Было ровно 6 часов утра 30 июля 1905 года, когда на входном створе Авачинской бухты показались японские крейсера. Они двигались на самых малых оборотах, и потому им потребовалось целых пять часов, чтобы положить якоря напротив Петропавловска.
За это время жители успели проснуться, умыться, позавтракать и сообща решить, что им делать дальше. Школьный учитель хотел услышать совет от камчатского начальника Неякина, но тот отослал его к Губницкому, а Губницкий учителя выгнал:
– Поймите, что мне сейчас не до вас...
В синеватой дымке чистого прохладного утра разворачивались крейсера Японии, медленно пошевеливая стволами орудий; солнечные блики весело играли на «чечевицах» цейсовской оптики, которая уже соразмеряла дистанцию для открытия огня по городу. Противостоять главному калибру крейсеров было бессмысленно, и жители решили дружно покинуть город.
Что может взять человек, бегущий из своего дома?
Ну, ложку. Ну, спички. Ну, одеяло. Ну, кастрюлю.
Похватав самое необходимое, закутав ревущих детей, жители убегали из города в сопки... Сколько там было цветов и какая высокая росла там трава! Все выше и выше по узеньким тропкам уходили люди из Петропавловска, чтобы глаза их не видели вражеского глумления.[11]
Неякин спросил Губницкого:
– А мне-то как быть? Остаться?
К этому времени крейсера уже вцепились в грунт Авачинской гавани раскоряченными лапами якорей, а Губницкий с помощью Кабаяси накрыл торжественный стол для приема дорогих гостей – офицеров японского флота. Оглядев пышное обжорство банкетного стола, Неякин убегать в сопки уже не пожелал.
– От добра добра не ищут, – философски заметил он и расселся поудобнее, ожидая, когда нальют ему первую рюмочку.
– А ты здесь лишний, – сказал ему Губницкий.
Неякину это не понравилось:
– Да не объем же я вас с японцами. Мне много и не надо!
– Иди, иди... тут и без тебя обойдутся.
Неякин, которого лишили выпивки, затаил зло, но не знал, как отомстить. Проходя мимо несгораемого шкафа с казенными деньгами, он выдернул ключ из замка и сунул его в карман.
– Так я пошел, – зловеще предупредил он.
– Не мешай, – ответил Губницкий, увлеченный хлопотами.
Город уже словно вымер, по улицам неприкаянно бродили коровы, выпущенные хозяевами из хлевов. Но даже собака нигде не взлаяла – всех псов жители увели с собою. Неякин тоже стал подниматься в сопки...
В этот-то момент случилось непредвиденное. Японские крейсера, не согласовав своих действий с планами Губницкого, открыли по городу артиллерийский огонь. На банкетном столе уездного правления жалобно зазвенели графины с рюмочками.
Губницкий закричал на Кабаяси:
– Так-то вы расплачиваетесь с друзьями?
Стальная болванка снаряда легко, будто протыкая лист бумаги, насквозь прошила ветхое здание правления и, своротив печку, унеслась дальше, сокрушая на своем пути плетни и заборы.
– Скорее в подвал! – сообразил Кабаяси...
В подвале правления они и отсиделись, пока не стихла канонада, а с улицы не раздалась бойкая речь корабельных десантов. Японские матросы с удивительной быстротой разбегались между домов и огородов Петропавловска, а вид удойных коров, гулявших по травке, приводил их в несказанное умиление.
Никто из рядовых не смел зайти в русские жилища без офицера. Но в сопровождении офицеров матросы устраивали внутри домов подлинный трам-тарарам, перевертывая все имущество вверх тормашками; японцы не ленились даже развинчивать на детали швейные машины «зингер», откручивали трубы от граммофонов. Я не знаю, какие цели они преследовали, столь беспощадно расправляясь с вещами обывателей, но – к чести японских матросов – отмечу, что даже ничтожной мелочи они для себя не взяли.
Был уже час дня. С рейда от борта крейсеров отходили шлюпки и катера с новыми десантами, и японцам вскоре показалось, что они полностью завладели положением в городе. Придя к такому выводу, они стали расстреливать коров из карабинов. Прямо посреди улицы их свежевали и потрошили, а ободранные мясные туши с радостным смехом переправляли на крейсера.
Все складывалось для них превосходно, когда – непонятно откуда! – грянул первый выстрел, сразивший сигнального унтера, мочившегося подле часовни. Японцы оставили коров и начали суетливо озираться. Вторым выстрелом разнесло голову мичману, который на конце сабли поджаривал возле костра кусок телячьей печенки. Вскоре прозвучал и третий выстрел, точно нашедший жертву. Японцы заметили, что пули издавали в полете какой-то сверлящий звук (это были пули, надрезанные для охоты на морского зверя). Оставив терзать коров, матросы начали прочесывать окрестности города, ровными шеренгами они поднимались по склонам сопок, штыками разводя перед собою высокую траву.
Тогда зверобой Егоршин покинул свою засаду...
Теперь, когда японские крейсера пришли, следовало потихоньку переложить камчатскую казну в свои чемоданы.
– А где же ключ! – удивился Губницкий.
Все было заранее продумано: вину за исчезновение казны можно свалить на японские крейсера, тем более что министерство финансов России никогда не посмеет запрашивать Токио – так ли было дело? Порыскав по карманам, Губницкий ключа от несгораемого сейфа не обнаружил. Это его сильно озадачило. Он начал лихорадочно рыться среди бумаг на столе, обшарил все закоулки канцелярии...
Ключ не находился!
А без него не извлечь искомые 47 000 рублей.
– Куда же он делся? – бормотал Губницкий, следуя в сени за топором. – Я же помню, что он все время торчал из шкафа...
Лезвием топора он пытался поддеть крышку сейфа, чтобы произвести то уголовное действие, которое в юридической практике именуется «взломом с применением орудия».
Его отрезвил голос Кабаяси:
– Будьте готовы, сюда следуют господа офицеры...
Командование крейсеров сопровождал большой штат чиновников, сведущих в камчатских делах, и переводчики. Еще не теряя надежды, что ключ отыщется, Губницкий изо всех сил старался увлечь японцев за банкетный стол, но они сразу приступили к делу. С ловкой поспешностью самураи сортировали дела камчатских архивов, складывая бумаги в ровные стопки. Часть документов сразу отбросили как ненужные, другие переправили на крейсера, некоторые из казенных бумаг почему-то стаскивали к берегу Авачинской бухты и там усердно топили их на глубине.
– Дорогие наши гости, – трепетно взывал Губницкий, – нельзя ли сделать маленький перерыв в работе и, по русскому обычаю, выпить и закусить чем бог послал!
Но деловитые японцы были настроены на иной лад. Когда в канцелярии все, что только можно, было уже разворочено, один из штатских направился к несгораемому шкафу и непререкаемо указал Губницкому:
– Открыть немедленно.
Губницкий растерянно ответил, что охотно исполнит это желание гостей, но несколько позже, когда отыщется ключ.
– Неправда! – вмешался Кабаяси. – Всего час назад я видел ключ торчащим из замка.
Японцы стали посматривать на мистера Губницкого как на врага своего. Кабаяси бесцеремонно ощупал его карманы, а Губницкий только успевал поворачиваться, говоря с надрывом:
– Не ожидал такого недоверия... не ожидал. Неужели вы думаете, что я его спрятал? Я ведь честный
