культура его сделается более эмоциональной, чем-то напоминающей культуру эллинов. Из всех предшествующих цивилизаций, на мой взгляд, именно эллины сумели наиболее полно, законченно выразить культ красоты, здорового и прекрасного человеческого тела. Поэтому мне думается, что цивилизация будущего, которая станет, несомненно, ещё более эмоциональной, многое возьмёт и у Древней Эллады. Герои „Туманности Андромеды” перенимают оттуда ряд традиций, давая им новое, более широкое толкование. Таковы подвиги Геркулеса, увлекательные состязания юношей в силе, ловкости, отваге; полный веселья, женской грации, красоты Праздник Пламенных Чаш. Человек будущего — это, несомненно, человек гармонический!»
Ефремов сам, мощный, светлый, жизнеутверждающий, точно греческий Прометей, подарил молодому поколению — не своему, нет, а тем, кто идёт следом, — красивую, потрясающе красивую мечту.
Роман «Туманность Андромеды» создан и опубликован за год до запуска первого космического спутника, открывшего эру космонавтики.
Труд русского писателя, по сути философа-космиста, оценило всё человечество — во Франции ещё в советское время была издана «Мировая Антология научной фантастики», многотомное издание открывал роман «Туманность Андромеды», а потом шли прочие именитые фантасты планеты Земля.
Читаю рецензии на фильм. «Не удалось построить коммунизм в реальности — не вышло создать даже макет. Фанерные декорации, плоские персонажи, неживые диалоги...» — злобствует избалованный Голливудом юноша «поколения пепси и сникерсов».
«Когда я пишу своих героев, — говорил Ефремов, — я убеждён, что эти люди — продукт совершенно другого общества. Их горе — не наше горе, их радости — не наши радости. Следовательно, они могут в чём-то показаться непонятными, странными, неестественными... В данном случае я говорю о принципе, о подходе, о специфике. Если герои в чём-то кажутся искусственными, схематическими, абстрактными, в этом, наверное, сказались недостатки писательского мастерства. Но принцип правилен».
Мне, выросшему на произведениях Ефремова, его космопроходцы, творцы и искатели почему-то не кажутся абстрактными. Но увы, нынешним «героям» произведений и телеэкрана до них, как до небожителей, не дотянуть. Впрочем, и в отечественной научной фантастике так и не появилось фигуры, равной Ивану Антоновичу. Раздумывая над этим, я прихожу к выводу: просто нет больше и, вероятно, в России уже не будет
Разрушителей и обличителей, скептиков и критиков, пародистов и юмористов, сатириков и хохмачей — о, да! Сколько мы перевидали таковых за последние десятилетия! Пруд пруди. А вот созидателей, творцов, писателей, меняющих мир к лучшему и зовущих к высокой, достойной
Многие из тех, кто обсуждал кинокартину, отмечали гипнотический закадровый голос, вещающий: увиденное зрителем обязательно состоится и будет результатом труда людей — в том числе и нашей, нынешней Эры Разобщенного Мира.
Всё же я и сам в чём-то утопист, поскольку хочется верить: этот мир ещё повернётся по-ефремовски. Надо, правда, хорошо потрудиться, чтобы повернуть его вспять и приблизить хоть на год к эпохе Великого Кольца!
Путеводная книга
Поговорим на тему воспитания. Но речь у нас пойдёт не о чём-то сухом и скучно-нравоучительном. Лично меня всегда интересовал тот момент, с которого человек — чаще в весьма юном возрасте — получает импульс, чтобы не бесцельно прожить свои годы. В теории творчества идеальным конечным результатом видели бы воспитание гения.
Гениального полководца Александра Македонского помимо прочих воспитывал не менее великий современник философ Аристотель. Это он привил будущему покорителю Ойкумены любовь к чтению. Любимой книгой Александра с детских лет стала поэма Гомера «Илиада». И он часто повторял своим сверстникам, «что изучение „Илиады” — хорошее средство для достижения военной доблести». Список поэмы, исправленный Аристотелем и известный под названием «„Илиада” из шкатулки», он всегда имел при себе, храня его под подушкой вместе с кинжалом (ибо одно могло сохранить ему ясность ума, а второе — саму жизнь).
Чтобы вселить надежду, решимость и силы в своих воинов, Александр, переправившись через Геллеспонт в Малую Азию, повёл войско к предполагаемому месту Трои-Илиона. Там он воззвал к богам и великим героям «Илиады», отождествляя успешных и красочно выписанных в поэме греческих предков с их нынешними македонскими последователями. По тем временам это был сильнейший психологический ход.
После победы над персидским царём Дарием, как рассказывает автор «Сравнительных Жизнеописаний» греческий историк Плутарх, Александру принесли шкатулку. Из захваченного у врага имущества она оказалась, по мнению победителей, самой ценной вещью. Полководец спросил друзей, какую ценность посоветуют они положить в эту шкатулку. Одни говорили одно, другие — другое, но царь сказал, что будет хранить в ней неизменную «Илиаду» с комментариями Аристотеля.
С Гомером в жизни македонского властителя и всего Востока связана и ещё одна история.
Захватив Египет, Александр хотел основать там большой, многолюдный греческий город и дать ему своё имя. По совету зодчих он было уже отвёл место под строительство. Но царю что-то не нравилось. И вдруг Македонскому приснился почтенный старец, который прочитал ему строки из гомеровской «Одиссеи» — второй величайшей поэмы античности:
На море шумно-широком находится остров, лежащий
Против Египта; его именуют нам жители Фарос.
Тотчас поднявшись, Александр отправился на Фарос, который в ту пору был ещё островом, и увидел местность, удивительно выгодно расположенную для его замысла.
«О, Гомер! — воскликнул полководец. — Ты достойный восхищения во всех отношениях, вдобавок ко всему — мудрейший из зодчих!»
Александр приказал тут же начертить план города, сообразуясь с характером местности. Но под рукой не оказалось мела, тогда он распорядился наметить границы будущей Александрии — а это была она — ячменной мукой. Так и было сделано.
Неожиданно на корм слетелось бесчисленное множество больших и маленьких птиц различных пород. И они склевали всю муку. Плутарх свидетельствует: «Александр был встревожен этим знамением, но ободрился, когда предсказатели разъяснили, что оно значит: основанный им город будет процветать и кормить людей самых различных стран».
И Александрия сотни лет оставалась самым развитым и просвещённым городом Средиземноморья, а может, и всего мира.
Но оставим античность и перенесёмся на два с лишним тысячелетия вперёд — в немецкое герцогство Мекленбург.
Здесь в первой трети XIX века родился и жил сын бедного протестантского пастора Генрих Шлиман.
Когда мальчику исполнилось восемь лет, его отец, сам того не подозревая, что же он совершил в судьбе ребёнка, подарил Генриху книгу. Это была богато иллюстрированная «Всемирная история для детей».
Воображение будущего археолога-самоучки поразил один рисунок. В объятиях пламени и дыма умирал великий город. На манер средневековых замков художник изобразил Трою окружённой высокими зубчатыми стенами. Красочно прорисованные фигуры героев, рельефные доспехи, пышные перья султанов и конские гребни на шлемах... Словом, мальчика несказанно удивило: как же можно так ярко и верно изобразить то, что художник не видел собственными глазами.
Юный Шлиман от корки до корки перечитал адаптированный для детей пересказ «Илиады» и просто достал строгого пастора-отца своим неуёмным любопытством. Священник уверял ребёнка, что этого города больше нет, а может, никогда и не было, что иллюстратор
«Эти толстые стены и такие огромные башни не могли сгореть дотла и разрушиться до основания, — решил мальчик. — Когда я вырасту, то поеду туда и найду этот город».
Пастору это явно не понравилось. Чтобы отвадить сына от напрасной затеи, он купил ему полный,