Все на деньги налогоплательщиков. Дороги Роберта Мозеса исполосовали спокойные кварталы, появились темные криминальные улочки там, где раньше счастливо жили дружные семьи, и все ради того, чтобы угодить толстосумам из пригородов, чтобы разбогатеть до такой степени, что Майклу и не снилось. У Мозеса было три яхты, полностью укомплектованные, наготове днем и ночью. Сотня официантов и дюжина поваров обслуживали его круглосуточно. Роберт дарил друзьям небоскребы и стадионы. На острове Мозеса процветала отдельная нация — тайная нация, о которой не знал американский народ, хотя содержал ее. И продолжал содержать. Любой желавший пересечь мост должен был отдать дань серебром дону, Роберту Мозесу. У него была собственная печать, лицензии, разведывательная служба, армия, конституция и законы, даже флаг. Однажды мэр Нью-Йорка отвел Майкла в сторону и по-дружески прошептал: «Не позволяй Бобу Мозесу оказать тебе услугу. Иначе, будь уверен, однажды он использует ее, чтобы тебя же уничтожить».
Несмотря ни на что, Мозес жил себе на острове, вероятно, строил планы, как разрушить величайший город в мире и набить себе карман, оставаясь чистым перед законом и опорой общества в глазах народа.
Герой.
Роберт Мозес не находится под постоянной угрозой нападения или привлечения к уголовной ответственности. Он и не знает, что это такое.
Он не замешан в грязных делах и зверствах, он не потерял преждевременно двух братьев.
Его дети не возвращаются домой в слезах от обидных слов одноклассников. Они не попадают под автоматную очередь.
Достижения Роберта Мозеса изучают в университетах на уроках по политологии и проектированию городов. Не по криминалистике и криминальному праву. Роберт Мозес — непубличная личность, известная каждому, и с лучшей стороны.
И это лучшее — вопиющий вымысел.
Майкл отвернулся от телескопа.
Вероятно, у Роберта Мозеса нет ни капли совести, поэтому он может спать спокойно. Просыпается каждое утро бодрый духом и без малейшей тревоги о том, кто сегодня захочет осквернить его имя, попытается упечь в тюрьму, взорвать машину или всадить пулю в сердце. У Роберта Мозеса вряд ли возникнет желание подойти к окну в сумерках и рассматривать в телескоп крышу чужого дома, дивясь, отчего он такой везучий, и задумавшись, всего лишь на секунду, каково живется Майклу Корлеоне.
Глава 13
После рейда на фермерский дом на севере штата Нью-Йорк, где проходила встреча всех семей — крупнейшее событие, после которого американцы впервые осознали понятие «мафия», Комитет собирался как можно реже. Предстоящее заседание — первое после возвращения Майкла в Нью-Йорк.
Как и в любой крупной организации, успех собрания зависит от решения всех важных дел заранее, до того, как люди сядут за стол переговоров. Майкл председательствовал в правлениях нескольких корпораций и благотворительных фондов, и его всегда забавляло, когда внешне разумные люди разводили дебаты — хорошее занятие для дураков, озабоченных скорее своим имиджем, нежели результатом. Единственный спорный вопрос касался Карло Трамонти. Суд пока не вынес решения о его депортации, хотя постоянная борьба за гражданство обогатила целую толпу адвокатов. Он отказался обсуждать свои тяжбы где-либо, кроме как на Комитете. Что бы ни предложил Трамонти, у Майкла было достаточно голосов — Альтобелло, Залукки, Кунео, Страччи, возможно Греко, — чтоб воспрепятствовать ему. А Трамонти, через посредников, согласился молчать о плане политического убийства на Кубе.
Были предприняты все меры безопасности, хотя и впервые за десятки лет без помощи клана Боккикьо. Этому положил конец Чезаре Ивделикато, сицилийский
Выбранный для собрания ресторан находился на углу Кэррол-гарденс, отрезанном от остальной части района строящейся скоростной автострадой Бруклин — Квинс.
Здания вблизи ресторана пустовали, за исключением квартир, сданных в аренду благодарным друзьям семьи Корлеоне. На вечер люди стекутся за Ист-Ривер, где будет проходить уличная ярмарка с фейерверком.
Через квартал от ресторана улицу заливал пожарный гидрант. Ремонтная команда вовсю делала вид, будто занимается устранением неполадки. По договоренности, участковый сержант поставил полицейских в форме для оцепления улицы, чтобы не пускать случайных зевак. Полицейские понятия не имели, что происходит в ресторане. Их специально подбирали по критерию нелюбознательности.
Ровно в семь к черному входу в ресторан пришло пять человек, еще пять — к парадному, таким образом, у дверей находились доверенные солдаты каждой семьи Нью-Йорка: Барзини, Татталья, Страччи, Кунео, Корлеоне. Последним настал черед обеспечивать безопасность, и делом руководил Эдди Парадиз. Мужчины пробурчали приветствия и замолчали, прикуривая сигареты. Подоспел и Парадиз, пожал всем руки и поблагодарил за содействие, затем стал топтаться в сторонке.
Прибытие донов было запланировано на промежуток с половины восьмого до восьми. Майкл Корлеоне и Том Хейген уже находились внутри.
Первым приехал Карло Трамонти. Его участие в Комитете было сложной формальностью. Он бывал не всегда, но имел право занять место первым — привилегия, данная ему как представителю самой древней преступной группировки. За ним плелся телохранитель и младший брат Агостино. Продвижение Карлика Аги в
Карло Трамонти и Майкл Корлеоне обнялись, будто между ними не было и йоты разногласий. Мужчины обменялись любезностями, спросив о благополучии семей. Постороннему глазу они показались бы старыми друзьями.
Том Хейген, в новых скрипящих туфлях, отвел братьев Трамонти в кресла за один из длинных параллельных столов в зале для банкетов. На обоих столах были белые скатерти, стояло красное вино, корзины с хлебом и тарелки с
— Туфли, они начинают делать вот так, — сказал Аги, тыча пальцем, — скрипят, приходится выкидывать, да? И искать новые. — Из-за странного акцента, нечто между бруклинским и южноафриканским, слова были едва понятны.
Хейген кивнул, улыбнулся и предложил располагаться поудобней.
— Какие туфли? — спросил Карло, который был слегка глуховат.
— Забудь, — сказал Аги. — Просто туфли, ясно?
К тому времени прибыли два старых льва — Энтони Страччи из Нью-Джерси и Джо Залукки из Детройта. Как полагалось, каждый привел с собой
Черный Тони Страччи, тоже за семьдесят, утверждал, будто не красит редеющие иссиня-черные волосы, которые с каждым годом становились все черней. Он всегда был так предан клану Корлеоне, что некоторые считали семью Страччи всего лишь