– Давайте быстрее, – недовольно сказал водитель, – пока дождь небольшой. Да и домой хочется, наконец!
Горюнов первым вылез из «буханки». Размял шею.
– Тесноватая у вас машинка, – объявил он водителю, – в «Газели» места побольше будет.
– А вы похлопочите перед руководством, я на новую машину всегда готов пересесть.
Коля отпер решетку, за которой находился Митя, крепко взял его за плечо и потащил к выходу. Охранник-водитель освободил проем и встал около двери, придерживая бедром створку, чтобы не закрылась от толкавших ее порывов ветра. Горюнов бежал к зданию, перепрыгивая через лужи и прикрывая голову папкой. Синяя форменная рубашка на нем уже промокла.
– Давай, Дима! Поторопись! – призывал он на ходу, не оглядываясь. – А то действительно промокнешь, не дай бог. А нам с тобой еще беседовать.
– Давай, вылезай, – сказал опер Коля, который уже был снаружи и протягивал ладони, чтобы помочь Мите выбраться.
Держа скованные руки возле живота, Митя поставил одну ногу на ступеньку, другую на асфальт, после чего тут же оказался в руках опера и водителя-охранника. Они приняли его с двух сторон и собирались проводить внутрь здания, где его ожидали беседы со следователем и адвокатом, протоколы и отпечатки пальцев, экспертизы врачей и суд – суд, который закончится либо психбольницей, либо «Белым лебедем». Этот полный комплект услуг для арестованных ожидал его в свои объятия, если бы в этот ненастный вечер не случилась маленькая неожиданность.
Водитель-охранник поскользнулся на мокром асфальте. Створка двери, удерживаемая им от порывов ветра, освободилась и чувствительно ударила его ребром в бок. Зажмурившись, сдавленно промычав от боли, водитель упал на одно колено.
Митя почувствовал, что левое плечо, на котором находились пальцы водителя, освободилось.
Думал он недолго. Мысль молнией пронеслась в голове: ЭТО ШАНС!
Не теряя ни секунды, он ухватился скованными руками за оказавшуюся перед ним дверцу и рванул ее на себя, одновременно заваливаясь назад, за охранника Колю. Удар створкой – смачный, с треском – пришелся в середину щекастого лица оперативника. Охнув, Коля отшатнулся, ослабив хватку, но не выпустил плечо.
Митя толкнул его, отбросив на борт автозака. Мелькнули мутные глаза и красная от крови верхняя губа.
– Стой, гад! – прогнусил Коля, цепляясь ему за рубашку. – Не смей! Не смей, сказал…
Митя вырвался из обессилевших пальцев. Свобода!
Не веря, что все получилось так просто, он пару секунд стоял на месте, мешкая и озираясь на разбросанных охранников. Затем опомнился и побежал во всю прыть по дождливой улице, прочь от автозака и здания Следственного отдела.
Горюнов добрался до входной двери, когда услышал позади глухой удар, звуки борьбы, сдавленные крики. Обернувшись, он увидел Савичева, удирающего со всех ног в сторону жилого квартала, в то время как оба конвоира, цепляясь за серый борт, неуклюже пытались подняться с асфальта.
Следователь по особо важным делам не поверил глазам. Ему казалось, что дело покатилось, как это иногда бывает, раскрывая само себя. Улики, найденные в доме подозреваемого, успешное задержание, установленный мотив. Савичев шмыгает носом и готов признаться, как вдруг… охранники разбросаны, преступник бежит, а признание убийцы растворяется в голубой дали.
Пока Горюнов в прострации соображал, как такое случилось, охранник-водитель вытащил табельный пистолет.
– Стой, стрелять буду! – проорал он в сырую тьму и кинулся за беглецом.
– Ну все, конец ему, – пробормотал опер Коля, вытирая кровь с верхней губы, – на куски порву, мерзавца.
– Коля, ну елы-палы, как же так! – воскликнул огорченный Горюнов.
– Не беспокойтесь, Андрей Павлович. Не уйдет. Не таких брали.
– Да куда ты с носом!
– Андрей Павлович, вы бы лучше в дежурку позвонили. Пусть передадут пэпээс и вневедомственной, что у нас бегляк. Возьмем, никуда не денется. Был бы кто серьезный, а то – обычный коммерс… Не спите, Андрей Павлович!
– Да, да, – растерянно пробормотал Горюнов, шаря по карманам в поисках мобильника. Опер Коля, на счету которого в самом деле было немало задержаний опасных преступников, шмыгая носом, побежал в ту же сторону, где скрылся охранник-водитель.
Митя бежал, не разбирая дороги. Из света во тьму. Из тьмы в свет. Через какие-то дворы, детские площадки, палисадники. Дождь хлестал по плечам и спине, ветер мотал из стороны в сторону, скованные руки мешали, но он бежал и бежал. Голодный, измотанный, но полный надежды.
Что ж, теперь путь к мирному урегулированию был отрезан. Совершив побег и нападение на полицейских, он повесил на себя статью и превратился в преступника еще до суда. Теперь Вельяминов не захочет ему помогать. Какой смысл, если человек сам себе ставит палки в колеса?
Митя усугублял свое положение, но бегство – единственный шанс на спасение. Если им не воспользоваться, его прежняя жизнь закончится окончательно и бесповоротно. Бизнес, дом, семья. Все это останется за горизонтом, в недостижимой дали. Но пока он на свободе, есть надежда. Есть надежда спасти любовь и вернуть все назад. Потому что никто ему в этом не поможет: ни полицейские, ни бывший китобой, ни влиятельный чиновник.
Позади, метрах в сорока, неотступно маячила фигура бегущего водителя-охранника. Он периодически кричал, чтобы Митя остановился, и страшно матюгался, но ветер разносил половину слов, и виртуозность конструкций оценить было невозможно. Один раз грянул выстрел в воздух. Другой раз пуля ударила в угол дома, брызнув в плечо и шею бетонной крошкой. Митя ощутил слабость в ногах, сообразив, что выстрел был прицельным. В него стреляли, словно в настоящего преступника. Все более чем серьезно.
На заплетающихся ногах он обогнул угол здания и вылетел на тихую неосвещенную дорогу, окруженную тополями и одноэтажными домами. В груди вспыхнула надежда, что здесь он найдет укрытие. Но в следующую секунду сонные окрестности встряхнул вой и блеск мигалок.
До Мити патрульная машина не доехала, не заметив его во тьме. Она встала поперек дороги, перекрыв путь к центру города. Но Митя туда и не собирался. Он побежал в другую сторону.
Мимо тянулись кирпичные стены без окон. На одной мелькнула табличка: «Пролетарская улица». Куда ведет улица, Митя не имел понятия. Главное, сейчас уйти от погони, думать – после.
Он перескочил через низенький заборчик, вломился в темные кусты какого-то палисада. Сандалии вязли в размякших грядках и цветниках, по плечам хлестали ветки. Некоторые из них оказались с шипами, и вскоре предплечья начало саднить от многочисленных ранок и царапин.
Сзади захрустело – охранник-водитель не отставал. Похоже, был в неплохой форме, потому что сократил половину разделявшей их дистанции. Митя же, голодный, измотанный бесконечным днем, выбивался из сил. Если не придумать, как от него оторваться, то в скором времени Савичева снова ожидают решетки и расписные стены – и это в лучшем случае. В худшем же водитель может просто застрелить маньяка при попытке к бегству. А что? Еще и медаль дадут за героизм.
Митя рухнул на землю между кустами. Лучшего ничего не пришло в голову. В сумраке и ливне преследователь может не заметить. Пробежит еще квартал, прежде чем поймет, что его обвели вокруг пальца. А Митя тем временем найдет себе тихое местечко, где укроется до утра.
Он лежал, вслушиваясь в каждый звук на фоне шуршания дождя. Охранник-водитель хлюпал по вязкой земле и хрустел в темноте кустами. Мите хотелось, чтобы он поскорее ушел из палисада, но с каждой секундой надежда таяла.
То, что впереди никого нет, преследователь понял быстрее, чем этого хотелось бы Мите. Сначала перестали хлюпать шаги, а затем Савичев разобрал его темную фигуру. Водитель стоял, смахивая с лица
