лишь о том, что при следующей встрече крепко обниму ее и прижму к себе.
На следующий день после полудня я встретила ее на лестнице. Лестница была такой большой, с таким огромным количеством ступенек по сравнению с размерами дома, что когда дом был полон жильцов, поднимаясь или спускаясь по лестнице, ты обязательно кого-нибудь встречал. Теперь нас осталось пятеро, а Белл, вернувшись домой посреди ночи, не выходила из своей комнаты. Эльза ушла на работу, и в доме стало тихо и спокойно. Я спускалась из кабинета, довольно поздно выполнив утреннюю норму, а Козетта поднималась к себе в спальню из гостиной. На ней был халат, зеленое японское кимоно с белыми цветами, а светлые блестящие волосы ниспадали на плечи. Лицо бледное и осунувшееся, со следами слез, но пролились они еще до сна.
Она прошла бы мимо меня, не проронив ни слова, даже не бросив укоризненного взгляда, который сам по себе предполагает возможность прощения. Я взяла ее под локоть. Вы должны понимать, что тогда я понятия не имела, что меня можно в чем-то обвинить. Если я в чем-то и виновата, то лишь в том, что вместе с остальными стала свидетелем вчерашней сцены. Козетта прошла бы мимо меня, даже не взглянув, но она устала, чувства ее истощились, а когда вы так близки, как были мы с ней, живете вместе, словно мать с дочерью, разве можно обойтись без приветствий, вопросов, знаков? Любовь, в отличие от «влюбленности», воспринимается как нечто само собой разумеющееся.
— Как ты, Козетта?
Она остановилась и посмотрела на меня. За ее головой висел ветвистый канделябр с бусинами из муранского стекла, который так ярко сиял той ночью, когда Эсмонд включил свет. Козетта стряхнула мою руку, брезгливо, словно пиявку. Она смотрела мне в глаза, но как-то вяло, без чувства, без внимания. Я бы даже сказала, безразлично — если такое определение можно использовать в отношении Козетты.
Я сформулировала вопрос по-другому:
— Что случилось, Козетта? В чем дело?
Это очень странно, но когда человек, которого ты любишь, произносит твое имя, ты понимаешь, что все хорошо. Понимаешь, что все будет в порядке. Козетта не назвала меня по имени — и больше никогда не называла.
— Ты привела сюда эту женщину, — сказала она.
— Белл? — Я похолодела от страха. — Но я же не знала. — Даже тогда мне не хотелось говорить о лжи Белл. — Меня обманули точно так же, как тебя.
Козетта передернула плечами. Крепко держась за перила, она скользнула взглядом по винтовой лестнице, на самый верх. Голос ее остался тихим — этого она изменить не могла.
— Это была твоя идея представить Марка ее братом. — Я покачала головой, но она продолжала: — Ты дала ей какую-то книгу.
— Белл? Она за всю жизнь не прочла ни одной книги.
— Ей не обязательно было читать, — с горечью сказала Козетта. — Ты рассказала сюжет. Подкинула великолепную идею. Думаю, ты ей указала на сходство ситуации. Только я не молода и не красива, и я не умираю.
Это было настолько невероятно, что прошло несколько секунд, прежде чем до меня начал доходить смысл ее слов. Пока я стояла и смотрела на Козетту, она опустила взгляд с уходящей вверх винтовой лестницы на свои белые руки, стиснувшие перила, и тут из приоткрытой двери спальни послышался голос Марка:
— Козетта, где ты?
Она побежала к нему, захлопнув за собой дверь. Я замерла на мгновение, потом стала медленно спускаться. Я была потрясена и считала себя жертвой величайшей несправедливости. Наверное, именно поэтому даже тогда не сомневалась — как быстро мы собираемся с силами! — что смогу объяснить, смогу все исправить. Погоди немного, как сказала бы Эльза, погоди немного.
В кухне, куда я спустилась, чтобы приготовить себе поздний завтрак, я села за стол и задумалась над словами Козетты. Аппетит у меня пропал, но я налила себе немного ледяного белого вина, открытого накануне; из бутылки отпили бокал, а остальное поставили в холодильник. Залпом выпила вино, налила второй бокал и подумала, что начинаю понимать, почему люди пьют. Марк, конечно, меня выдал… нет, не так, ведь для того, чтобы тебя выдали, нужно совершить что-то нехорошее. Правильнее будет сказать, что он меня подставил, лжесвидетельствовал против меня, продал с потрохами. То есть заявил Козетте, что именно я посоветовала Белл взять пример с заговорщиков из «Крыльев голубки», именно я подсказала им план действий. Потягивая вино, я вспоминала, как Белл взяла книгу в моем кабинете и спросила, о чем она, вспоминала свой ответ.
«Мужчина и женщина помолвлены, но не могут пожениться, потому что у них нет денег, а девушка по имени Милли Тил смертельно больна и очень богата. Джеймс прямо не говорит, что с ней, но намекает, что это не туберкулез — первое приходит в голову. Я всегда считала, что имеется в виду лейкемия. Невеста предлагает своему жениху жениться на Милли. Когда Милли умрет, все деньги достанутся им, и они смогут пожениться».
Белл думала, что у Козетты рак. Марк женится на Козетте, которая умрет и оставит ему деньги. И Марк с Белл будут на них жить. Теперь я поняла фразу Белл о том, что, если красивые вещи ей недоступны, лучше не иметь ничего. Не иметь сейчас. Неудивительно, подумала я, что Белл явно хотела, чтобы Марк спал с Козеттой, раздражалась из-за того, что он тянул время, ждала, что он быстро женится. Интересно, изменился ли ее план в тот день, когда она узнала, что Козетта не больна раком? Вряд ли. Вне всякого сомнения, Белл считала, что останется любовницей Марка и после его свадьбы (во всяком случае, их отношения возобновятся), и в этой роли сможет вместе с ним наслаждаться щедростью Козетты. Возможно, именно таким был ее план. Или она собиралась избавиться от Козетты?
Об этом я тогда не подумала. Эти мысли пришли мне в голову гораздо позже, когда я узнала, кто такая Белл, когда всплыли факты о ее сестре Сьюзен и возникли сомнения в самоубийстве Сайласа. В тот летний день в «Доме с лестницей» я думала только о том, что Марк и Белл пытались воплотить в жизнь сюжет романа и потерпели неудачу — точно так же, как провалился заговор в «Крыльях голубки».
Я не сказала, что день был очень жарким? Наверное, нет. Самым прохладным местом в доме оказалась кухня на первом этаже. Я открыла окна, но ничего не изменилось. Такое впечатление, что горячий и душный воздух с улицы просто сменил горячий и душный воздух внутри. Стеклянные двери на балкон были распахнуты настежь, но занавески не шевелились от ветра, оставались абсолютно неподвижными. На противоположной стороне улицы на плоскую крышу портика вышли мужчина и две девушки, расстелили одеяло, легли и стали пить вино. Держа в одной руке бутылку вина, а в другой — бокал, я поднималась по лестнице, останавливаясь у каждого открытого окна, наливала себе вино и выпивала — со мной такое случалось крайне редко. Когда живешь под дамокловым мечом хореи Хантингтона, обычно избегаешь всего, что делает тебя вялым или неловким, приводит к потере координации. От вина начала болеть голова и появилась сухость во рту, но мне хотелось еще, и я подумала, что нужно открыть другую бутылку и напиться до бесчувствия.
Козетта и Марк вышли из дома в половине четвертого — вместе. Вряд ли они меня видели. Я наблюдала за ними с балкона гостиной, где в конечном итоге устроилась со стаканом воды. Солнце казалось близким и каким-то мутным, сверкало, словно драгоценный камень сквозь серую вуаль. Козетта надела просторное платье без рукавов из полупрозрачной светлой ткани. На Марке были джинсы, но с пиджаком и галстуком. Они сели в машину, Марк, как обычно, за руль. Наверное, внутри было настоящее пекло, потому что Козетта несколько раз открывала и закрывала пассажирскую дверь, прежде чем машина тронулась с места. Потом я узнала, что они ездили в регистрационное бюро, договаривались о дате бракосочетания. Марк был так слаб и неуверен в себе, что даже не мог сдержать смелое и благородное обещание отказаться от брака, чтобы никто не подумал, что он женится из-за денег.
Немного погодя я вышла в сад за домом, жаркий, пыльный, пропитанный запахом эвкалипта, и посмотрела на окно спальни Белл. Оно было открыто — обе фрамуги подняты до самого конца. Я хотела окликнуть ее, но потом передумала. Сама пошла наверх. Теперь мне в голову пришла мысль, что единственный способ смягчить сердце Козетты — заставить Белл объяснить, что это не моя вина и я не имею отношения к заговору. Наверное, я была пьяна, если рассчитывала, что Белл согласится. Я окликнула ее из-за двери и услышала какие-то звуки, словно Белл лежала на кровати, а потом спустила ноги на пол,
