейси с удовольствием продолжала это занятие. Спина ее невыносимо болела, в душном углу было нестерпимо жарко, но ей было все равно. Малыш ел!
— Будь я проклят, — сказал Винди. — Ты только посмотри на него. Я был уверен, что он умрет, пока я вернусь. У тебя легкая рука, девочка.
— Правда, он красивый, Винди? — спросила Трейси. — Он открыл глаза на одну секунду, но я рассмотрела, что они огромные и карие. Он чувствует, что я здесь. Он дышит лучше, правда?
— Да, думаю, что да. Хочешь, я тебя сменю?
— Нет. Со мной все в порядке. Он будет жить, Винди?!
— Если ты этого хочешь, дорогая.
День пролетел незаметно. Трейси продолжала кормить теленка по капельке. Она давно забыла о болевших мускулах и удушающей жаре. Единственное желание ее было не дать погаснуть этой маленькой жизни. И вдруг она что-то поняла, глядя на спящее животное. Ничто сейчас не имело значения, кроме этой хрупкой жизни. Ее собственные переживания тоже не имели значения, равно как и слова Мэтью о том, что теленок все равно умрет. Она решила не придавать никакого значения словам Мэтта, потому что была только одна достойная цель — не дать ему умереть.
— Вот что имеет значение, — прошептала Трейси, — и видит Бог, я нашла свою чайку.
Трейси даже не заметила, как в конюшню стали входить мужчины, вернувшись с работы. Неожиданно она заметила Мэтта, стоявшего рядом.
— Ты была здесь все время? — спросил он.
— Да, и ты только посмотри на него! Видишь, ему стало лучше! Я назвала его Джонатан Ливингстон[4]…
— Чайка, — проговорил Мэтт. — Твоя чайка, Трейси?
— Да, да, Мэтт.
— Милая, как это замечательно. Пойдем домой и…
— Я не оставлю его, Мэтт.
— Трейси, тебе нужно отдохнуть. Я попрошу кого-нибудь из работников покормить его.
— Нет, — она покачала головой. — Джонатан мой. Я не шучу, Мэтт. Ты можешь, конечно, взять меня на руки и вынести отсюда, но, пожалуйста, позволь мне остаться. Это так важно для меня, Мэтт!
