После макарон подали традиционный ростбиф из филея. За похвалами, насколько нежное получилось мясо, собравшиеся обсуждали различные вопросы — конфликты, которые не решить ни вдвоем, ни втроем. Как объяснял Майклу отец, Комитет создан для двух целей: одобрения кандидатур и примирения. Теперь он захватил и сферу политики. Пусть все говорят о проблемах с администрацией Ши, Майкл старался не отклоняться от основ.
Трамонти бросил на него вопросительный взгляд. Корлеоне покачал головой. Рано.
Заседание состоялось не из-за Дэнни Ши и не ради инициации новых членов и утверждения донов. Дело было в конфликте, вызванном передвижными лотками с товаром.
Начался он со ссоры между двумя уличными торговцами хот-догами на углу северного Вест-Сайда. Один продавец находился под протекцией семьи Барзини, другой отчитывался перед Эдди Парадизом. Они составили друг другу конкуренцию. Раньше место не приносило дохода, а затем там построили два здания под офисы, и торговля превратилась в золотой прииск. Каждый утверждал, будто первым заявил права на это место.
Через несколько дней продавец, работавший на Эдди, облил соперника кипящей водой, и тот едва не скончался от ожогов.
Возмездия ради Барзини послали человека сломать обидчику руку. Затем поставили совершенно новый лоток в двух метрах от того, который вроде бы принадлежал Корлеоне, и стали продавать товары по заниженным ценам. На самом деле лоток принадлежал семье Кунео, а охранявший ее солдат в отместку велел взорвать лоток Барзини, якобы посягнувший на чужую территорию (с появлением газовых баллонов с низким давлением передвижные лотки превратились в бомбы на колесах). Вот только люди Кунео перепутали провода и сами взлетели на воздух вместе с лотком семьи Татталья.
Одно событие влекло за собой другое.
Когда об этих распрях узнали доны, дело обрело немалый масштаб. Газеты пока не добрались до него, написали лишь об одном необъяснимом взрыве, и точка. Все пять семей претендовали на прибыльное место и не стеснялись в средствах для достижения цели. Несогласованные решения не могли положить конец проблеме. Их просто игнорировали. На той территории не существовало последовательного способа разделения сфер влияния, и эта задача встала перед Комитетом. Вопрос был не из легких, и все же удалось составить базовый план, который вынашивался в процессе различных переговоров несколько месяцев. Осталось только одобрить его.
Когда план зачитывался, Карло Трамонти покраснел, но нашел в себе достаточно сдержанности, чтобы спокойным голосом отпроситься в туалет. Он практически выпрыгнул из кресла. Майкл мог положиться на Нери — тот присмотрит за Трамонти.
Некоторые доны терпеливо слушали, вероятно радуясь, что в их распоряжении имеется по целому городу, пусть и менее доходному, чем одна пятая Нью-Йорка.
Никто не считал обсуждение лотков маловажным и утомительным делом. Этот скромный бизнес был хорошим источником денег. Лотки стоили достаточно дорого — несколько тысяч, как слышал Майкл, — так что не любой средний гражданин может себе такое позволить. Продавцы предпочитали брать лоток в аренду. Все были довольны. Трудолюбивые иммигранты находили работу, а их покровитель получал две трети от дохода и не платил ни цента зарплаты. Магическим образом появлялись разрешения на торговлю, которые иммигранты не могли выбить от городских властей. На лотках продавали еду, напитки, приправу, бумажные салфетки, зонты и фартуки. Иногда лоток приносил не меньше денег, чем кафе, и никакого риска. Ни налогов, ни коммунальных услуг, ни расходов на содержание, никакой головной боли от платежной ведомости и оформления бумаг при владении или аренде недвижимости. Плюс ко всему, если у жителей района снижается доход, кафе сразу терпит убытки, а лоток просто перемещается на другое место. Лотки множат состояние, каждый из них, из года в год. Единственный способ испортить столь выгодное дело — поссориться между собой.
И семьи этого делать единодушно не собирались.
Глава 14
Когда подали десерт — тарелки с простым печеньем, бисквитный торт с грушами и граппой (фирменное блюдо матери шеф-повара, кофе и «Амаретто» — и официанты ушли, настал черед Карло Трамонти высказать свое мнение.
— Я приехал издалека, — начал он, — но буду краток. Многие из вас хорошие ораторы, — Карло бросил взгляд на Майкла, затем на Альтобелло, — однако мое скромное происхождение не позволяет блеснуть перед добрыми друзьями. Вам наверняка известно о моих недавних затруднениях. Не хочу рассказывать об этом снова. Многим подобная ситуация знакома не понаслышке.
Отовсюду последовали одобрительные кивки.
— Если позволите, я поделюсь другой историей. В отличие от ваших, в моей организации имеется несколько особых правил, поскольку она самая древняя. Сто лет назад, когда негры добились свободы, плантаторы взяли на работу итальянцев. Они сделали из них рабов, и среди них оказался мой дед. Он работал с утра до ночи, как и все. Вскоре итальянцы стали подниматься по социальной лестнице, не только превратились в жестянщиков и сапожников, но и занялись торговлей фруктами, а также рыбой и устрицами.
Трамонти встал из-за стола и принялся расхаживать по залу подобно адвокату, который представляет присяжным заключительные аргументы. Карло Трамонти не раз доводилось бывать в суде.
— Потом произошел инцидент с белыми, — продолжал Трамонти. — Они убили начальника полиции, популярного в народе, но продажного. А вину свалили на нас, итальянцев. Наш самый успешный бизнесмен возглавил томатный консервный завод, крупнейший в штате, и его убили, заколов в глаз. На честных итальянцев надевают наручники, сажают в тюрьму. Нас называют мафиози, вкладывая в это слово свое значение. Однако не мы, а официальные, избираемые лидеры, вот кто ведет себя как мафия — в их представлении о мафии. Они осуществляют кровную месть против целой нации, к которой принадлежал мой дед. Когда люди прибегли к самосуду, полиций захватила невинные жертвы и не стала разбираться. Несчастные забились в угол, а англосаксы — юристы, владельцы магазинов; даже баптистский священник — выстроились в линию в десяти футах и открыли огонь. Из винтовок, дробовиков, из чего попало. Моего деда чудом не задела пуля. Кто-то сказал: «Постойте-ка, этот еще жив». Подошел человек с дробовиком, наступил деду на грудь и отстрелил голову Убийцы смеялись, ликовали. Событие попало во все газеты. Услышав про это, сам президент Теодор Рузвельт выразил одобрение. Те газеты висят у меня в кабинете, и я ни на секунду не забываю о том, что думают о нас люди, управляющие этой страной. И никогда не забуду.
Трамонти прошел мимо Майкла с Томом Хейгеном. Том наклонился вперед и прошептал: «Когда человек говорит, что будет краток, жди бесконечной речи».
— Большинство из вас, — продолжил Карло, обернувшись на Хейгена, — сицилийцы. Вы прекрасно знаете, как правители наций относились к нашему народу на протяжении тысяч лет. Нас уже не удивишь выпадом, сделанным братьями Ши. Я не виню вас, дон Корлеоне, за продвижение своего друга господина Ши на пост президента, поскольку понимаю, что ваши семьи имеют общее прошлое.
Майкл прочистил горло.
Трамонти улыбнулся:
— Согласен, дон Корлеоне, сейчас не время играть в «Кто застрелил Джона».
— Джеймса, — выпалил Лео Кунео. — Джимми Ши, не Джон.
Карл развернулся навстречу к неожиданному голосу:
— Я знаю имя чертова президента. Это же образное выражение, Христа ради.
Советник Лео Кунео наклонился и что-то ему прошептал. Дон Кунео выглядел растерянным.
— Кто же тогда Джон?
— Я же сказал, это оборот речи. Смысл в том, что бесполезно тратить время на выяснение, кто виноват. Что сделано, то сделано, он сидит в Белом доме, и точка. Кто бы ни очутился в кресле президента,
