Он, вопя, откатывается прочь. Я дрожащей рукой засовываю оружие в канализационную решетку. Надзиратели распыляют перечный газ, я слепну. Что-то легко проносится мимо уха. Я пытаюсь разглядеть это «что-то», но глаза воспалились Предмет я узнаю осязательно, по холодному уколу, точно от миниатюрной ракеты. Ни секунды не мешкая, я подбираю оброненную Стиксом пулю.
– Эй, полегче там! – приказывает кто-то у меня за спиной. – Я видел, как ты принял первый удар. Ты в порядке? В промежутке между тем мигом, когда я вошел на спортплощадку, и тем, когда отсюда уйду, я успел превратиться в человека, которого отказываюсь узнавать. В отчаянного человека. В человека, способного на поступки, которых я не мог совершить, пока меня не вынудили. В человека, которым я был двадцать восемь лет назад.
Другая жизнь в один день.
Я киваю офицеру и подношу ладонь ко рту, как будто мне нужно вытереть слюну. И, языком вытолкнув пулю из-за щеки, глотаю ее.
V
Листья памяти горестно
Шуршат в темноте.
Лелия
Рутэнн рассказывает Софи, что в ее детстве девочки из племени хопи завивали волосы и собирали локоны изящными «гульками» над ушами. Она разделяет волосы Софи пополам, заплетает две косы и укладывает их спиралями.
– Вот так-то. Теперь ты вылитая
– А это что значит?
– Это бабочка, раскрывшая свои красивые крылышки.
Рутэнн накидывает Софи на плечи шаль и обматывает ей ноги бинтами – такие импровизированные мокасины.
– Замечательно! – говорит она. – Готово.
Сегодня она повезет нас в музей Херда, где состоится большой фестиваль. Машина под завязку набита старыми настольными играми, сломанными часами, ручками с пустыми ампулами и вазами с фишками и жетонами. «Вам все равно заняться нечем, – сказала она нам, – а мне понадобится помощь».
Через час мы с Софи стоим на лужайке у музея в окружении барахла Рутэнн, пока она бродит среди потенциальных покупателей, периодически распахивая свой обвешанный куклами плащ. Все, прихлебывая воду из бутылок и уминая гренки по четыре доллара за штуку, расселись на складных стульях или на подстилках. В круглом тенте у павильона несколько мужчин склонились над гигантским барабаном; их голоса сплетаются воедино и улетают в небо.
Здесь немало белых зевак, но в основном публика состоит из индейцев. Одеты они как придется: от национальных костюмов до джинсов и звездно-полосатых футболок. У некоторых мужчин волосы заплетены в косички и хвосты. Все улыбаются. Я замечаю девочек, у которых волосы заплетены точно так же, как у Софи.
В центр круга выходит танцор.
– Дамы и господа, – объявляет конферансье, – поприветствуйте Дерека Дир'а из Сиполови, что на земле хопи!
Мальчишке на вид не больше шестнадцати. Колокольчики на его костюме позвякивают при ходьбе, плечи и руки пересекает радужная бахрома, а лоб закольцован в кожаную повязку с радужным диском посредине. Из-под набедренной повязки выглядывают облегающие шорты.
Он раскладывает на земле пять обручей, каждый примерно в два фута диаметром. Барабаны начинают бить, и мальчишка приходит в движение. Два шажка правой ногой, потом – левой, затем – не успеваю я и глазом моргнуть – он уже подбрасывает первый обруч ногой и ловит его руками.
То же самое он проделывает с оставшимися четырьмя, после чего обручи превращаются в части его тела. Он проходит сквозь два и выстраивает другие три по вертикали, хлопает верхними, как будто исполинской челюстью. Не останавливаясь, он, пританцовывая, выходит из обручей и расправляет все пять за спиной, как орел крылья. Вот он оборачивается необъезженным жеребцом, вот – змеей, а вот – бабочкой. Потом свивает податливые обручи, будто Атлант, громоздящий все больше тяжести на свои плечи, и выкатывает эту трехмерную сферу в центр арены. Под рокот барабанов он танцует последний круг – и припадает на одно колено.
Я никогда в жизни не видела ничего подобного.
– Рутэнн… – Она как раз подходит ко мне, хлопая в ладоши. – Это было потрясающе. Это…
– Пойдем к нему.
Она проталкивается сквозь толпу, пока мы не оказываемся у павильона барабанщиков. Вспотевший мальчуган ест питательный батончик. Приглядевшись, я понимаю, что радуга на его костюме – это пришитые вручную ленты. Рутэнн беспардонно хватает мальчика за рукав.
– Только взгляни, на ниточке все держится! – журит его она. – Твоей маме не мешало бы научиться шить.
Мальчишка расплывается в улыбке.
– Может, тетя сможет починить… Хотя она слишком занята своим бизнесом, чтобы обращать внимание на таких, как я. – Он обнимает Рутэнн. – Или, может, ты захватила нитку и иголку с собой?
Почему она не сказала, что этот гениальный танцор – ее племянник? Рутэнн отступает назад, чтобы оценить его во всей красе.
– Вылитый отец! – заключает она, и улыбка снова разрезает его лицо пополам. – Дерек, это Софи и Делия,
Я пожимаю ему руку.
– Ты бесподобно танцевал!
Софи пытается поддеть обруч ногой. Тот подлетает на пару дюймов, а Дерек смеется.
– О, уже появились поклонницы!
– И не самые, доложу тебе, плохие, – говорит Рутэнн.
– Как поживаешь, тетя? Мама сказала… Она говорила, что ты ходила в поликлинику для индейцев.
По лицу Рутэнн пробегает тень, я с трудом успеваю ее заметить.
– Хватит обо мне. Лучше скажи, ставить на твою победу?
– Я даже не уверен, что в этом году буду участвовать, – отвечает Дерек. – Не было времени на тренировки. Столько всего случилось, сама понимаешь…
Рутэнн легонько толкает его в плечо и указывает куда-то в небо. На безупречно голубом фоне видна кургузая тучка.
– Думаю, это твой папа пришел убедиться, что ты не подкачаешь.
Дерек пристально смотрит в небо.
– Может быть.
Пока он объясняет Софи, как. подбрасывать обруч одной ногой, Рутэнн рассказывает, что ее шурин, отец Дерека, погиб в Ираке одним из первых. Согласно традиции хопи, его тело должны были прислать обратно в Америку на четвертый день. Однако вертолет с останками сбили, поэтому груз доставили только через шесть дней после его смерти. Родственники старались как могли: вымыли ему волосы экстрактом юкки, набили полный рот еды, чтобы он не голодал сложили все его личное имущество в могилу, – но все же с двухдневным опозданием. Они очень переживали, сможет ли он благополучно проделать положенный путь.
– Мы все ждали и ждали, – рассказывает Рутэнн, – и наконец, перед самым наступлением темноты, пошел дождь. Не везде – только над домом моей сестры, над ее полями и перед тем зданием, где завербовался мой шурин. Так мы поняли, что он все же добрался до следующего мира.
Я гляжу на тучу, в которой она узнала своего шурина.
– А что случается с теми, которые не добрались?
– Они блуждают по нашему миру, – отвечает Рутэнн.
Я подставляю ладонь и пытаюсь убедить себя, что ловлю дождевую каплю.
– Рутэнн, – спрашиваю я на обратном пути, – а почему ты живешь в Месе?
