Ее никак нельзя было назвать розовой. Скорей всего цвет ее напоминал серое небо побережья Лабрадора. До сознания Перси наконец дошло, что его путешествие на борту «Алькантары» не имеет ничего общего с увеселительным турне вокруг света, как он еще за минуту перед тем предполагал, что он едет в Аден, – одно из самых отвратительных мест на земном шаре, где американские цивилизаторы собираются рекламировать преимущества швейных машин «Ураган», детских погремушек «Торнадо» и авторучек «Тайфун». Для достижения этой цели там должны изжариться живьем на солнце один редактор и три его помощника. Эту печальную участь готовился разделить с ними и Перси. Почему? Всего лишь из-за маленькой оплошности, допущенной им при описании торжеств, которые устраивал в Центральном парке по случаю своего шестидесятилетия сенатор Уоррен; цитируем короткий, но по своему содержанию примечательный отрывок из статьи Перси, посвященной этому событию:
Прием, устроенный гостям, был блестящим, он превзошел все виденное нами в этом сезоне в Нью- Йорке. На нем присутствовали также иностранные делегаты, чья экзотическая непосредственность и сердечное отношение к сенатору Уоррену возбуждали всеобщее внимание и глубокую симпатию. Особенно трогательна была минута, когда одна из делегаток, принадлежащая к какому-то чернокожему племени, подошла во время произнесения торжественного спича к сенатору и поцеловала его со слезами на глазах в щеку. Сенатор Уоррен очень сердечно ответил на поцелуй. Пусть это еще раз покажет иностранным державам, относящимся к нам с предубеждением, что Америка питает одинаково дружеские и горячие чувства ко всем народам мира, в том числе и к представителям низших рас…
Надо сказать, статья вызвала необыкновенную сенсацию. Однако в ней обнаружилась неточность: особа, поцеловавшая сенатора Уоррена, оказалась не представительницей чернокожего племени, а самой миссис Уоррен, которая только что возвратилась из Майами; загорелое лицо и руки, пестрые побрякушки на ее шее ввели в заблуждение рассеянного Перси.
И вот теперь Перси плыл в Аден, самое жаркое место на свете; там в захолустном филиале редакции американской газеты он должен был, обугливаясь на солнце, коротать свою до сих пор подававшую надежды молодость.
Когда Перси все это вспомнил, он послал отборные проклятия в адрес судьбы, спустил ноги с постели и, сразу протрезвев, задумался. Да, все говорило о том, что единственный способ отвертеться от ссылки в Аден и снискать снова расположение начальства – это найти хорошенькую сенсацию для «Нью-Джерси кроникл», причем как можно скорее. И уж во всяком случае сенсацию не рядовую, а такую, которая взбудоражит Штаты, облетит всю страну с севера на юг, с запада на восток. Как это сделать, ему пока не было известно. Но он знал наверняка, что задача будет им решена.
Перси глубоко вздохнул. Он занимался своей работой уже десять лет и понимал: стоящая сенсация – это редкая птица. На свете происходит множество невероятных вещей, и люди уже почти ничему не удивляются. Сообщение о том, что судья Барнс вступит в свою должность только через полгода, после того как отсидит шесть месяцев в тюрьме за контрабандный провоз виски, оставляет их равнодушными. Известие, что мистер Стилмен из треста «Стандард моторс» подвергнут наказанию министерством просвещения за ликвидацию перед самым началом учебного года республики Гондурас, в результате чего пришлось наскоро исправлять географические атласы, вызывает у них только снисходительную усмешку. Даже сообщение, что город Миннеаполис обязан небывалым наплывом туристов исключительно особой премии, которая выдается здесь каждому тысячному приезжему, погибающему под колесами омнибуса, не вызывает в пресыщенном читателе другой реакции, кроме легкого пожатия плеч.
Чтобы написать нечто такое, что всерьез взволнует людей, журналист должен обладать в нынешние тяжелые времена действительно сверхъестественными способностями. Перси снова тяжело вздохнул. Его фантазия заработала вовсю. Она рисовала ему самые соблазнительные картины. А что, например, если он разоблачит большевистского шпиона, который украл статую адмирала Нельсона с Трафальгарской площади и сам пытался продать сообщение об этом происшествии в «Нью-Джерси кроникл»? Или вот хорошо бы уличить Ференцвароша в том, что он обеспечил победу венгерской команде футболистов, поставив тайком в нападение несколько чехословацких игроков. Или…
Перси горько усмехнулся и безнадежно махнул рукой. Он хорошо знал, что подобными трюками не расшевелишь презренную толпу, получившую в дар от американской цивилизации право ежедневно покупать газеты.
На такие штуки он уже пускался. Правда, читатель просматривает эту писанину, но считает себя обманутым, потому что желает получать из газеты еще никому не известные сведения. Нет, так дело не пойдет.
Перси вздохнул в третий раз. Душная редакционная конура в Адене опять всплыла в его воображении, и это так на него подействовало, что он невольно потянулся к бутылке. Но последние капли «Хайленд Квин» уже давно испарились из этой благородной посуды, и окружающее сразу показалось ему еще мрачнее.
Оставалось положиться на судьбу. И Перси так и сделал. Позвонив стюарду, он потребовал бутылку «Болса» и снова присел на край постели. Он решил, что будет ждать, пока судьба не подаст ему знак. Если есть на свете благодетельное существо, которое может его спасти, оно отзовется. И тут Перси овладела шальная идея – одна из тех, что приходят вам в голову в детские годы, когда вы начитаетесь сказок и детективных романов авторов женского пола: первый звук, который нарушит тишину его каюты, будет сигналом того, чтобы Перси встал и пошел туда, откуда он донесся… А там…
Размышления Перси были прерваны. Раздался звук. Он шел из соседней каюты. Перси готов был дать руку на отсечение, что хотя это и невероятно, но рядом поет канарейка.
Перси встал и, возблагодарив добрых парок, быстро влез в штаны.
Первые трели Маничка пробудили тетушку Каролину от здорового, освежающего сна.
Она потянулась и решила еще немножко понежиться. Мысль, что она впервые в жизни просыпается на теплоходе и ее постель подпирает пласт воды толщиной в несколько сот метров, ее нисколько не испугала. Целых двадцать лет она боялась воды, но когда судьба бросила ее в океан, в это необъятное водное пространство, она отнеслась к этому с мужественным спокойствием, потому что привыкла видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Когда нельзя было достать сала, она сдабривала еду маргарином. Если начинался дождь, раскрывала зонтик. Узнав, что пани Яноушкова болтает о ней всякий вздор, говорила ей: «Пани Яноушкова – вы старая сплетница!» – платила сто крон штрафа и шла из суда домой варить к обеду кольраби.
Каждое утро просыпалась она с легкой душой – никакие сложные проблемы ее не тяготили. Тот факт, что вместе с ней просыпается на свете множество миллионов людей, никогда не давал ей повода к сумасбродным философским умозаключениям. Она знала: все эти люди сварят себе кофе и затем пойдут по своим делам. Какие это дела – ее не интересовало, она смотрела на белый свет такими же невинными глазами, какими смотрит новорожденный младенец на атомную бомбу.
Если бы ей кто-нибудь сказал, что сегодня утром на пароходе «Алькантара» одновременно с ней проснулись 1205 пассажиров, она бы, вероятно, приняла это известие с большим удовольствием. Ведь если
