Да. Несомненно, все нагороженное здесь Перси – сплошная глупость. Несмотря на это, мистер Фергюсон не мог не подумать, что и глупость бывает полезна, если попадает в руки умного человека. А мистер Фергюсон никогда не сомневался в остроте своего ума. Он угадывал совершенно безошибочно момент, когда читатель перестает интересоваться Чудовищем с Бродвея и начинает симпатизировать Джеку Головорезу. В результате этого тонкого знания читательской психологии «Нью-Джерси кроникл» за двадцать шесть лет своего существования переходил тринадцать раз из рук республиканцев в руки демократов и обратно и никто из читателей этого не заметил.
Тем не менее жизнь становилась все более сложной, и мистеру Фергюсону временами приходили в голову неприятные мысли о надвигающейся старости. Его смущали некоторые изменения, происшедшие во взглядах на многие вещи. Взять хотя бы вопрос о патриотизме. Когда-то сознательным патриотом считался человек, который способен перебить сколько угодно врагов, если его родине угрожает опасность. Теперь же сознательным патриотом называют того, кто готов поставить свою родину в какое угодно опасное положение, лишь бы истребить как можно больше своих конкурентов.
Конечно, это тонкости, но пренебрегать ими нельзя. Мистер Фергюсон изо всех сил старался не запутаться в идеологических дебрях. Долголетний опыт подсказывал ему, что истинная мудрость не в правильном решении проблемы, а в ее формулировке. Высказывать открыто чужие взгляды, в особенности непроверенные, не следует. Куда безопасней задавать неизвестно кому адресованные риторические вопросы без опасения получить на них ответы. Вот почему в «Нью-Джерси кроникл» появлялись передовицы, жирные заголовки которых вопрошали:
Почему валяются на наших складах, ржавея и теряя привлекательный вид, такие полезные предметы, как танки и пушки?
Отчего войны ведутся в отдаленных уголках земного шара, где люди не имеют в этом деле достаточного опыта?
По какой причине некоторые государства отвергают предложение такой цивилизованной страны, как США, проводить на соседних территориях военные маневры?
Эти и подобные им вопросы свидетельствовали о том, что «Нью-Джерси кроникл» крайне прогрессивная в пределах закона газета и ее главный редактор не имеет оснований опасаться за свое будущее.
Однако мистер Фергюсон не был спокоен. Он с грустью вспоминал добрые старые времена, когда в газетах печатали все подряд, не задумываясь, кто и что об этом скажет. Времена, когда способный журналист мог сфабриковать любую сенсацию, положившись всецело на свое богатое воображение, не оглядываясь на государственного секретаря и его помощника. Такой сенсации жаждало стареющее сердце мистера Фергюсона.
Мистер Фергюсон немного задумался. В руке он все еще держал скомканную радиограмму, а перед его глазами мелькали тысячи и десятки тысяч листов «Нью-Джерси кроникл», вся история его славного прошлого, богатая сенсациями, способными заставить конкурентов позеленеть от зависти. Неплохо бы тряхнуть стариной! Но можно ли выдумать в пятидесятых годах двадцатого столетия нечто новое, неслыханное, небывалое?..
Мистер Фергюсон оторвался от славного прошлого, и взгляд его упал на маленькую букашку, пытавшуюся выкарабкаться по гладкой стенке из стакана, стоящего на столе. В его голове мелькнула дерзкая мысль. Несколькими минутами позже секретарша писала под его диктовку:
МИСТЕРУ ГРЕЗЛЮ АЛЬКАНТАРА
ПРОДОЛЖАЙТЕ НАБЛЮДАТЬ ДЕЙСТВИЯМИ КАНАРЕЙКИ НАКАЗАНИЕ СНИМУ ТОМ СЛУЧАЕ ЕСЛИ БУДЕТЕ ПИСАТЬ ЧИСТУЮ ПРАВДУ ТЧК ФЕРГЮСОН
Тетушка Каролина плохо переносила жару. Она обливалась потом, в носу щекотало, кроме того, тетушка беспокоилась за Маничка, который хватал воздух раскрытым клювом и всеми способами выражал свое недовольство плаванием по Индийскому океану. Отвернувшись от иллюминатора, вот уже целый час он смотрел на портрет королевы Виктории, висящий на стене.
Отложив перо и посоветовав Маничку бросить глупые капризы, она начала обмахивать лицо транспарантом, исчерченным жирными линиями; она любила, чтобы строчки ложились ровными рядами.
Письмо еще было далеко не закончено. У тетушки столько накопилось на сердце, что она не знала, с чего начать и на чем остановиться. Взглянув на исписанную страницу, она вслух прочитала:
Дорогой брат Вацлав!
Прежде всего посылаю вам всем горячий привет с парохода под названием «Алькантара»; он плывет в Сингапур, а потом дальше, до самого Тихого океана. Не заглянешь ли ты как-нибудь в Глубочепы полить фуксии и проветрить комнату? А то у меня сердце не на месте. Кстати, заплати, пожалуйста, по счету за электричество, я в спешке позабыла. Деньги сразу вышлю, у меня их, слава богу, достаточно. По правде сказать, я могла бы их иметь сколько захочу, только все сомневаюсь. Какой-то американец предложил мне десять миллионов долларов, если я продам ему мой остров; а англичанин, так тот даже три миллиона фунтов стерлингов. Деньги порядочные, на них можно бы кое-что приобрести. Например, новую лодку, ведь старая течет, сколько раз я тебе говорила, что, если людям в лодке ноги заливает водой, много не заработаешь. А Франтику не мешало бы купить праздничные штаны и майку в голубую полоску, о которой он мечтает. Боюсь только, как бы не пришлось с этих денег платить большие налоги. Спроси у пана Кумбалка, старшего чиновника налогового управления, какую сумму это составит и что он думает по этому поводу.
Вообще-то и я и Маничек здоровы, если бы только не жарища. Люди ко мне здесь очень хорошо относятся, никогда бы не подумала, что можно так интересоваться простой женщиной из Чехии.
Вчера, например, заявился ко мне один господин и предложил свои услуги, сказал, что хочет заботиться на острове о падших девушках из богатых семей. Мне его предложение показалось не очень-то приличным, и я его прогнала. Немного погодя он опять пришел и обещал поставить памятник кому-нибудь из моих знаменитых предков. Я как-то растерялась; сразу никто на ум не пришел. Пожалуй, скорей всего подошла бы тетя Роза из Буштеграда, у нее своих детей было одиннадцать человек, потом она вышла замуж за вдовца с тремя ребятишками и всех вывела в люди. Напиши мне, как ты на это смотришь.
Вообще я все время нахожусь в центре внимания. Пришлось мне устроить так, чтобы принимать гостей ежедневно утром с десяти до двенадцати и вечером с четырех до пяти. А то совсем некогда вязать носки из той красивой оранжевой пряжи, что я отобрала у мисс Пимпот. Эта особа – член клуба каких-то жриц; я тоже могла бы в него вступить, но мы немножко поскандалили, и дело расстроилось. А жаль, это женщины солидные, только, думается, у них в голове не все в порядке. Одна из них упала в обморок, когда узнала, что я получила в наследство остров. Не всякому, конечно, выпадает такое счастье, не понимаю, к чему ей забивать этим голову.
