вернувшись, увидеть все по-настоящему? Стоя на палубе парохода и глядя на приближающийся Остров, Руфь вспомнила, как Майкл был очарован здешней природой и светом.
Тогда она этого не понимала. Она была слишком юной и никогда не видела ничего другого. Будни все заслоняли. К тому же ее внимание было слишком поглощено людьми и чувствами. До известной степени так было и теперь.
Она не была пейзажистом. Но, возможно, она увезет с собой частицу этого северного света. По крайней мере, нужно попробовать написать его и посмотреть, что из этого получится. Может быть, даже не чувствуя себя очарованной этой природой, ей удастся передать удивление, подмеченное на некоторых лицах, и хрупкую прозрачность красок.
Стоя перед бабушкиным домом и глядя вдаль, она поняла, что увезла отсюда с собой именно краски. Но теперь она видела, что могла бы лучше воспользоваться ими. Гораздо лучше.
Брит ждала ее в открытых дверях. Мотив — женщина из ее рода. Вечерняя темнота пыталась поглотить ее. Та самая Брит, с которой она делила детство. И вместе с тем — другая. Зрелая женщина со своими заботами и тайнами. Они обе изменились.
Из-за спины Брит высунулось лицо девочки. И еще одно. Руфь никогда раньше их не видела. И тем не менее, узнала в них родовые черты.
— Руфь, родная! Если бы ты знала, как мы рады, что ты приехала! Бабушкина лампа с лунным светом ждет тебя. Когда мы сюда въехали, я нашла в абажуре записку с твоим именем.
Руфь ждала посадки на самолет, когда вдруг услыхала, что ее кто-то окликает. Она обернулась и увидела женщину, приподнявшуюся из-за столика в кафе. Это могла быть только Турид! Густые светлые волосы и глаза не изменились. Она располнела. Но ей это идет.
Кажется, я буду лететь в Осло вместе с Гормом и его женой, бессильно подумала Руфь.
Турид обняла ее и потребовала, чтобы Руфь села рядом с ней, при этом она не переставала болтать о том, что им давно следовало наладить связь друг с другом.
— Подумай только, ты стала такой знаменитой! Честно говоря, когда мы учились в педагогическом училище, в это трудно было поверить, — сказала Турид, поедая бутерброд с креветками.
Поскольку ее слова не требовали ответа, Руфь решила переменить тему разговора:
— Ты летишь в Осло?
— Да, возвращаюсь домой. Я приезжала проведать маму. Она уже совсем старенькая. Теперь я живу в Беруме. У меня другой муж, он очень хороший. Учитель. Мы живем там почти по-деревенски, прекрасно. Свой дом, — щебетала Турид.
Руфь смотрела, как губы Турид красиво сомкнулись вокруг этих слов. Уж не сон ли это?
— Ты разошлась с Гормом?
— Руфь, Господи! Неужели мы так давно не виделись? Уже сто лет, как мы с ним разошлись. Конечно, мы с ним видимся и поддерживаем отношения из-за Сири. Он такой чудак! Так больше и не женился. Живет только ради своей фирмы. У нас с ним как-то не сложилось. Господи, какую чушь я несу! Расскажи лучше о себе, ты столько повидала! Я недавно читала о тебе. Нет, я не покупаю такие издания, прочитала, когда ждала очереди к зубному врачу. Что ты разбогатела, живешь, как хочешь. Кажется, в Берлине, да? Руфь почувствовала жажду. Страшную жажду.
— Пойду куплю себе чего-нибудь попить.
Когда она вернулась, Турид уже забыла, о чем спрашивала.
— Ты вышла второй раз замуж?
— Нет.
— Как же так? Ведь ты встречаешь столько людей?
— Значит, такая судьба, — сказала Руфь и заставила себя улыбнуться.
— Да, я понимаю, у каждого свое. Жизнь не так проста. Трудностей у всех хватает. Когда у нас с мужем был трудный период, Горм грозился забрать Сири к себе на Север.
— Правда?
— Я не могла на это пойти.
— Почему?
— Дочь должна жить с матерью. Я бы ни минутки не была спокойна. Я бы умерла без нее!
— А Сири тоже умерла бы без тебя? — осторожно спросила Руфь.
— О Господи! Что ты за мать, Руфь? — возмущенно воскликнула Турид.
— Кто знает.
— Прости, пожалуйста, я думала, ты забрала сына к себе, когда уехала, чтобы стать знаменитой, — жалким голосом проговорила Турид, казалось, она вот-вот заплачет.
Руфь положила руку ей на плечо и пробормотала, что теперь это уже не имеет значения.
— Это мое больное место, — прибавила она.
Турид сменила тему разговора и поинтересовалась, каково быть знаменитой.
— Наверное, все, с кем ты встречаешься, восхищаются твоими картинами? Представляю себе, как это приятно!
— Да, — сказал Руфь, не зная, что еще к этому прибавить. Ей вдруг захотелось рассказать Турид об аварии, в которую попал Тур. Но это только подтвердило бы, что она плохая мать, и она промолчала.
— Я тут встретила одну нашу сокурсницу, Берит. Она хотела связаться с тобой, написала тебе письмо. Но ты ей не ответила, и она решила, что ты загордилась. Не беспокойся, я ей прочистила мозги. Сказала, что мне ты тоже не пишешь. Должна же она понять, что у тебя есть другие дела. У тебя так много важных друзей.
— Берит?
— Ну да, помнишь, она всегда очень туго перетягивала талию. На той вечеринке она хотела подцепить Турстейна. Помнишь? И Горма тоже. Мы, девчонки, не очень любили ее. Помнишь? Горм тогда отвез тебя к автобусу, если не ошибаюсь. Ты поддерживаешь отношения с кем-нибудь из нашего училища?
— Нет, не получается. Я не люблю писать письма, — сказала Руфь, пытаясь найти хоть какое-нибудь извинение.
— Ты еще хуже Горма! А вот я, к примеру, не могу жить без старых друзей, — вздохнула Турид.
Руфь не ответила, но, к своему удивлению, спросила:
— Ты часто с ним видишься? С Гормом, я хотела сказать. Ты часто бываешь на Севере?
— Нет, он… Он мне совсем чужой. Я не понимала его тогда, не понимаю и теперь. Но он звонит, когда бывает в Осло и хочет повидать Сири. Он очень сдержанный. Еще более сдержанный, чем был в молодости. Никогда не поймешь, о чем он думает. Что-то в нем есть такое… Ему как будто никто не нужен. Ты меня понимаешь?
— Я его не знаю, — пробормотала Руфь.
— Ты знала его, когда мы учились в педагогическом училище.
— Не знала. Видела пару раз.
— Он немного надменный, но добрый. Между прочим, он покупает картины. Произведения искусства. Правда-правда, мне Сири сказала. Знаешь, я когда-то давно видела в газете одну из твоих картин. Она меня почти испугала. Во всяком случае, никакой радости она мне не доставила.
— Я пишу не для того, чтобы кого-нибудь радовать, — натянуто заметила Руфь.
— А зачем же тогда? — Турид была искренне удивлена.
— Чтобы напомнить самой себе о чем-то, чего я еще не поняла, но боюсь забыть. И еще потому, что должна. — Руфь улыбнулась.
— Ты шутишь, — засмеялась Турид.
— Нисколько. — Руфь посмотрела на часы.
В эту минуту объявили посадку на их самолет. Обе встали.
— Ты бываешь в Осло? — спросила Турид по пути на посадку.
— Случается.
— Позвони мне, сходим куда-нибудь вечером. Надо обменяться телефонными номерами. Какой у тебя номер в Берлине? — весело спросила Турид.
