Глаза – в глаза, клинок – в клинок.
Скачет под ударами мулат. Пылят юбки де Еона.
Сбоку-сбоку (шажками мелкими, как горох) четкой фланконадой де Еон рванулся вперед. Усталость уже била через все поры тела, и пора было кончать с противником – быстро и решительно.
Иначе сил не хватит. Придется отступить…
Но отступать де Еону некуда: за спиною у него – старость, нищета, презрение, болезни… «Смерть – или победа!»
– Принц Уэльский, считайте же! – воскликнул де Еон.
Принц-судья едва успевал считать, и гонг, отмечая удары рапиры, вторил ему глухими раскатами.
Весь Карльтонгауз был наполнен теперь ухающим боем меди:
«Банг… банг… банг…»
Сверху истерично визжали женщины:
– Остановите их! Эта эмигрантка убьет нашего гостя…
И, наконец, – вот он, блестящий финал де Еона:
– Я сделаю вот так… простите!
Рапира Сен-Жоржа, выбитая из руки, взлетела высоко с печальным звоном. Крутясь, беспомощная, она легла на песок арены.
Де Еон дышал, как паровая машина. Шумно. Тяжко.
А мулат, посрамленный и жалкий, закрыл лицо руками.
Де Еон воздел над головой оружие – свое и противника: «Ну, Англия, что ты скажешь теперь? Я слушаю тебя…»
Сен-Жорж с воплем убежал прочь от позора.
– Шляпу по кругу! – раздался призыв…
Честным мужским трудом де Еон приобрел в этот вечер друзей и 465 фунтов стерлингов, собранных принцем Уэльским по подписке. Слава лучшего фехтовальщика Европы ненадолго вернула ему счастье, прилив сил и признание общества. Во всех трактирах висели теперь гравюры с изображением этого необычного боя мужчины с женщиной. Эта же гравюра лежала и передо мною, когда я писал сцену поединка…
В одеянии Орлеанской девы де Еон на подмостках королевского театра в Лондоне не раз потом демонстрировал свое неувядающее искусство. За гонорар – как за выступление актера. Эти гонорары помогли ему открыть зал фехтования невдалеке от Кенсингтонского парка в столице.
В это же время композитор и шахматист, не знавший поражений, угрюмый Филидор стал искать в Лондоне достойных себе соперников. С тех пор как де Еон встречался с ним еще в юности, в кафе «Режанс», Филидор сильно постарел. Узкое лицо его потемнело, как кора дерева. Неразлучная скрипка бывшего пажа Марии Лещинской постоянно лежала возле шахматной доски. По пять шиллингов брали за вход в клуб, чтобы увидеть соперничество состарившихся друзей.
В 1792 году все имущество де Еона пошло с молотка, описанное полицией за долги – старые и новые. Жестоко он страдал от потери книг, без которых ощутил себя в жизни бесполезным и беспомощным. Пенсии кавалер от Франции давно не получал; близилась нищета. Он поддерживал себя уроками фехтования и сеансами шахматной игры на нескольких досках сразу.
А события близкой революции уже потрясали его отечество. На родине, совсем неожиданно, появился у него защитник, и на этот раз де Еону очень повезло.
Защитником де Еона стал Марат – «друг народа».
Марат выступил против Бомарше: подлый откупщик, торговец черными рабами Африки, вот он – враг свободы, и Марат ничего не прощал автору «Свадьбы Фигаро».
– Трудно поверить, – говорил Марат, – что в собрании представителей Парижской коммуны находится человек, который был изгнан оттуда с общественным негодованием… Человек, всегда продававшийся министрам и неизменно готовый взяться за выполнение любых постыдных поручений (здесь что ни слово – то правда!). Так, получив поручение выкрасть корреспонденцию кавалерственной дамы де Еон, он был обвинен ею в мошенничестве…
Что могла дать революция де Еону? Только независимость от королей. О кавалере де Еоне, помимо того, что он сам писал о себе (не всегда правдиво), много писали и другие. Ему суждено было еще при жизни своей составить целую библиотеку о себе же! Не было, пожалуй, ни одной столицы Европы, которая бы не выпустила о нем одну-две книги.
И писали по-разному: с удивлением или с иронией, скабрезно и шутливо, серьезно и просто глупо. Но никто не догадался заметить большого протеста маленького человека против великой власти! Де Еон (в моем понимании) был фигурою совсем не смешною – он был трагической личностью.
А потому он и не стал прятаться от революции по задворкам Европы. Уже не «кавалерша де Еон», а гражданка де Еон предложила Франции свои услуги опытного драгунского офицера и дипломата.
И вот ответ Республики: согласны принять под свои знамена!
Снова были сброшены стариком (увы, уже стариком) проклятые чепцы и юбки. Он поспешил встать под трехцветные знамена новой для него Франции. Он уже был в коляске, чтобы ехать в гавань…
Его окружила полиция Лондона (это был королевский надзор):
– Вы не уедете, пока не будут оплачены вами долги…
Мы не знаем, как сложилась бы судьба этого человека далее. Но было б любопытно увидеть де Еона в революции!
И потекло время – быстрее, чем вода по клеенке. Англичан можно было привлечь только оригинальностью, и пришлось старику снова облачиться в женское платье. Иначе никто не хотел помогать. Старухе еще помогут, старику же – никогда!
В фехтовальных клубах Лондона скоро привыкли к этой вечно сердитой и грубой старухе, которая долго снимает в передней свои галоши, бредет на арену, чертя шпагою борозду по рыхлому песку, и кричит на учеников простуженно:
– Не так… В ан-гард снова… Руку, руку назад!
Он был беден, но полиция Лондона почему-то считала де Еона фальшивомонетчиком и зорко следила за «проказливой старушкой». А он имел всего лишь заработок учителя фехтования. Иногда еще давал публичные бои, выезжая для того в Бирмингем, Саутгемптон или в Оксфорд. Играл по трактирам в шахматы – на деньги.
И попивал дрянное дешевое винцо…
Так и тянулось до 1796 года. В этом году он вычитал из газет, что умерла русская императрица Екатерина II, оставив Россию в славе и величии. Тридцать четыре года эта женщина стояла у кормила власти над громадной страной с мужественным и сильным народом. Она добилась своего в дипломатии: если в Петербурге слегка чихали – вся Европа валялась в жесточайшем насморке. Но де Еон не мог представить себе эту женщину в ореоле величия. Он помнил ее другой – с жилистым тонким телом, с крохотной точкой ярко-малиновых губ, всегда сжатых в напряжении, с ее интригами, злостью и распутством.
В этом же году с де Еоном случилось несчастье.
Как всегда, пришел де Еон вечером в клуб, чтобы дать урок фехтования знатным балбесам. Среди учеников его появился новичок – сын каких-то принцев из голландских колоний в Ост-Индии, который прибыл в Лондон пообтесаться в высшем свете. Для начала де Еон показал ему, как надо правильно держать шпагу.
– Раскиньте колени… вот так. Видите? – пружинисто присел перед ним де Еон. – Эфес на отлет, а внимание сюда…
– Покажите, как колоть? – спросил балбес. – Вот так?
И шпага неуча, разорвав сухожилия правой руки де Еона, с треском обломилась. Обломок ее торчал из- под платья шевалье.
Кавалер слева – здоровой ладонью – закатил принцу оплеуху. Вырвал из руки обломок клинка.
Песок арены забрызгало кровью… Он сказал принцу:
– Будь я моложе, я бы сделал из вас решето…
Несколько месяцев провел в постели. Годы уже не те – почти семьдесят лет. Не заживает все так, как
