но камнем не разобьешь, не хватит замаха. Попробовать вскрыть замок? Он поднял сцепленные руки к глазам, рассматривая черное отверстие на стальном хомуте. Говорят, замок в милицейских наручниках несложный, открывается булавкой или женской шпилькой. Только где найти эту шпильку? И куда ее пихать, как поворачивать?
Ему вспомнился просмотренный когда-то ютьюбовский ролик, в котором закованный в наручники мужик в тельняшке, сидя на домашней кровати, разламывал цепь голыми руками. Он особым образом выкручивал запястья, и цепь лопалась со щелчком. Мужик, правда, был здоровый, бывший десантник.
Митя снова стал изучать цепочку: что в ней можно сломать? Первое, что приходило на ум: вертлюжка, через которую звено цепи крепилось к браслету. Учитывая качество стали, эта вертлюжка могла оказаться слабым местом. Вероятно, десантник ломал именно ее. Если ее где-нибудь защемить и приложить усилие на кольцо наручника, она отломится.
Митя брел через папоротники, размышляя над способами защемления, когда услышал за деревьями шум. Лязгали сцепки, стучали по стыкам рельсов колесные пары. По железной дороге катил состав. Он вспомнил, что вчера перебегал полотно, прежде чем вломиться в чащу.
Савичев пошел в ту сторону, и минут через двадцать за елями показалась просека, посреди которой светлела щебневая насыпь с блестящими рельсами. Убедившись, что поблизости нет людей, Митя вышел на открытое пространство.
Разрезать цепь наручников колесом вагона нечего думать – останешься без рук. Он где-то читал, что перед движущимся локомотивом создается разряжение, способное всосать под поезд стоящего рядом человека. Расчет состоял в другом.
Он взобрался на насыпь и пошел вдоль решетки из бетонных шпал и полированного металла, пока не увидел то, что ему требовалось – щель на стыке между рельсами.
Митя опустился на острые камни, засунул вертлюжку в щель, подналег на браслет. Вертлюжка выскочила. Плохо зажал. Со второй попытки загнал ее в стык как можно крепче и начал давить. После нескольких отчаянных попыток от врезавшегося в кость браслета дико разболелось запястье, а наручники оставались целы.
Когда он искал глазами подходящий булыжник, чтобы ударить им по браслету, рельсы вдруг напряглись, легонько завибрировали и загудели. По просеке прокатился нарастающий шум. Приближался состав.
Митя рванулся прочь… и упал, будто схваченный за руку. Он так крепко загнал цепь наручников в рельсовый стык, что она застряла.
Спина покрылась холодной испариной.
Он стал дергать и трясти цепью, пытаясь вырвать ее из случайного плена. Бесполезно! Вибрация рельс изменила ширину щели, поймав его в своеобразную ловушку.
Митю охватил ужас. Не выбраться. Да еще, как назло, полотно, откуда шел поезд, поворачивало за черные от копоти ели. Машинист не успеет его заметить. В голове живо нарисовался образ толстовской героини и ее финал под колесами поезда.
Локомотив показался из-за поворота. Летел как угорелый, таща за собой вереницу цистерн. Митя подобрал кусок щебня, до которого дотянулись пальцы, и принялся молотить им по наручнику. Удар! Еще удар! Сцепленные руки не позволяли как следует размахнуться. А поезд был уже близко.
Протяжный гудок!
Машинист заметил его, только было поздно. Слишком малое расстояние, чтобы остановить тяжеленный состав. Осознав это, Митя стал беспорядочно дергаться и отчаянно молотить камнем по наручнику, пытаясь справиться с непокорным звеном. Вокруг него задрожал гравий и шпалы. Гудение в рельсах сменилось визжащими выстрелами.
Огромная ревущая туша локомотива, окутанная раскаленным воздухом и вонью дизеля, стремительно придвинулась. Митя напрягся изо всех сил, страшно закричал, дернулся, словно пытаясь вырвать рельс. Запястье прострелила острая боль. Локомотив был почти над ним и вдруг… руки отлетели от рельса. Он кубарем покатился вниз по насыпи, а в следующий миг над головой с лязгом прогрохотали многотонные стальные колеса.
Уже внизу, в пыльных кустах репейника, с заложенными от грохота ушами и не веря своему счастью, он обнаружил, что может развести руки в стороны. Под отчаянным силовым давлением вертлюжка все-таки отломилась.
Митя вздернул руки к небу и заорал от радости, обращаясь к катящимся мимо перемазанным в мазуте цистернам.
Натали снился пляж отеля. Светило солнце, на воде играли блики, все шезлонги были заняты. Сама она стояла у бара, облокотившись на стойку, в купальнике, с бокалом «мохито». Возле нее, самовлюбленно улыбаясь и подставляя солнцу холеное лицо, стоял Аркадий. Он был в одних плавках, загорелый, мускулистый, такой красавчик, что глаз не отвести. Все-таки уговорил ее к нему вернуться. Они вместе отдыхали в Istra Park, составляя здесь самую красивую пару. Именно такую, о какой мечтал отец.
Аркадий обнял ее, незаметно просунув ладонь под чашечку купальника.
– Что ты делаешь, кругом люди! – возмущенно зашептала она.
– Ерунда. Нам вместе хорошо. Чего стесняться?
Развивая свою мысль, Аркадий повалил ее на песок. Она не возражала. Сильные и нежные руки обвили ее плечи. Горячие поцелуи покрывали шею и грудь, которую он освободил от ткани купальника. Натали позволила ему войти и ощутила, как ее наполняют толчки сказочного наслаждения. Она простонала от удовольствия.
– Да, да, еще!
Движения убыстрились. В какой-то момент она почувствовала, что Аркадий увлекся и царапает ей плечи. Локтем она попыталась отодвинуть его руку и обнаружила, что не может. Аркадий оказался тяжелым, словно отлитый из бронзы. Его объятия вдруг потеряли чувственность, стали грубыми, медвежьими. Наслаждение сменилось неприятным удивлением, а затем страхом. Натали подняла голову… и обнаружила над собой
Натали вырвалась из ткани сна, задыхаясь, ощущая смертельный страх. Кошмар быстро уходил, оставляя в душе чувство гадливости и ужаса. Она впилась растопыренной пятерней в грудную клетку, заставляя себя вдохнуть. Воздух с хрипом ворвался в легкие, вызвав очередной приступ кашля…
Конечно, не было ни солнца, ни людей, ни пляжа. Вокруг все та же чернота, которую немного развеивал серый свет, падающий из вентиляционного отверстия в потолке. Из стены торчала проволочина, царапавшая ей плечо.
За последние пару часов боль в груди усилилась. Раны на животе Натали теперь не тревожили: она разорвала платье и обмотала себя лоскутами, как бинтом, остановив кровь. Зато одышка и кашель вызывали сильное беспокойство за свое здоровье. Ей становилось хуже.
Она прислушивалась к звукам, определяя, в какой части подземелья залегло чудовище. Это вошло у нее в привычку: придя в себя, выяснять по шорохам и хрипам, где оно. Натали не хотела, чтобы его приближение вновь застало ее врасплох. Она хотела быть готовой и собранной. Ей приходилось это делать, поскольку от проявлений звериной галантности каждый раз нервно подпрыгивало сердце.
Эти контакты были страшнее всего. Дыша смрадом, жуткий хозяин трогал ее за плечи, обнюхивал бедра, запускал когти в волосы, при этом урча, негромко пофыркивая, сладостно подрагивая мышцами. Иногда пихал в руки мусор, вроде кувшинок или дохлых лягушек. Первое время Натали брезгливо отодвигала их или, когда чудовище отворачивалось, швыряла подальше в темноту. Один раз он это заметил и сердито загавкал на своей абракадабре, после чего Натали покорно, трясясь всем телом, стала принимать
В этот раз не услышав звуков из темноты, Натали расслабилась, смахнула холодный пот со лба и привалилась к стене, дыша часто и натужно. Обрывки жуткого сна стояли перед глазами. Нет, она
