хорошо изучивших «гороховые законы» Менделя, как их называл И.В. Мичурин, по имеющих смутное представление о творческих методах переделки природы растений и создания новых сортов, разработанных Мичуриным и развиваемых Лысенко.
В заключение разрешите выразить уверенность, что Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук, носящая имя великого Ленина, пополненная новым составом действительных членов, станет мощным центром развития передовой агрономической науки в нашей стране и всегда будет иметь на своем знамени указание товарища Сталина: «Наука потому и называется наукой, что она не признает фетишей, не боится поднять руку на отживающее, старое и чутко прислушивается к голосу опыта, практики». (Продолжительные аплодисменты.)
Академик П.П. Лобанов. Слово имеет профессор Д.А. Кисловский.
РЕЧЬ Д.А. КИСЛОВСКОГО
Профессор Д.А. Кисловский. (Сельскохозяйственная академии имени Тимирязева). Более 10 лет тому назад, если не ошибаюсь, в 1936 г., на IV сессии Академии сельскохозяйственных наук имени В.И. Ленина мне пришлось выступать с развернутой критикой установок формальной генетики и указывать на тот вред, который она принесла и приносит практике. Тогда мы шли смертным боем на, казалось, жизнеспособного и сильного противника. В числе наших противников активно, с длинным докладом, а не в порядке прений, выступал один из столпов американской генетики профессор Меллер. В то время многим слушателям казалось, что мы взялись чуть ли не за безнадежное дело. Тем не менее мы тогда победили, и формальная генетика была выбита из седла. Но многих своих позиций формальная генетика еще не сдала. Она окопалась в ожидании лучших дней.
Прошедшее десятилетие на удивление всему капиталистическому миру показало такую мощь советского народа и советского строя, о какой поджигатели войны и не подозревали. Советское государство не только выдержало бешеную атаку гитлеризма, но само перешло в наступление и разгромило фашистского зверя. Империалисты поняли, что социализм не просто лозунг, а такая сила, с которой нельзя не считаться.
Много изменилось за это десятилетие и на фронте биологической науки. Мы не видим сильных и уверенных в себе противников. Вместо лобовой атаки противник предпочитает маневрировать. Борьба на теоретическом, научном фронте еще продолжается. Ее надо и впредь вести с неменьшей страстностью и принципиальностью. Мы должны отдавать себе отчет, что дело идет не об отдельных частностях, а об основных вопросах советской науки, советской идеологии. Необходимо окончательно ликвидировать еще не изжитые в биологии остатки реакционной идеологии.
Один из выступавших, если не ошибаюсь, представитель Госплана, сказал: «Прогремел освежающий гром в науке». Напрасно некоторые думают, что этот гром прогремел только над формальной генетикой. Гром прогремел над всеми теми, которые в затхлых кабинетах оторвались от темпов развития советской, социалистической жизни и желают продолжать творить советскую науку по рецептам науки реакционной. (Шум в зале.) Спор в нашей дискуссии идет об основных методологических установках в советской науке вообще, а не только в каком-то отделе биологической науки. На какой логике выросло буржуазное естествознание, и должны ли мы для буржуазного естествознания сделать исключение по сравнению с прочим, скажем, техническим, наследством капитализма? Наследство прошлого мы привыкли перерабатывать, ассимилировать для своего строя и в процессе этой ассимиляции развивать. Нам нужно естествознание не для музея, а для жизни. Мы и науку, а не только продуктивность наших растений и животных, хотим развивать в соответствии с теми темпами, которые предъявляет социалистическое строительство. Собственно говоря, мы обязаны были бы развивать ее даже более быстрыми темпами. Наука обязана указывать дорогу нашему социалистическому строительству, с Достаточно далекой и широкой перспективой, а не просто позволять нам разбираться в том, что уже сделано. А я далеко не уверен, что буржуазное естествознание было бы всегда в состоянии делать даже последнее. Я думаю так не только потому, что вижу нашу социалистическую практику, но и потому, что знаю методологические философские основы буржуазной науки. Посмотрим, каковы же методологические, философские основы этой науки?
Энгельс пишет так: «Разложение природы на отдельные ее части, разделение различных явлений и предметов в природе на определенные классы, анатомическое исследование разнообразного и внутреннего строения органических тел – все это было основой тех исполинских успехов, которыми ознаменовалось развитие естествознания в последние четыре столетия. Но тот же способ изучения оставил в нас привычку брать предметы и явления природы в их обособленности, вне их великой общей связи, и в силу
И это естествознание нам рекомендуют законсервировать, и на основе этого естествознания, логика которого может понимать явления лишь «не живыми, а мертвыми», нам предлагают и в социалистическом хозяйстве руководить созданием новых биологических форм. Б какие ворога это лезет?
Мы, конечно, понимаем, что отдельным естествоиспытателям, особенно передовым биологам, бывало тесно в рамках этой философии, но другой они не имели, и лишь стихийно рвались к материалистической диалектической логике, способной понять живое действительно живым (Дарвин, Тимирязев и др.).
Буржуазное естествознание выросло на метафизическом мировоззрении и поэтому привыкло к углублению в отдельные частности, забывая связь этих частностей с общим. Связывая эклектически полученные частности (иногда очень мелкие и детальные) с выдуманными связующими представлениями, чисто формалистическими построениями, думали, что на основе этих теорий можно управлять миром.
Двое из оппонентов академика Лысенко – Жебрак и Завадовский – продемонстрировали на сессии свою преданность заветам буржуазной науки. Оба они широко пользуются техническими средствами и исследованиями – химическими, физиологическими, оптическими и т.д., умеют видеть, окрашивать, зарисовывать и считать хромосомы, тонко разбираются в биохимии эндокринных секретов и т.д. Все это они умеют делать не хуже буржуазных ученых. И не лучше буржуазных ученых они с легким сердцем связывают эти известные детали с готовыми, от ума построенными схемами буржуазного естествознания – с выдуманным наследственным веществом, или совершенно оторванным от жизни самого организма (профессор А.Р. Жебрак), или связанным с организмом лишь эндокринологическими нитями (академик Б.М. Завадовский).
Академик Б.М. Завадовский много говорил о своих многочисленных заслугах в науке. После его доклада я перелистал два толстых тома его «Зоотехнической эндокринологии». Посмотрим, какие проблемы разрабатывались академиком Завадовский и какие способы помощи практике им предлагались. Академик Завадовский – не ученый, лишь созерцающий и описывающий мир. Он ученый-практик, он всегда стремился из своих научных достижений извлекать максимальную выгоду. При помощи точных лабораторных опытов он установил факт, что один из изучаемых им эндокринологических препаратов ускоряет линьку птицы. Как ученый-практик, он не смог равнодушно пройти мимо этого биологического факта. Он сразу и с большим упорством начал внедрять это достижение в практику. Ему было известно, что убитую птицу, прежде чем зажарить, надо ощипать, что на это затрачивается человеческий труд. Он решил избавить человечество от этого труда. Получив препарат академика Завадовского, гусь заживо должен был «раздеться». Академик Завадовский не ждал заказа в этом отношении от практики. Он сам пошел навстречу зоотехнической практике, Он стал внедрять свой «товар» в практику с не меньшим упорством и почти с не меньшим искусством, чем это делали отдельные капиталистические промышленники. Но «товар» не пошел, на него не оказалось спроса на генеральной линии развития социалистического животноводства. А ведь задачей Академии сельскохозяйственных наук было стать идейным руководителем социалистического животноводства в борьбе с трудностями его развития. Облысевший гусь здесь помочь не мог.
Другой «товар» академика Завадовского – гормон, который должен «гнать яйцо» в целях ликвидации яловости, тоже не пошел, несмотря на всю настойчивость его по внедрению этого «товара» в практику.
