прелести, антисейсмическое строительство давно освоено, а окупить при современных технологиях можно почти всё. Но даже если бы он был прав, это лишь означало бы: на островах можно создать прекрасный учебный полигон.
Прежде всего по части изобретательности. Например, японцы создали на Кунашире аэродром, чья взлётная полоса обогревается местными горячими подземными водами. Он исправно служил военно- воздушной базой во время Второй Мировой войны – и прекрасно работает в любую погоду до сих пор.
Но даже простая школа физического выживания в условиях, столь красочно расписанных скептиком, бесценна. Вспомним хотя бы популярнейший фантастический роман «Дюна». Условия на засушливой планете Арракис столь кошмарны, что выжить там – уже почти непосильная задача. Поэтому люди, выросшие в бескрайних песках, столь закалены и изощрены, что легко сокрушают несметные полчища людей из других уголков Галактики – да вдобавок до зубов вооружённые фантастической техникой.
Очевидно, строитель или геолог, научившийся работать на Южных Курилах, будет на вес золота в любом другом уголке нашей планеты: уж если он ТАКОЕ прошёл, то где угодно с чем угодно справится. Так что на южнокурильском полигоне можно ещё и иностранцев тренировать – за немалые деньги.
Впрочем, не Курилами едиными жива Россия. Например, администратор, изыскавший надёжный способ остановки ползучей китайской экспансии, тоже прославится на весь мир: не нас одних беспокоит постепенное вытеснение местных жителей пришлыми с сопредельной стороны.
ВО ВСЕ СТОРОНЫ ОДНОВРЕМЕННО
Итак, нам есть куда возрождать экспансионистский порыв, когда-то и создавший наш народ. Но есть ли КОМУ эту экспансию вести? Ведь только что мы видели, что нас не хватает даже на повседневную жизнь, а не то что на противоборство с природой и соседями одновременно.
Вот тут самое время вспомнить об американцах. Ведь нынешние неурядицы в изрядной степени порождены тем, что в начале 1990-х они слишком преуспели в нашем с ними тогдашнем противостоянии. Тогдашняя победа нынче обернулась для них риском нового – куда более болезненного – противостояния.
Стало быть, они могут, восстановив прежние условия, заметно усилиться. Ведь новая – изрядно преобразившаяся не только территориально, но и психологически – Россия вряд ли в обозримом будущем захочет вновь противостоять США – с риском нового поражения. Зато в качестве противовеса Китаю мы весьма пригодимся американцам – а заодно и свои интересы отстоим.
Конечно, в нынешнем виде Россия никого не уравновесит. Нам нужно прежде всего возродить былое восточнославянское ядро империи. Но ведь едва ли не единственная реальная помеха нашему воссоединению – как раз американская (и – в несколько меньшей степени – западноевропейская) поддержка местных князьков и кандидатов в князьки. Если сумеем договориться с американцами – то уж со своими братьями как-нибудь общий язык найдем.
Правда, глядя на творящееся нынче в Киеве и Минске, в столь благостную перспективу поверить трудно. В обеих братских странах мы ухитрились вести себя самым нелепым образом из всех возможных, восстановили против себя и рядовых граждан, и немалую часть элиты. Но при должном искусстве политиков и пропагандистов это поправимо. Особенно если те, кто сейчас оплачивает бело-красно-белые и иные оранжевые знамёна, сочтут за благо впервые – для разнообразия и ради собственной выгоды – поддержать бело-сине-красные.
Первый всплеск новой российской экспансии – на запад и юго-запад – напугает, конечно, многих. Поэтому нужно заранее всех успокоить: порыв не перехлестнёт через прежнюю советскую границу. Ведь нас – восточных славян – там никто не ждет. Это даже в Киеве, не говоря уж о Минске, многим понятно. А насильно милыми мы не только не можем, но и не хотим становиться.
ПАССИОНАРНЫЕ МУЖЧИНЫ
Правда, на противоположном конце материка нам придётся встретиться с весьма пассионарными конкурентами. Пассионарными не только потому, что они остро нуждаются в ресурсах. Напряжение страстей связано даже с половым составом тамошнего населения.
В патриархальных обществах, лишённых развитой системы социального обеспечения и полагающихся только на взаимопомощь в пределах семьи, особое значение придаётся рождению мальчиков: на них в будущем ляжет основная нагрузка по обеспечению престарелых родителей. Поэтому любые попытки государства ограничить рождаемость бьют прежде всего по девочкам. Например, с появлением технологий выявления пола ребенка на ранних стадиях беременности резко выросла доля девочек среди абортов.
Так, индийское правительство, столкнувшись с трудностями обеспечения экономического роста, решило – вслед за китайским – проводить политику ограничения рождаемости. В результате с 1991-го по 2001-й год доля девочек среди новорожденных упала с 0,4735 до 0,4635.
Правда, в природе особей мужского пола всегда рождается несколько больше, потому что они и гибнут заметно интенсивнее. Поэтому до поры до времени повышенная рождаемость мальчиков компенсируется их большей смертностью. Но эксперты полагают: дальнейшее развитие этой политики вызовет у индийцев желание рожать ещё больше мальчиков. Это может привести уже к явному половому дисбалансу.
Китай с этим осложнением уже столкнулся. Мужчины составляют 51,2% его населения, а женщины – 48,8%. Тогда как практически во всём остальном мире женщин больше, чем мужчин.
Между тем увеличение доли мужчин в населении обычно сопряжено с ростом пассионарности народа в целом. Правда, трудно сказать, что здесь причина, а что – следствие. Например, доля мальчиков среди новорождённых обычно растёт не только после больших войн (что можно счесть действием неких природных механизмов, восстанавливающих нарушенный половой баланс), но и перед ними (что приходится считать проявлением тех же психологических механизмов, чьим следствием оказывается повышенная готовность к войне).
Конечно, если у страны есть крупные задачи, требующие высокой активности мужчин, половой дисбаланс и пассионарность находят рациональный выход. Так, в СССР повышенная после Великой Отечественной войны доля мужчин упростила освоение сибирской тайги и развитие дальневосточной экономики в 1960-x – 1970-х годах. Но если такого естественного выхода не обнаруживается, растёт вероятность внешних конфликтов. В данном случае – с нами.
СЛАВЯНСКАЯ ПАССИОНАРНОСТЬ
Воплощением крайних проявлений славянской пассионарности всегда была Польша. Вспомним хотя бы шляхетский вольный гонор с его высшим проявлением – требованием единогласия на сейме, когда одного «Не позволям!» хватало для блокирования сколь угодно разумного и необходимого решения.
Польша вряд ли готова делить с нами свою экологическую нишу – олицетворения на западе всего славянства. Поэтому она и нашего воссоединения не хочет. Придётся убеждать её: мы с нею конкурировать не намерены. Нашу пассионарность тесный запад всё равно не вместит. Хотя для востока её маловато.
На восточном поле житейских битв нас ждет не только риск конфликтов, описанный выше. Главное – для всех нас там непочатый край работы. Понадобится не только использовать все оставшиеся запасы пассионарности, но и формировать её практически заново. Эту задачу Гумилёв считал нереальной: мол, умерла так умерла – этносы стареют, как и люди. Но даже он признавал: взаимодействие этносов способно породить новый всплеск пассионарности.
