— Она хочет сказать, что мы вместе надолго, — говорю я, робко улыбаясь.
Нам пришлось преодолеть сопротивление главврача клиники репродукции человека, чтобы начать подготовку к процедуре ЭКО, невзирая на факт, что судьба эмбрионов до решения суда находится в подвешенном состоянии. Главврач разрешила нам уладить вопрос с социальными работниками, чтобы потом — если решение суда будет в нашу пользу — не откладывая начать с Ванессой медикаментозную терапию. Но при этом подчеркнула, что если Макс захочет, чтобы Рейда с Лидди наделили такими же правами, то она не сможет им отказать.
Мы уже объяснили социальному работнику, как мы познакомились, как долго вместе.
— Вы уже обсудили юридические формальности, поскольку вы однополые родители?
— Да, — отвечаю я. — После рождения ребенка Ванессой я его усыновлю.
— Как я понимаю, вы являетесь доверителями друг другу?
Мы переглядываемся. В отличие от разнополых пар, если я попаду в автокатастрофу и буду умирать, Ванесса не будет иметь права как моя супруга сидеть у моей кровати в больнице, не сможет принимать решение отключить систему жизнеобеспечения. Поскольку наш брак официально в штате не признан, нам приходится преодолевать подобные юридические ловушки, чтобы получить равные права — 1138 из них! — которыми автоматически обладают гетеросексуальные пары, вступившие в брак. Мы с Ванессой планировали сесть за бутылочкой бурбона и задать друг другу вопросы, на которые никому не хотелось бы отвечать, — о донорстве органов и помещении в хоспис, о смерти мозга, но когда мы получили повестку в суд, желание обратиться к адвокату с просьбой официально наделить нас такими полномочиями отошло на второй план.
— Мы как раз этим занимаемся.
Это не ложь, если мы планировали решить этот вопрос, верно?
— Почему вы хотите завести ребенка? — спрашивает Фелисити.
— Не стану говорить за Ванессу, — отвечаю я, — но я всегда мечтала иметь детей. Мы с моим бывшим мужем десять лет пытались завести ребенка. Мне кажется, что я не буду чувствовать себя полноценной женщиной, если не смогу стать матерью.
Собеседница поворачивается к Ванессе.
— Я каждый день на работе общаюсь с детьми. Некоторые стеснительные, другие смешные, третьи настоящие занозы. Но каждый является живым доказательством того, что в какой-то момент их родители верили, что вместе у них есть будущее. Я хочу родить ребенка Зои, чтобы он вырос в окружении двух матерей, которые перевернули небо и землю, лишь бы он смог появиться на свет.
— Но вы испытываете желание стать матерью?
— Разумеется, — отвечает Ванесса.
— Тем не менее раньше вы не выказывали желания иметь ребенка…
— Потому что рядом со мной не было человека, с которым я хотела бы завести детей.
— Вы делаете это ради Зои или ради себя?
— Разве возможно отделить одно от другого? — раздражается Ванесса. — Конечно, я делаю это ради Зои, но и ради себя тоже.
Фелисити что-то черкает в своем блокноте. Я начинаю нервничать.
— Что дает вам повод думать, что вы станете хорошими родителями?
— Я терпеливая, — отвечаю я. — У меня большой опыт помощи людям выражать себя различными способами. Я умею слушать.
— Так сильно, как она, любить никто не умеет, — добавляет Ванесса. — Она сделает все для своего ребенка. А я… Ну, я школьный психолог. Смею надеяться, что моя профессия поможет в воспитании собственного ребенка.
— Она умная, уверенная в себе и чуткая, — говорю я. — Великолепный образец для подражания.
— Значит, мисс Шоу, вы работаете с подростками. Вы когда-нибудь работали с детьми помладше? У вас есть младшие братья или сестры, которых вы помогали растить?
— Нет, — отвечает Ванесса. — Но я абсолютно уверена, что если окажусь в тупике, то посмотрю в Интернете, как менять подгузники.
— Еще она веселая, — вставляю я. — У нее отличное чувство юмора!
— Знаете, за время работы я сталкивалась с несколькими малолетними матерями, — замечает Ванесса. — Они сами еще дети, не успели ничего забыть, но я бы не сказала, что они лучше подготовлены к роли родителей…
Фелисити поднимает на нее глаза.
— Вы всегда такая ранимая?
— Только когда я разговариваю с человеком…
— Еще что-нибудь? — весело спрашиваю я. — Наверное, у вас еще есть к нам вопросы?
— Как вы объясните ребенку, почему у него две мамы и нет папы? — интересуется Фелисити.
Я ожидала этого вопроса.
— Я бы начала с того, что существуют разные семьи, и одни ничем не лучше других.
— Как вам известно, дети могут быть жестокими. А если одноклассники будут его дразнить из-за того, что у него две мамы?
Ванесса кладет ногу на ногу.
— Я приду и надеру уши тем, кто его дразнит.
Я пристально смотрю на свою вторую половинку.
— Ты ведь это несерьезно…
— Ладно. Мы с этим справимся. Мы поговорим об этом с нашим ребенком, — говорит Ванесса, — а потом я пойду и надеру обидчику уши.
Я стискиваю зубы.
— Она хочет сказать, что мы поговорим с родителями обидчика и попытаемся убедить их научить детей быть терпимее.
Звонит телефон, социальный работник отвечает на звонок.
— Простите, — извиняется она. — Простите, я на минутку.
Как только Фелисити Граймз выходит из кабинета, я поворачиваюсь к Ванессе.
— Неужели ты только что сказала это социальному работнику, который решает, достойны ли мы того, чтобы воспользоваться этими эмбрионами?
— Не ей решать. А судье О’Нилу. Кроме того, вопросы эти просто смешные. На свете полно отцов- тунеядцев, и это уже весомая причина для того, чтобы прославлять матерей-лесбиянок.
— Но социальный работник должен дать нам зеленый свет, прежде чем клиника предпримет какие-либо шаги, — возражаю я. — Ванесса, ты не умеешь играть в эту игру, но я умею. Ты не готова что угодно сказать и что угодно сделать, чтобы получить от социальных органов добро.
— Я не позволю людям осуждать меня только потому, что я лесбиянка. Разве недостаточно того, что наши отношения выставлены на обозрение в зале суда? Неужели мне действительно придется сидеть и улыбаться, пока какая-нибудь Пэм Юинг[20] будет говорить мне, что лесбиянка не может быть хорошей матерью?
— Она такого никогда не говорила, — возражаю я. — Ты сама это придумала, потому что хотела это услышать.
Я представляю, что Фелисити Граймз стоит по ту сторону двери и ставит большой жирный крест на нашем деле. «Пара, которая не в состоянии сойтись во взглядах во время часового собеседования, НЕ МОЖЕТ стать родителями».
Ванесса качает головой.
— Прости, но я не стану играть в эту игру, как это делал Макс. Я не стану выдавать себя за другого человека, Зои. Я полжизни притворялась.
В это мгновение злость, которую я чувствовала к Максу, пузырится, как волдыри на языке. Одно дело, когда он хочет лишить меня права использовать эти эмбрионы, и совсем другое — забрать то, что делает меня счастливой.
— Ванесса, — говорю я, — я хочу ребенка. Но только не ценой твоей любви.
Ванесса пристально смотрит на меня, и тут в дверь вплывает социальный работник.
