Попытки прорваться в ядро встретили противодействие, но что из того? Противодействия могли иметь физические причины, нам пока неизвестные, ведь никто не будет утверждать, что мы уже все изучили во Вселенной.
Я обратился к Олегу:
— Ты командующий второй эскадрой. Как ты относишься к моим сомнениям?
Он ответил сдержанно:
— Они могут быть разрешены только одним путем: лететь снова к ядру и выяснить, что мешает в него проникнуть.
Я залюбовался Олегом. Он и похож и не похож на своего отца. От матери ему досталась белая кожа, такая гладкая и нежная, что она кажется прозрачной. Он вспыхнул, отвечая, румянец, как пламя, побежал со щек на лоб, к ушам, к шее. Есть что-то девическое в его облике, в красоте его головы, в длинных золотых кудрях, падающих на плечи, — впрочем, не столь завитых, какие некогда носил Андре, — в узких плечах, узкой талии, тонких длинных пальцах. Внешность часто обманчива, а у этого человека, назначенного командующим второй эскадрой, особенно. Среди капитанов дальнего звездоплавания он числится в самых бесстрашных и удачливых. Ольга рекомендовала его в адмиралы давно запланированной экспедиции в Гиады, и, если бы не катастрофа с Алланом, Олег уже мчался бы в скопление этих рушащихся в какую-то бездну звезд. Большой Совет отменил поход в Гиады ради новой экспедиции к ядру.
— Твой ответ меня удовлетворяет, — сказал я. — Теперь расскажите о подготовке к экспедиции.
Ромеро объяснил, что подготовка к экспедиции ведется на известной всем нам Третьей планете в Персее, руководят ею Андре и демиург Эллон. На звездолетах кроме аннигиляторов Танева устанавливаются и механизмы, быстро меняющие метрику пространства вокруг звездолета. Каждый корабль теперь подобен маленькой Третьей планете, создающей в своем окружении любые искривления. Конструкции генераторов метрики разрабатывает группа Эллона.
— Эллон, Эллон… Ты его знаешь, Орлан?
— Эллона предложил я, — с гордостью объявил Орлан. — В Персее нет другого демиурга, который бы равнялся Эллону в даровании конструктора.
Я заметил, что Граций невесело покачал головой.
— Остается последнее, — продолжал я. — В качестве кого предлагает Большой Совет мне участвовать в экспедиции? Говоря древними терминами, какова моя должность?
— Вы будете душой и совестью экспедиции, Эли, — сказал Олег.
— Плохо организована та экспедиция, где душа и совесть ее отделены от остальных членов экспедиции.
Я говорил серьезно, но моя отповедь вызвала смех. Ромеро примирительно сказал:
— Раз уж вы применили термины, определяющие так называемую должность, то назовем вашу функцию научным руководством, — было некогда и такое понятие, дорогой адмирал.
— Сами вы участвуете в походе, Павел?
— Думаю, Большой Совет разрешит мне отбыть с Земли.
После совещания я подсел к Грацию.
— Когда Орлан расхваливал Эллона, ты вздохнул, Граций. Ты не согласен с оценкой Орлана?
Галакт засиял доброжелательной улыбкой. Они так любят улыбаться, что по любому поводу дарят радостным выражением лица.
— Нет, Эли, мой друг демиург Орлан совершенно точно охарактеризовал Эллона как инженерного гения. Но видишь ли, Эли… — Он запнулся, хотя и удержал на лице улыбку. — В организме у Эллона степень искусственности много, много выше, чем у остальных демиургов; боюсь, что и мозг его содержит искусственные элементы, хотя Орлан и отрицает это.
Я тоже улыбнулся, но по-человечески — иронически. Нелюбовь галактов к искусственным органам всегда казалась мне чудачеством. Я пропустил объяснение Грация мимо ушей. Все люди совершают ошибки, я ошибался тоже. И многие мои ошибки, такие невинные на поверхностный взгляд, были роковыми в точном значении слова!
4
Как странно изменился Андре! Ольга предупреждала, что я его не узнаю, — я посмеивался. Не могло быть, чтобы я не узнал самого лучшего друга! И я, конечно, сразу узнал Андре, когда 'Орион' повис над причальной площадкой Третьей планеты и Андре ворвался в распахнутые ворота корабля. Но я был потрясен. Я оставил Андре измученным, еще не оправившимся от безумия, но живым, даже энергичным человеком средних лет. Сейчас меня обнял старик — суетливый, нервный, беловолосый, морщинистый, преждевременно одряхлевший…
— Да, да, Эли! — со смешком сказал Андре, он уловил произведенное им впечатление. — В непосредственном соседстве с бессмертными галактами мы почему-то особенно быстро стареем. Виной, вероятно, чертова гравитация на этой планетке, закручивания и раскручивания пространства тоже не способствуют биологической гармонии. Помнишь Бродягу? Тот мощный мозг, который ты почему-то захотел воплотить в огромное тело игривого дракона?
— Надеюсь, он жив?
— Жив, жив! Но за драконицами давно не гоняется. Впрочем, мыслительные способности у него в порядке.
Мы высадились на планету. Я не описываю рейс 'Ориона' в Персей. Для последующих событий это значения не имеет. Не буду описывать и все встречи, они интересны лишь для меня с Мэри. Я остановлюсь только на впечатлении от нынешнего пейзажа Третьей планеты.
Мы летели с Мэри в обычной авиетке. В нашу память навечно врезался страшный облик грозной космической крепости разрушителей — голая свинцовая поверхность с золотыми валунами. Теперь не было ни свинца, ни золота — всюду синели леса, поблескивали озера.
— Я хочу здесь опуститься. — Мэри показала на стоявший отдельно холмик, вершина его была свободна от напиравших снизу кустов.
Мы вышли и впервые почувствовали, что находимся на прежней планете. Гравитационные экраны авиетки предохраняли от страшного ее притяжения, в районе Станции оно вообще не превосходило земное, а здесь нас буквально прижало к грунту. Я не мог выпрямиться, в голове зашумело, я сделал шаг, другой и пошатнулся.
— Сейчас я не сумел бы совершить тот поход к Станции, — сказал я, силясь усмехнуться.
— Ты узнаешь это место, Эли?
— Нет.
— У подножья этого холма умер наш сын…
Прошлое прояснилось в моей памяти. Я с опаской поглядел на Мэри. Она улыбнулась. Меня поразила ее улыбка — столько в ней было спокойной радости. Я осторожно сказал:
— Да, то место… Но не лучше ли нам уйти отсюда?
Она обвела рукой окрестности:
— Я так часто видела в мечтах этот золотой холм и мертвую пустыню вокруг! И всегда вспоминала, как страстно желал Астр, чтобы металлические ландшафты забурлили жизнью. Помнишь, как он назвал себя жизнетворцем? На никелевой планете это было легко, там невысокая гравитация. Но и здесь удалось привить металлу жизнь. Здесь насадили растения, выведенные для мест с повышенным тяготением.
— Созданием которых вы занимались в институте астроботаники?
— Которыми я одна занималась, Эли! Это мой памятник нашему сыну. Теперь возвратимся на Станцию.
Два других события, которые я упомянул, непосредственно связаны с экспедицией. Среди встречавших не было Бродяги. Лусин, чуть ступив на грунт, побежал к дракону. В какой-то степени Лусин — создатель этого диковинного существа и гордится им больше, чем другими своими творениями. Бродяга
