— Заходи, заходи. Доигрался твой земляк Денисов — уже сидит в каталажке, — сказал полковник. — Так что, может, и заявление твое не понадобится. С Овсиенко говорил? Согласен? Понятно.
— Да нет, почему же не понадобится? — возразил Листьев. — Тут совсем другое дело: Денисов пытался переправить за рубеж два чемодана драгоценностей, вина доказана, сейчас идет следствие.
— А откуда у него это? — поинтересовался Попов.
— Если он из-за браслета и печатки убил моих стариков, то можно представить, сколько он погубил народу за эти два чемодана.
— Раскрыта банда, которая ездила в форме ГАИ по Николаевской, Херсонской, Одесской и другим областям, убивали водителей, угоняли машины, грабили, насиловали, в общем, творили беспредел, и нити тянулись опять-таки к Денисову. Но мне кажется, за ним пойдет и Свиридов: ведут следствие очень опытные люди, мы с ними учились вместе, — сказал Листьев.
— Так что, Ваня, как только появится твой отец, он будет нужен, пусть мне позвонит или приедет, договорились?
— Хорошо. Разрешите идти?
— Пожалуйста, а вы, товарищ капитан, пока останьтесь.
После обеда Иван с Николаем собрали взвод обкатчиков. Пока солдаты перекуривали, старшины обсуждали ход проверки куполов.
— На каждую сотню выброса — три-четыре перехлеста, при раскрытии запасного парашюта основной гасится.
— Надо подумать», как говорит Оля. То, что они хуже «дубов», ясно, а то, что они по производству дешевле — тоже ясно.
— Конечно, ясно, но кто согласится на них прыгать? Солдаты же видят, что на грузах они ведут себя плохо, кто же станет рисковать?
— Вот для этого и собрали бойцов. Солдаты зашли в класс, сели за столы и с любопытством стали наблюдать за старшинами.
— Чтобы не ходить вокруг да около, — сказал Иван, — цикл обкатки куполов завершен. Теперь на них надо совершить по три прыжка, как обкатчикам. Кто желает?
Солдаты молчали. Наконец поднялись самые маленькие — Денисов и Кишиневский, те, кто когда-то очень просили Ивана взять их в дивизии, в ВДВ.
— Мы попробуем.
За ними поднялся ефрейтор Захаров — перворазрядник.
— Я согласен!
Остальные молчали.
— Да, не густо, подытожил Иван. — Значит, считаем — с нами пятеро, маловато. Ну что ж, будем думать.
Солдат отпустили.
— Я сам не очень рвусь, — сказал Николай, — у него даже автоотцепки нет, если что — придется резать лямки или стропы, а это сделать может не каждый. Надо писать «нет», Иван.
— Хорошо, будем писать «нет», — согласился Иван, — а там посмотрим.
Виктора с Яковом привез полковник Попов.
— Как это вы с ними состыковались? — спросил Николай Николаевич, когда командирский «уазик» подкатил к дому, и из него вышли братья.
— Я был в аэропорту — отвозил жену, смотрю, идет Виктор Иванович: его за километр видно, а рядом почти такой же, вот я и сообразил, Виктора я видел и узнал сразу. Николай Николаевич, мне некогда, надо ехать.
— А может, зайдете, посидим?
— Да нет, правда, не могу.
— Спасибо, Александр Васильевич, — сказал Виктор, — Приезжайте.
— Счастливо, товарищ полковник, по-военному добавил Яков.
— Спасибо, товарищ майор, — улыбнулся Попов. — Поехали, Женя.
— Ну, здравствуйте, Рита Ивановна, — друг за другом поздоровались со стоявшей во дворе Ритой братья. — Думали сразу разъехаться, но потом решили погостить здесь недельку, а потом в Сибирь.
— В Сибирь всегда успеете. Тут тепло, бархатный сезон — люди еще купаются, загорают.
— Оно-то так, да после того, что мы видели на Смоленщине, до сих пор в дрожь бросает, — сказал Яков.
— Что, уж так плохо? — спросил Николай Николаевич.
— Да не то слово — кошмар какой-то.
— На могилке-то побывали? — спросила Рита.
— Побывали, родственников полдеревни обнаружили, живут как на каторге, одно только слово «свободный гражданин».
— Они колбасы никогда не видели, едят одну картошку да каши.
— Сейчас я обед разогрею, скоро Николай с Иваном приедут. Оба в училище надумали.
— Да, вроде бы, один Иван хотел?
— Они же «не разлей вода» сейчас, как братья, — сказал дядя Коля.
— Это хорошо, настоящий друг бывает иногда лучше родного брата, — согласился Виктор. — Мы с Егором вроде бы совершенно чужие были, а вот пронесли свою дружбу до конца.
— Пойдем, помоемся с дороги, — предложил Яков, — я-то не очень голоден, а раз приглашают, надо уважить.
И они пошли умываться к колодцу.
— Мужчины, прошу к столу, — позвала Рита.
— Вот это еда! Красный украинский борщ, пюре с котлетой, салат, а хлеб какой!
— Что интересно, так это то, что Сергей, брат наш старший, назвал всех своих детей нашими именами.
— Как это «вашими именами»? — переспросил Николай Николаевич.
— Ну как: вот, например, Яков. Так у Сергея сын был Яков.
— Как «был»? — не поняла Рита. — А куда же он делся?
— Никуда он не делся, ему бабуся, которая детей-то разыскивала, изменила имя и назвала Сергеем, чтобы осталась память о нашем брате, а другого сына — Виктором назвали, даже дочь есть Раиса.
— Как Раиса? — чуть не уронила ложку Рита Ивановна.
— Сестра у нас младшая была — межу мною и Яковом, ее звали Раиса, она ушла вместе со старшим братом, Сергеем, да так и пропала. Прасковья, жена Сергея, рассказывала родственникам, что искал Сергей нас всю жизнь, особенно Раю, а потом Прасковья умерла, а дочь ее, Рая, сохранила все письма, что писал отец, то есть брат наш, в розыск, а потом и с фронта. Я два дня разбирал их: там есть ответы черт знает откуда, и везде «не значится», «не числится». Особенно одно письмо с фронта, очень конкретное, с самыми подробными приметами сестры.
— Где это письмо? — почти прошептала Рита Ивановна.
— Да где и все, в чемодане. Вот пообедаем и покажу, только я думаю, что ничего интересного там нет.
— Как сказать, — возразил Николай Николаевич. — Рита Ивановна уже таких открытий понаделала!
— Никто не спорит. Ну, там, например, такая примета, как черненькая родинка под левым глазом. Знаете, сколько людей с черненькой родинкой под глазом? Вот у вас, например, Рита Ивановна, тоже такая родинка.
— Дело в том, — четким ровным голосом сказала Рита, — что меня тоже звали Раисой, только я плохо выговаривала это имя и вот стала Ритой. Может, вот такая же, как я, женщина — ваша сестра, где-то мечется по белому свету… Потому мне так и не терпится увидеть эти письма.
— Тогда извините. — Виктор вышел из-за стола, открыл чемодан и подал ей связку писем. — Вот то, что нам больше все запомнилось, — верхнее.
