слышала, было: «Кем вы работаете?» Словно этого достаточно, чтобы понять, кто ты. Никто никогда не спрашивает, кто ты на самом деле, потому что ответ постоянно меняется. Ты можешь быть судьей, или матерью, или мечтательницей. Можешь быть одиночкой, или созидателем, или пессимистом. Можешь быть жертвой и в то же время тем, кто издевается. Можешь быть родителем и в то же время ребенком. Можешь в один день быть больным, а на второй день выздороветь.
«Я не идеал», – подумала Алекс и, возможно, сделала первый шаг на пути к совершенству.
– Что со мной будет? – задала Джози тот же вопрос, что и вчера, когда Алекс считала себя компетентной давать ответы.
– Что будет с нами? – поправила Алекс.
На лице Джози мелькнула тень улыбки и исчезла так же быстро, как и появилась.
– Я первая спросила.
Дверь открылась, впустив в комнату свет из коридора, и он обрисовал силуэт того, что будет дальше. Алекс взяла дочь за руку и сделала глубокий вздох.
– Пойдем и узнаем, – сказала она.
Питера признали виновным в восьми убийствах первой степени и в двух убийствах второй степени. Присяжные решили, что в случае с Мэттом Ройстоном и Кортни Игнатио это было непредумышленное убийство. Его спровоцировали.
После вынесения приговора Джордан встретился с Питером в камере. Его отвезут обратно в тюрьму только до слушания, на котором определится мера наказания, а потом переведут в тюрьму штата в Конкорде. Но он умрет раньше, чем сможет отсидеть восемь сроков за убийство подряд.
– Ты как? – спросил Джордан, положив руку Питеру на плечо.
– Нормально. – Он пожал плечами. – Я ведь знал, что это случится.
– Но они услышали тебя. Поэтому они и признали два убийства второй степени.
– Наверное, я должен сказать спасибо за ваши старания. – Он криво улыбнулся Джордану. – Живите счастливо.
– Я навещу тебя, если буду в Конкорде, – сказал Джордан.
Он посмотрел на Питера. За шесть месяцев, прошедших с тех пор, как на него свалилось это дело, его клиент повзрослел. Теперь Питер был одного роста с Джорданом. А весил, скорее всего даже больше. Голос его стал ниже, а на подбородке появилась тень бороды. Джордан удивился, почему не замечал этого раньше.
– Что ж, – сказал Джордан. – Жаль, что не получилось так, как мы хотели.
– Мне тоже.
Питер протянул руку, но Джордан, вместо того чтобы пожать ее, обнял Питера.
– Береги себя.
Он уже выходил из камеры, когда Питер окликнул его. Он держал в руке очки, которые Джордан принес ему перед судом.
– Это ваши.
– Оставь себе. Тебе они еще пригодятся.
Питер сунул очки в нагрудный карман пиджака Джордана.
– Мне будет приятно знать, что вы о них позаботитесь, – сказал он. – И честно говоря, видеть мне здесь особо ничего не хочется.
Джордан кивнул. Он вышел из камеры, попрощался с работниками суда. А потом направился в вестибюль, где его ждала Селена.
Подойдя к ней, он надел очки Питера.
– Что это значит? – спросила она.
– Мне они нравятся.
– У тебя стопроцентное зрение, – заметила она.
Джордан смотрел, как линзы исказили окружающий мир, и понимал, что теперь ему нужно двигаться осторожнее.
– Не всегда, – сказал он.
Спустя несколько недель после суда Льюис начал играть с числами. Он провел некоторые предварительные исследования и ввел данные в программу STATA, чтобы посмотреть на результат. И вот что интересно – это ни имело абсолютно никакого отношения к счастью. Наоборот, он начал изучать жизнь городков, где имели место инциденты стрельбы в школе, чтобы проверить, как одно преступление такого рода может повлиять на экономическую стабильность. Или, другими словами, можно ли обрести твердую почву под ногами после того, как твой мир рухнул.
Он опять преподавал в Стерлингском колледже – основы микроэкономики. Занятия начались только в конце сентября, и Льюис обнаружил, что без труда влился в учебный процесс. Рассказывать о кейнсианских моделях, товарах и конкуренции было привычным делом. Это было так легко, что ему почти удалось заставить себя поверить, будто это всего лишь один из очередных курсов ознакомительных лекций, которые он читал когда-то, до того как Питер попал в тюрьму.
Льюис рассказывал, прохаживаясь вверх-вниз по аудитории – необходимая предосторожность с тех пор, как в студенческом городке появился беспроводной Интернет и студенты играли в покер друг с другом, пока он читал лекцию, – и оказался рядом с ребятами на заднем ряду. Два игрока футбольной команды колледжа по очереди сжимали пластиковую бутылку со спортивной крышечкой так, чтобы струя воды попадала прямо за шиворот кому-то из сидящих впереди ребят. Парень, сидящий в двух рядах от них, все время оборачивался, пытаясь понять, кто льет ему на спину воду, но в тот момент эти спортсмены уже с умным видом рассматривали графики на экране.
– А теперь, – как ни в чем не бывало, продолжал Льюис, – кто расскажет мне, что случится, если установить Цену выше точки «А» на графике? – Он выдернул бутылку из рук одного из спортсменов. – Спасибо, мистер Грейвз. Мне как раз хотелось пить.
Тот самый парень, сидящий впереди, тут же поднял руку, и Льюис кивнул ему.
– Никто не будет покупать товар за такие деньги, – сказал он. – Следовательно, спрос упадет, а это значит, что и цену придется опустить, иначе склады будут завалены товаром.
– Отлично, – сказал Льюис и посмотрел на часы. – Хорошо ребята, в понедельник мы рассмотрим еще одну главу. И пусть для вас не станет неожиданностью неожиданная контрольная в начале занятия.
– Если вы нам об этом сказали, то это уже не неожиданность, – заметила одна из студенток.
Льюис улыбнулся:
– Ой, проговорился.
Он стоял рядом со стулом парня, давшего правильный ответ. Тот пытался впихнуть тетрадку в рюкзак, где уже было столько бумаг, что молния не закрывалась. У него были слишком длинные волосы, а на футболке портрет Эйнштейна.
– Вы сегодня хорошо поработали.
– Спасибо.
Парень переминался с ноги на ногу, и Льюис видел, что он не знает, что сказать. И тут парень порывисто протянул руку.
– Э-э, приятно познакомиться. То есть, вы всех нас знаете, но не лично.
– Конечно. Напомните, пожалуйста, как вас зовут?
– Питер. Питер Грэнфорд.
Льюис открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом просто покачал головой.
– Что? – Парень наклонил голову. – Вы… Мне показалось, вы хотели сказать что-то важное.
Льюис смотрел на этого тезку своего сына, на то, как он стоит, ссутулившись, словно не заслуживал так много места в этом мире. Он ощутил знакомую боль, которая камнем падала на грудь каждый раз, когда он думал о Питере, о жизни, загубленной в тюрьме. Он жалел, что редко смотрел на Питера, когда у него была такая возможность, потому что теперь ему приходилось восстанавливать свои размытые воспоминания или – еще хуже – искать своего сына в лицах чужих людей.
Льюис порылся глубоко внутри и вытащил на свет улыбку которую берег специально для таких случаев, когда радоваться было совершенно нечему.
– Это было важно, – сказал он. – Вы напомнили мне человека, которого я когда-то знал.
