Джонни таинственным образом вспомнил (вот льстец), что Кэти — профессор, и отметил, как гордился бы ею дедушка. Кэти поблагодарила его, обрадованная, что Фонтейн знает, кто она.
— Наслышан вашим вкладом в процветание фонда, — обратился он к Франческе.
Она разгладила платье, где-то в подсознании, но очень глубоко подозревая, что он лжет.
— Спасибо, мистер Фонтейн. — Франческа самодовольно улыбнулась. — Стараемся.
— О нет, пожалуйста, — воспротивился певец. — Зовите меня Джонни, душечка.
— Ладно, Джонни Душечка, — выпалила Франческа, и рука невольно потянулась закрыть рот.
— Молодец. Вы не просто стараетесь. Вы многого добиваетесь, насколько я знаю. Вы заняты делом. — Он улыбнулся. — Вот что я уважаю. Вокруг меня много людей, которые говорят, говорят, говорят. Я и сам грешен, верно? Однако уважаю я тех, кто занят делом.
— Глубокомысленное замечание, — произнесла Франческа с сарказмом. Кэти стояла сама не своя, словно онемев. — А это уважаю я. Глубокомысленных людей.
Франческа не могла сдержаться.
Конни положила ей руку на плечо.
Однако Джонни рассмеялся от всего сердца.
У Франчески задрожали колени, и она ненавидела себя за это. Нельзя отрицать, в тот момент Джонни Фонтейн вел себя отнюдь не как звезда телеэкрана и популярнейший певец! Наслаждаясь шуткой в свой адрес, находясь в центре внимания, вульгарно очаровательный, он напоминал ей отца.
Сзади маленький Санни спрашивал, не осталось ли упакованных подарков.
— Не обращай на нее внимания, Джон. — Конни одарила Франческу неодобрительным взглядом. — Ей последнее время нездоровится. — Конни снова взяла Фонтейна за руку. — Пойдем, угощу тебя моим шоколадным тортом. Ты уже как-то его пробовал. Помнишь?
Джонни не сводил с Франчески глаз, которые по-прежнему улыбались, даже после того, как он перестал смеяться.
— Вы видите меня насквозь, верно?
Конни нахмурилась.
Франческа попробовала посмотреть сквозь него.
Если умеешь делать это правильно, то с расстояния можно добиться невероятного эффекта — с трибуны, со сцены, с экрана, с ринга, с подиума, даже с другого конца длинного семейного стола. Вблизи результат непредсказуем. Может не получиться. Или выглядеть до слез глупо. Или же, напротив, вызвать страх и благоговение.
— Попробуйте торт тетушки Конни, — нарушила молчание Кэти. — Набьете брюхо, и уже никто не увидит, что у вас внутри.
— Вот это да! — пронзительно фыркнула Конни и рассмеялась. — Несмотря на разные фигуры, они
— Лучше верить.
— Извините, — сказала Кэти.
— Торт и правда очень хорош, — отметила Франческа и снова разгладила платье, не зная, как себя чувствовать: преданной или предательницей.
— Питательный, но вкусный, — добавила Кэти.
— С вашего позволения, — извинилась Франческа и направилась успокаивать сына, который танцевал на столе в халате, подаренном дяде, и кричал, что он чемпион мира.
Конни взяла Джонни под руку и последовала за ней.
— Эй, чемпион! — подмигнул Фонтейн Санни.
— Непобедимый! — произнес мальчик, торжественно всплеснув руками. — И неуловимый!
Гости наслаждались сценой, как, очевидно, и Джонни. Свободной рукой Конни принялась нарезать торт.
— Спускайся, — велела Франческа Санни. — Сейчас же.
— Это ваш? — спросил Фонтейн.
Франческа повернулась.
— Может, я ошибаюсь, но там, кажется, требуют вашего присутствия.
На верхнем этаже, у лестницы, стоял Том Хейген и манил пальцем. Даже не пытаясь скрыть нетерпение. Джонни поймал его взгляд, освободился от Конни и попятился.
— Послушайте, — обратился он к Франческе. — Не уходите, хорошо? Я не… — Фонтейн продолжал пятиться. — У меня есть одна мысль, но мне нужна ваша помощь.
— Куда мне уходить? — удивилась Франческа. — Я здесь живу.
— Вот и замечательно. — Джонни побежал к Хейгену той же прыгающей походкой, с какой выходил на сцену петь на бис.
— Я оставлю тебе шоколадного торта, Джонни! — выкрикнула вслед Конни.
Франческа сняла сына со стола, поставила на пол и сложила халат. Повернулась и встретила взгляд Кэти. Они сразу поняли друг друга. Обычным людям потребовался бы час, чтобы сказать так много.
Глава 11
У гранитного бара рядом с окном во всю стену Майкл Корлеоне выставил в ряд три бокала и наполнил два коктейлем. В его собственном бокале была по большей части вода и пара капель алкоголя, чтобы придать напитку смутно-желтоватый цвет.
Том ввел в комнату Фонтейна.
— Майкл! — воскликнул Джонни и сложил руки в мольбе. — Извини, что я пропустил…
Корлеоне резко поставил бутылку на стол, оборвав тем самым гостя на полуслове.
— Пропустил? Сегодня твой день, Джон.
Он произнес это так откровенно, что невозможно было вложить в слова иной смысл и в то же время трудно было не вложить.
Друзья обняли друг друга.
— Если бы не моя семья, я бы забыл, что у меня день рождения, как любой взрослый человек. Но ты? Такая честь. Это я должен извиняться.
— Извиняться за что?
Майкл самоуничижительно пожал плечами, прямо как отец.
— Я хотел пойти на парад, но весь день ушел на деловые встречи. В субботу-то. Ужас. — Он похлопал Джонни по спине. — Нет грешникам покоя, верно?
Фонтейн прошел к окну.
— Милый вид. — Он обошел светлую комнату так, будто в первый раз попал в пентхаус. — С улицы ни за что не догадаться, что сверху открывается такая красота.
Хейген, скрестив руки, наблюдал за происходящим прищуренными глазами. Он был невысокого мнения о людях из шоу-бизнеса в целом и о Джонни в особенности. Стоит зайти в оперу, и услышишь более приятное исполнение. В любой день, в любом захолустном театре найдутся актеры талантливее Фонтейна. Танцевать, шутить? Доярки Хейгена преуспели в этом не хуже. Джонни казался Тому пустышкой, безответственным ребенком, чьи проблемы решают другие люди, среди которых слишком часто оказывается он сам (именно Хейген по поручению дона Вито купил Фонтейну премию «Оскар»), И все же, по непонятным ему причинам, все относились к Джонни как к очень важной особе. Даже Майкл испытывал некую слабость.
Корлеоне раздал бокалы.
— Мой отец гордился бы тобой, Джонни, — сказал Майкл.
Все трое чокнулись и отпили.
Майкл с Джонни расспросили друг друга о родных. Они были отцами в разводе, что не редкость в кругах, где вращается Фонтейн, и неприемлемо в среде Корлеоне. Разведенные католики с детьми.
— Как часто ты видишь Энтони и Мэри? — спросил Джонни.
