– Что у меня?
– Да, что у тебя. Что спер?
Ямомото приблизился к Снегирю и ткнул его рукоятью меча в пузо. Снегирь вздрогнул, уронил фляжку. Интересно, что все-таки Тытырин держит в ней?
– Ну?! – ярился Ямомото.
– Это яд, – сразу же ответил Тытырин. – Яд от кровососущих, которые живут… на мне…
– Эликсир какой-нибудь, наверное. – Ямомото понюхал горлышко, не открывая фляжку.
– Нет, не эликсир. Яд! – попытался остановить его Тытырин.
– Эликсир. – Ямомото мощно пошевелил ноздрями. – Я эликсиры за парсек чую. Небось силу увеличивает. Или скорость. Или ум.
Слово «парсек» из его уст меня удивило.
– Мотояма, а ты хоть знаешь, что такое парсек?
Ямомото опять скрежетнул зубами. И мечом тож скрежетнул. Но не ответил.
– Да ничего он не увеличивает… – загремел цепью Тытырин. – Яд это! От блох. Блох морить.
– Молчать!
Тытырин замолчал.
– Яд… – Ямомото вертел посуду. – Если яд, то тогда зачем во фляжке? Яд можно и в пузырек… Наверняка что-то…
– Давайте, я попробую, – вдруг вызвался Снегирь.
– Ты? – Ямомото взглянул на него с подозрением. – Зачем это?
– Ну, если там яд, то вы сбережете себя для Деспотата, – улыбнулся Снегирь.
– Попробуй-побробуй, – посоветовал ехидно Тытырин. – В лучшем случае неделю из сортира не вылезешь, а в худшем все, летальный исход.
Снегирь взял у Ямомото фляжку и с жертвенным видом принялся свинчивать крышку.
Еще немного протянуть, подумал я. Еще чуть. За это «чуть» воины Ариэлль смогут окружить Деспотат. Сомкнуть, так сказать, кольцо. Еще полчасика. А потом, через полчасика…
Через полчасика тут уже будет война.
Снегирь лизнул крышку.
– Стоять! – заорал Ямомото и в очередной раз выхватил меч. – Что-то вы тут мутите все? А ну дай эликсир!
И Ямомото шагнул к Снегирю.
– Вам нельзя рисковать. – Снегирь отступил. – Ваша жизнь слишком ценна.
– Во имя Деспотата я рискну всем. Ничто меня не остановит! – Ямомото сощурился. – Дай-ка…
И протянул руку.
– Не надо так рисковать, право же… – Снегирь отступил. – Ваша жизнь…
– Дай бутылку! – Ямомото прыгнул вперед и попытался схватиться за фляжку.
Но Снегирь оказался шустрей. Он перехватил емкость другой рукой и лихо отхлебнул половину. Ямомото рыкнул, подпрыгнул и ударил Снегиря лбом в переносицу. Тот оплыл на пол, но бутылочку не выпустил, Ямомото напрыгнул и принялся освобождать из пальцев фляжку. Фляжка выковыривалась плохо, тогда Ямомото принялся ее выкусывать. Снегирь завизжал и фляжку выпустил.
Ямомото встряхнул содержимое и выплеснул себе в рот.
– Идиоты, – устало сказал Тытырин.
– Молчи, собака! – ответствовал Ямомото.
И тут же схватился за горло. Покраснел, захрипел и грохнулся на пол.
– На самом деле, что ли, яд? – спросил я.
Тытырин скорбно помотал головой.
Ямомото и Снегирь валялись на полу и корчились. Красиво, дрыгая ногами в настоящих конвульсиях и вообще конечностями дробя. Им бы в кино сниматься.
– Лучше бы нам бежать, – подал голос Тытырин. – Уже пора бежать…
Отравленные замерли. Синхронно.
– Теперь точно пора! – крикнул Тытырин. – Сейчас…
Он не успел договорить, что случится сейчас, потому что то, что должно было случиться, видимо, и случилось. Снегирь сел. Причем не так, как садятся все приличные люди, а весьма необычно. Так садятся вампиры в классических фильмах – как будто к спинам у них приделана доска, всем туловищем. Снегирь уселся так же, и в глазах его зазмеилось нечто похожее на северное сияние. Багрового оттенка.
– Бежим! – уже взмолился Тытырин. – Бежим!
Снегирь громко икнул. Посмотрел на свои руки. Потом стал увеличиваться грудью, будто проглотил грелку, а теперь ее внутри стали надувать. Я даже подумал, что сейчас несчастный Снегирь лопнет, разлетится по стенам неопрятными лохмотьями, перепачкает помещение.
Но Снегирь не лопнул. Лишь выдохнул.
Огненная полоса протянулась через комнату, прожгла бумажную ширму с зубастыми драконами, подпалила драпировки. Стены загорелись. Быстро-то как! Ну да, вся эта японская лабудень горит просто на ура.
Вампирски поднялся с пола Ямомото. И тоже стал надуваться.
– Что там было? – Я повернулся к извивающемуся на цепи Тытырину.
– Слезы дракона. Давай освобождайся скорее, а то они нас поджарят!
Дальше и в самом деле тянуть было нельзя. Я вывихнул большие пальцы и сбросил наручники. Вызволил Тытырина – замок на цепи был не из последних модификаций золингеновских замочников, я сломал его в два рывка.
– Я хотел для себя… – объяснял Тытырин, – в целях профилактики…
Ямомото тоже плюнул. Огнем. Впрочем, все вокруг и так хорошо горело, без него.
– Теперь эти гады, – я указал на самурая и придворного поэта, – будут жить вечно. Во всяком случае, достаточно долго. Как, кстати, тебе удалось?
– Как-как… – Тытырин потрогал лицо. – Лупил себя, вот как. Хорив не такой уж слезливый, по капле собирал! А сволочи все выпили! Что с ними теперь будет?
– Скоро очухаются. А пока нам лучше и правда свалить. Да и вообще лучше валить.
– Куда валить? – растерянно спросил Тытырин. – Тут везде стены…
Я подошел к Ямомото со спины. Трансформация продолжалась. Последний самурай мелко вибрировал, по выбритому до блеска темечку бежали синие вены. Мне очень захотелось его треснуть, но я удержался. Только сдернул с него патронташи с револьверами, а потом забрал со стола фотоаппарат и другое свое имущество. Самурай снова плюнул и едва не попал в Тытырина. Тот завопил.
– Держись за мной, – бросил я ему и двинулся вперед.
Прямо через разрисованные ширмы.
Бумага была тонкая и хрупкая, наверное, на самом деле рисовая, я пропарывал ее, как ледокол «Красин» арктические льды. Тытырин держался за мной. Направления я особого не выбирал, просто пер до тех пор, пока не наткнулся на стену. Обычную, бревенчатую. Секунду раздумывал, куда повернуть – направо или налево. Решил налево. И угадал – выход оказался неподалеку.
Дворец горел, как пионерский костер. Из немногочисленных узких окон вываливались еще более немногочисленные самураи. А во дворе самураев вообще не было, видимо, предусмотрительно разбежались.
– Что дальше? – перебивая огненный рев, спросил Тытырин.
– Дальше смотри. Тебя зачем сюда послали? Писать летопись. Вот и пиши. А будешь плохо писать, мы себе живо другого летописца завербуем.
Я отошел на несколько метров, развернулся и сделал несколько снимков. В жанре батальной фотографии.
Вдруг из левого крайнего окна выпал Ямомото. Без меча, в разодранной одежде, босиком. Он покачивался и оглядывал пространство, как бык на корриде – исподлобья и зло.
Из соседнего окна показался Снегирь. Тот просто дымился.
Они осмотрелись, потом, пребывая в сомнамбулическом состоянии, направились друг к другу.
