капитал — лишь отчасти «свободны» в своем плавании по воле гипотетического чистого рынка. Аспекты «несвободы» — не просто пережитки или анахронизмы, это механизмы сокращения реальных издержек и повышения реальной цены продажи, и, следовательно, увеличения прибыли.
Для разрешения краткосрочных экономических противоречий агенты накопления капитала, выступая как класс, имеют тенденцию двигаться в направлении среднесрочного «кооперативного» поведения. В частности, они спорадически прибегают к перераспределению прибавочной стоимости в пользу трудящихся слоев, чтобы восстановить и расширить эффективный спрос и таким образом обеспечить возобновление экспансии. Это решает среднесрочные проблемы. Однако в долгосрочном плане это означает «освобождение» факторов производства, что, в свою очередь, означает уменьшение размеров прибыли в долгосрочном плане.
Это не единственное противоречие, хотя и громадное само по себе. Решения, ориентированные на среднесрочную перспективу и направленные на преодоление краткосрочной стагнации, имеют политические последствия. Вызываемые ими экономические изменения ведут к собиранию вместе угнетенных слоев, так же как и к растущей очевидности извлечения прибавочной стоимости (именно через «освобождение» факторов производства). Отсюда следует, что со временем угнетенные слои становятся все более и более способными и готовыми к восстанию. К XIX в. уровень этой способности и воли достиг той точки, когда мы увидели внезапное возникновение антисистемных движений в двух классических формах (социалистические движения и националистские движения).
Такое политическое развитие несло угрозу логике системы — бесконечному накоплению капитала — с двух сторон. Во-первых, оно усиливало сторону всемирных трудящихся слоев в их постоянной битве за раздел прибавочной стоимости и, следовательно, ставило под угрозу долгосрочные условия получения прибыли. Во-вторых, для того чтобы политически противодействовать трудящимся слоям, агенты накопления капитала были вынуждены передавать все большую долю прибавочной стоимости своим агентам и защитникам, профессионалам, или «средним» слоям, также ставя под угрозу долгосрочные условия получения прибыли.
(5) Начиная с Первой мировой войны и русской революции, и при значительном ускорении после 1945 г., с одной стороны экономическая долгосрочная тенденция к полному (в противоположность частичному) отовариванию плюс исчерпание внешних зон, куда можно осуществлять экспансию и тем самым сокращать процент общего отоваривания, и с другой стороны политическая долгосрочная тенденция к сжатию с двух сторон пространства для получения долгосрочной (в противоположность краткосрочной) прибыли совместно создали ситуацию, которую мы можем назвать «кризисом» капиталистического мира- экономики. В некоторых отношениях это более заметно в области политики и культуры, чем в области экономики. Всемирная «семья» антисистемных движений становилась все сильнее, все смелее, все разнообразнее, и ее все труднее было сдерживать. Оппозиция всепроникающа и неистребима. На самом деле она принимает различные формы в Китае и США, в Иране и Сальвадоре. Я не предлагаю грубо приравнивать друг к другу множество форм протеста — национально-освободительные движения, пролетарские волнения, цивилизационные «ренессансы» и неповиновение, контркультуры, религиозные возрождения и обновленческие движения. Однако ощущение «кризиса» среди защитников мирового статус-кво отражает их смятение перед этим расцветом тенденций, который, похоже, начал выходить из- под контроля.
Единственное, что могут агенты накопления капитала — продолжать делать то же, что и раньше. Они могут относиться к этим мятежам как к части краткосрочных проблем, которые можно решить среднесрочными подходами, связанными с «кооптацией». И в среднесрочном плане это продолжает срабатывать, и даже очень успешно. (Поразмышляем над напряженностью в мире в период около 1968-70 гг. и напряженностью всего 15 лет спустя.) Но эта «кооптация» — процесс, который в долгосрочной перспективе подрывает как экономические, так и политические основы системы (позиция, которой давно придерживаются ультраконсерваторы, которые правы в этих своих предсказаниях, но ошибаются, веря в существование для правящего слоев реальных среднесрочных альтернатив).
(6) Таким образом, как мы и утверждаем, мы живем во время «перехода», в период неизбежного упадка и «окончательной смерти» капиталистического мира-экономики. Но куда мы направляемся? Возможно, мы двигаемся к «социалистическому мировому порядку». Безусловно, это направление, в котором мы должны двигаться в соответствии с лозунгами большей части «семьи» всемирных антисистемных движений. На самом деле большинство из них даже утверждает, что мы и правда двигаемся, и двигаемся неизбежно, в этом направлении. Я позволю себе не согласиться с этим ощущением неизбежности.
Существует противоречие, встроенное в образ действия самих антисистемных движений. И есть противоречие, встроенное в функционирование структур, отражающих мир, — «наук». Эти два противоречия опровергают наивный оптимизм Просвещения. Они создают реальность нашего исторического выбора. Таким образом, именно эти два «унаследованных кризиса» — кризис антисистемных движений и кризис наук — должны были быть предметом первоочередной заботы для тех, кто стремится преобразовать мир. Основной «кризис», кризис капиталистического мира-экономики, относительно прямолинеен и прост. Система придет к своему концу. Но то, что придет ей на смену, зависит от способа разрешения кризиса антисистемных движений и кризиса наук. И здесь у нас есть реальная возможность повлиять на действительность.
Кризис антисистемных движений
Что касается «кризиса антисистемных движений», дело не только в циклических подъемах и спадах. Конечно же, у этих движений всегда были «моменты» или «периоды» относительного поражения, так же, как и относительной победы. Это нормально. «Кризис антисистемных движений» — это кризис, порожденный скорее их победами, чем поражениями, и это структурный, а не моральный кризис. То есть он объясняется преимущественно не «предательствами», а «давлением объективных обстоятельств».
Антисистемные движения, когда они начали создаваться в XIX в., столкнулись с главной проблемой: какое направление политических действий обещает быть эффективным? Как для социалистического, так и для националистического движений казалось ясным, что наиболее доступный локус реальной политической власти находится в государстве, в правительственных структурах различных независимых государств. Или, по крайней мере, это казалось ясным большинству активистов. Если это так, то логически следует, что наиболее вероятным путем трансформации системы должно было стать обретение тем или другим способом контроля за государственной властью. Как ставил эту проблему в 1950-х гг. Кваме Нкрума: «Наипаче ищите царствия политики...» Эта политическая стратегия, первичность обретения государственной власти, стала принятой и практикуемой стратегией фактически всех основных антисистемных движений и оставалась таковой до самого недавнего времени. Она, еще и сегодня принята большинством движений.
Эта стратегия имела своих оппонентов в XIX в. Были люди, особенно в ранние годы этих движений, проповедовавшие глубокое подозрение к государственной власти, даже если ожидается, что она попадет в руки народа. Их называли «анархистами» или, в другом варианте, «культурными националистами». Эта оппозиционная группа, однако, проиграла в дискуссиях, происходивших внутри антисистемных движений, поскольку она не смогла показать, что в самом деле существовал какой-то практический путь преобразования мира до тех пор, пока инструменты «легитимного насилия» находились в руках защитников статус-кво. Выбор, утверждали те, кто защищал ориентированную на государство стратегию, лежит между тем, чтобы добиться государственной власти или быть полностью подавленными. Это был выразительный аргумент, и он убеждал большинство активистов.
Как только эти споры оказались разрешенными, а как практический вопрос они разрешились в конце XIX в., единственным значимым стратегическим вопросом был способ овладения государственной властью, включая вопрос о том, в какой мере вооруженное восстание было существенной частью такого овладения. Спор известен —между «реформой» и «революцией», между Вторым и Третьим Интернационалом, между конституционной деколонизацией и затяжной партизанской войной.
Краткий обзор политической истории XX в. делает очевидным, что по крайней мере с 1945 г: антисистемные движения замечательно преуспели в достижении поставленной в XIX в. цели овладения