— Один раз только. Когда вернулся из… — Егор запнулся. — Из командировки.
— А где он был?
Капитан впервые поднял на Егора ничего не выражающие глаза, и младший сержант поспешно пояснил:
— У нас не принято спрашивать, где был.
— Но подарок ведь он привез?
— Привез.
— И что же это за подарок?
— «Испанка». Ну, пилотка такая, с кисточкой.
— Вот эта? — капитан достал из сумки «испанку». — Это в каком же ларьке продают такие? Не спрашивал?
— У нас в семье спрашивать не положено.
Егор осторожно вытер пот со лба. Он был испуган и подавлен, потому что хорошо знал, что отец был в Испании, что злополучная «испанка», которой он так гордился, куплена именно там и что об этом никому говорить нельзя.
— Значит, имеем картуз с кисточкой, — капитан спрятал «испанку» в сумку. — Перейдем к письмам мамы. Какие новости сообщила она в последнем письме?
— Никаких. Жива-здорова.
— Врешь, Трофимов, — равнодушно сказал капитан. — Изъяли мы твои письма, вот они, — он похлопал ладонью по лежавшим бумажкам. — Изъяли и проанализировали. Возникли вопросы. Первый, — капитан взял письмо, прочитал:
— «Дядя Ваня уехал в длительную опасную командировку…» Кто такой дядя Иван и куда он уехал?
— Куда — не знаю, — Егор вдруг оживился, даже обрадовался, потому что авторитет дяди Вани был для всей семьи абсолютен и на него можно было положиться. — А вообще дядя Ваня — герой Гражданской войны. Он спас маму в Туркестане и взял в плен самого курбаши басмачей. Он английский язык знает, китайский знает, еще какой-то…
— Кто много знает, у того жизнь короткая, — сказал капитан. — Второй вопрос. Читаю: «Пиши, сын. Красная Армия, Трофимову — адрес точный!» Это что же за адрес такой?
— Просто шутка, — сразу сникнув, пояснил Егор. — Папа с восемнадцатого в Красной Армии, вот мама и шутила всегда…
— Шутникам в нашей армии делать нечего, — капитан сложил письма в конверт, конверт сунул в сумку. — Однако парень ты вроде честный. Остальное тебе начальник училища объяснит.
И, не прощаясь, вышел из кабинета, не обратив внимания на вскочившего Егора. Дверь за ним закрылась, но младший сержант продолжал стоять, скорее огорошенно, чем дисциплинированно.
Появился начальник училища. Молча прошел на место. Сказал,не глянув:
— Из училища ты отчислен.
— За что?.. — От горькой незаслуженной обиды у Егора совсем по-детски задрожали губы. — Я же отличник боевой и политической… На Доске почета…
— Отчислен в войска с сохранением воинского звания, — почему-то с раздражением повысил голос полковник. — Приказ подписан сегодняшним днем. Кругом марш!..
Воронеж. Тяжелая, как жесть, зелень августовских каштанов на улице Карла Маркса.
По этой улице шла Люба с чемоданом. Чемодан был тяжел, она часто останавливалась, смотрела в записку с адресом и, передохнув, волокла чемодан дальше.
Свернула на боковую улицу и вскоре остановилась перед длинным обшарпанным двухэтажным зданием с единственным подъездом. Поставила чемодан, еще раз проверила адрес и вошла в дом.
Она шагала по длинному, плохо освещенному коридору, посматривая на номера комнат. Остановилась возле одной из них, достала ключ с привязанной к нему биркой, отперла дверь.
Узкая комната с единственным окном была совершенно пуста. Люба поставила чемодан, прошла к окну и открыла форточку, потому что воздух в нежилом помещении был затхлым и спертым.
— С приездом, — сказали сзади.
Люба оглянулась. У дверей стояла совсем не старая, но уже седая женщина с живыми темными глазами.
— Давай знакомиться. Анна.
— Люба Трофимова.
— Одна?
— Сын в военном училище.
— Муж есть?
— Муж?.. Он в командировке.
— Понятно. У нас у всех — мужья в командировке. Откуда?
— Из Москвы.
Вопросы следовали быстро, и вообще это было похоже на допрос, но Люба не испытывала ни досады, ни смущения. То ли потому, что вопросы звучали заинтересованно, то ли потому, что темные глаза светились теплом и пониманием.
— Это все твои вещи?
— В камере хранения — чемодан и корзина.
— Аля, Рая! — крикнула Анна.
В дверях тотчас же появились две молодые женщины. Может быть, до сигнала Анны они стояли в коридоре.
— Привезете вещи из камеры хранения. Отдай им квитанцию.
— Что вы! — всполошилась Люба. — Я сама.
— Сама пока что будешь заново жить учиться. Освоишься — другой жене… командированного поможешь. Так-то у нас водится. Люба, в одиночку хорошо в петлю лезть.
— Но корзина очень тяжелая, — неуверенно сказала Люба, доставая тем не менее квитанцию из сумочки. Там — книги.
— Девочки, Борьку с собой захватите. Он во дворе в футбол гоняет, — распорядилась Анна.
Она командовала, но командовала мягко, как-то очень по-домашнему, и Люба сразу поняла, что перед ней — старшая. Не назначенная сверху, а избранная таковой по велению сердец и всеобщему признанию, как случается в больших и дружных семьях.
Аля и Рая, взяв квитанцию, сразу же ушли: через форточку донеслось: «Борька, тетя Аня помочь велела!..» Анна закурила.
— Ну, женам командированных денег не платят, так что самое время подумать о работе.
— Я — врач.
— А я — специалист по эпохе Возрождения. Аля — бухгалтер, а Рая — переводчица с английского. И все мы дружно трудимся на швейной фабрике, что весьма поощряется с целью перековки. У нас тут почти все — швеи. Самая престижная работа — у Полины, она — подсобница в продмаге. Кстати, о Полине. Идем к ней, она нам ящиков даст.
— Какие ящики?
— Ящики теперь — мебель. Ну, куда ты свои ложки-плошки поставишь, на окно?
— Нет у меня ни ложек, ни плошек, — улыбнулась Люба. — Всю жизнь на казенных тарелках прожила. Муж у меня — офицер… то есть…
— Офицер — это замечательно. Идем за ящиками.
Кабинет медицинского чиновника областного масштаба. Хозяин был сух настолько, что очки его держались на хрящеватом носу только каким-то чудом. Он читал официальную бумагу, брезгливо морщась и все время раздраженно встряхивая ее.
Люба сидела напротив, с беспокойством наблюдая за его странно демонстративным поведением.
— Ну, и чего вы хотите? — с откровенной неприязнью спросил начальник, закончив чтение.
— Я хочу работать по специальности.
