И мы болтаем дальше в том же духе. Сидим себе и болтаем как добрые соседи, как приятели. Я стараюсь не задумываться об этом, не думать, как это чудесно, чтобы не разрушить очарование.
— Как продвигается твое семейное расследование? — спрашивает меня Динни позже, когда мне становится тепло, а лицо слегка немеет.
Я таращусь на него.
— Ты имеешь в виду
— Нашу? Что ты имеешь в виду?
— Ну, дело в том, что я выяснила, что мы, собственно говоря, родственники. — И я широко улыбаюсь.
Бет хмурится, а Динни глядит недоуменно.
— Рик, о чем ты говоришь? — спрашивает Бет.
— Довольно дальние, троюродные, по прабабке. Серьезно! — добавляю я, заметив недоверчивые, скептические взгляды со всех сторон.
— Что ж, тогда послушаем, — весело говорит Патрик, складывая руки на груди.
— Вот. Мы знаем, что у Кэролайн был ребенок, мальчик, еще до того, как она вышла замуж за лорда Кэлкотта в девятьсот четвертом году. Имеется фотография, и она до конца жизни хранила детское зубное кольцо…
— Ребенок, мальчик, который, скорее всего, так и не перебрался с ней через океан, — перебивает меня Бет, — иначе ей не удалось бы повторно выйти замуж в качестве девицы, а мы знаем, что так и было.
— Погоди… послушай меня. В доме я обнаружила комплект старинных наволочек, в котором одна отсутствует — наволочка с вышитыми на ней цветами, желтыми болотными флагами. Теперь вспомни, Динни, твой дедушка сам рассказывал нам о том, почему у него такое прозвище, а мама твоя мне на днях эту историю напомнила. Но только за долгие годы кто-то перепутал детали. Мо сказала, что Флага нашли на поляне с цветами, поэтому он и получил свое странное имя. Здесь, в Бэрроу Стортоне, леса растут на склонах, почвы тут сухие, не заболоченные, и здесь вряд ли растут болотные флаги. Я уверена…
Я настаиваю, кипячусь, потому что Патрик издевательски хмыкает, а Динни смотрит еще более недоверчиво.
— А сегодня я познакомилась с Джорджем Хетэуэем…
— Это какой, не тот, что держал гараж на шоссе? — уточняет Патрик.
— Он самый. Когда Кэролайн только-только туда приехала, его мать работала в большом доме. Ее оттуда выставили якобы за кражу, но, по словам Джорджа, она уверяла, что ее выгнали за то, что она знала о ребенке в доме. И это как раз в то время, когда Динсдейлы нашли Флага! В доме был ребенок, а потом исчез. На самом деле ваш дед — сын нашей прабабки. Я в этом уверена, — заканчиваю я, тыча нетвердым пальцем в Динни.
Он внимательно смотрит на меня, трет подбородок, обдумывает услышанное.
— Это… — Бет пытается подыскать достаточно сильное слово, — смехотворно!
— Почему это? — вопрошаю я. — Это объясняет враждебность Кэролайн к Динсдейлам: представь, она избавляется от ребенка, думает, что это навсегда, что больше его не увидит, а они подбирают и растят его буквально у нее на пороге. Это должно было сводить ее с ума. Вот почему она так их возненавидела.
— Вот такой вопрос, — подает голос Динни, — она привозит с собой ребенка, держит при себе какое- то время, до второго замужества. По каким-то причинам первый брак в бумагах не упомянут, но она не может выйти замуж за лорда, если ребенок незаконный, это просто невозможно. Стало быть, она до поры до времени держит его здесь, в Бэрроу Стортоне, а потом подбрасывает в лес. Меня интересует — почему? С какой стати она так поступила?
— Потому что… — Я умолкаю, рассматривая свой стакан. — Я пока не знаю. Но я над этим думаю. Ваш дедушка не был болен чем-нибудь, он не был инвалидом?
— Здоровый был, как бык, до самой старости, — мотает головой Динни.
— Может, лорд Кэлкотт не позволили бы ей оставить сына от другого мужчины?
— Это невозможно, — бодро вступает Патрик. — На самом деле ребенок Кэролайн, скорее всего, умер еще там, в Америке, а здесь одна из
— В этом есть смысл, — поддерживает Бет.
Я трясу головой:
— Нет. Я знаю, что это был ребенок с фотографии. Должен быть он, — настаиваю я.
— А что касается ее отношения к нам и ко всему нашему семейству, — продолжает Патрик, — она просто была продуктом своего времени. Бог свидетель, нам и сейчас немало приходится сталкиваться с разными предрассудками, а уж сто лет назад — и говорить нечего! Кочевая жизнь считалась преступлением, все это знают.
— Ладно, ладно! — кричу я. — Я остаюсь при своем мнении, уверена, что я права. А ты что скажешь, Динни?
— Я не уверен, что все это так. И не уверен, что хотел бы оказаться Кэлкоттом. Они слишком долго плохо относились к людям, которых я люблю, это тянулось годами, — отвечает он и смотрит мне прямо в глаза, так, что я вынуждена отвести взгляд.
— Ну, давай выпьем, родственница, — подводит итог Патрик. Звучит миролюбиво, но не убедительно. Тема исчерпана, я со своим выступлением села в лужу.
— Во всяком случае, гипотеза была смелая. — Бет дружески пихает меня локтем в бок.
К полуночи у меня звенит в ушах, а когда я поворачиваю голову, мир плывет, и мне требуется время, чтобы вернуть его на место. Я прислоняюсь спиной к Гарри, который сидит рядом и уже выпил столько колы, что каждые двадцать минут бегает в туалет. Вокруг меня ведутся разговоры, я в них тоже участвую, я часть происходящего. Я довольна жизнью — пьяная, поглупевшая. В полночь бармен включает радио на полную громкость, и мы слушаем Биг Бен, ждем, затаив дыхание, когда закончится перезвон и прозвучат удары, возвещающие наступление нового года. Паб взрывается, а я думаю о Лондоне, о том, что там, далеко, эти колокола звучат без меня, унося в прошлое мою старую жизнь. Внезапно я совершенно ясно понимаю, что не хочу возвращаться к ней. Патрик, и Бет, и другие люди целуют меня. Потом я поворачиваюсь к Динни, подставляю щеку и получаю от него поцелуй, который потом ощущаю так долго, что даже начинаю подозревать, не останется ли у меня на коже чего-то вроде водяного знака.
Вскоре Бет тянет меня за рукав и говорит, что уходит. Толпа уже немного поредела, остались почти одни пьяные, и я одна из них. Мне хочется побыть еще. Я хочу, чтобы праздник продолжался, хочу продлить иллюзию того, что среди этих людей я не чужая. Бет качает головой и говорит мне на ухо:
— Я устала. По-моему, тебе тоже пора, идем вместе, по крайней мере будем уверены, что обе благополучно добрались. Ты уже достаточно выпила сегодня.
— Со мной все в порядке! — Я выражаю свое несогласие слишком громко, тем самым доказывая, что сестра права.
Бет встает, прощается, улыбаясь всем, начинает одеваться и протягивает мне мою куртку.
— Нам пора, — говорит она, улыбаясь всем в общем, но не встречаясь глазами с Динни.
— Ага. Вечеринка уже практически закончилась, — зевает Патрик. Его ясные глаза покраснели.
— Можно пойти к нам, если хотите. Выпивки сколько угодно, — приглашаю я с энтузиазмом.
Бет обращает на меня предостерегающий взгляд, но мое приглашение никто не принимает — ссылаются на поздний час, опьянение, скорое похмелье. Я натягиваю куртку. Двигаюсь неловко, путаюсь, не могу найти рукава. Пытаясь выбраться из-за стола, я толкаю его, стаканы звякают. Когда мы поворачиваемся, чтобы уйти, Динни ловит Бет за руку, притягивает к себе и что-то говорит ей на ухо.
— Спокойной ночи, кузина Эрика! — окликает он меня, увидев, что я, покачиваясь, удаляюсь.
— Я все-таки права! — повторяю я упрямо, ковыляя прочь из паба.
