оснований межличностного общения.
Лэйнг начал писать эту работу [108] (которая до сих пор не издана) еще в 1954 г., в Гартнавельской психиатрической больнице. В ней он предлагает свой первый проект межличностной феноменологии. Он указывает, что самая большая ошибка антропологов и философов – это неспособность понять фундаментальный потенциал человека, который задается в Библии и выражается фразой «возлюби ближнего как самого себя». По мнению Лэйнга, этой ошибки при построении своей онтологии не смог избежать даже Хайдеггер. Лэйнг предполагает, что это произошло, поскольку Хайдеггер, а также другие феноменологи и экзистенциалисты исключили из поля своих исследований человеческое взаимодействие. «Связь между людьми – ахиллесова пята онтологии» [109] , – отмечает он.
Лэйнг подчеркивает, что уникальной человеческой способностью является способность к любви. Онтологически (потенциально) человек предстает для него именно как любовь. Следуя за Хайдеггером и распространяя его идеи на пространство межличностного взаимодействия, Лэйнг говорит прежде всего об онтологии. Он подвергает резкой критике идеи Спинозы, в частности за то, что философ исключает из своей онтологической системы детей, дураков и сумасшедших. Впервые в своем творчестве Лэйнг настаивает на том, что Спиноза, путая онтологию с психологией, отказывает некоторым людям в онтологическом статусе. Он подчеркивает: «Никакой онтолог не может оставлять за скобками того человека, поведение которого он не может объяснить, даже если его поведение кажется ему еще более странным, чем пение птиц в его саду» [110] .
Лэйнг ставит задачу пробуждения любви, разбивая ее на шесть принципов:
1) безусловная любовь к ближнему;
2) любовь – это глагол, который обозначает отношения не с безликим, а с личностью;
3) мы должны любить всякого, без исключения, ближнего, а не абстрактное и безликое человечество;
4) мы должны признать право другого на инаковость как непохожесть на нас;
5) любить как самого себя означает то, что существует отношение к самому себе и оно влияет на отношение к другому, поэтому, если я плохо отношусь к себе, страдают и другие;
6) любить как самого себя означает всегда быть связанным с другим, человек всегда существует в отношении, а не в изоляции.
Как справедливо отмечает Стивен Ганс, последний принцип впоследствии станет центральным для социальной феноменологии Лэйнга.
Эта теоретическая работа дает Лэйнгу повод думать о том, что нужно двигаться дальше – и в теории, и на практике. Тема межличностных отношений приводит его к психоанализу, и ему опять везет: оказывается, что профессор Фергюсон Роджерс – хороший друг Джона Сазерленда, директора Тавистокской клиники в Лондоне. Лэйнг не упускает возможности воспользоваться этой дружеской связью (а Сазерленд с удовольствием составляет ему протекцию) и отправляется в Лондон – покорять вершины. Он внедряется в Британское психоаналитическое общество.
Тавистокская клиника
Итак, в конце 1956 г. Лэйнг переезжает в Лондон. Фергюсон Роджерс хлопочет за него перед Джоном Сазерлендом – директором Тавистокской клиники и председателем комитета Тавистокского института человеческих отношений. Энн подыскала для их семьи просторный и достаточно недорогой домик в Харлоу, в двадцати милях к северу от Лондона. Большего пока они себе позволить не могли.
Сазерленд берет Лэйнга на должность старшего ординатора клиники с зарплатой тысяча фунтов стерлингов в год. Таким образом, он проходил обучение при Британском психоаналитическом обществе, в Институте психоанализа, но работал в Национальной службе здравоохранения.
Тавистокская клиника, основанная в 1920 г. и получившая свое название по месторасположению – Тавистокской площади Лондона, – была одной из первых амбулаторных клиник Великобритании, проводящих преимущественно психоаналитическую психотерапию. В 1948 г. клиника была официально лицензирована и отнесена к ведомству Национальной службы здравоохранения.
В 1930-х – начале 1940-х гг. Тавистокская клиника, как и Лондонский институт психоанализа, были включены в борьбу между сторонниками Анны Фрейд и Мелани Кляйн и расколоты на два лагеря. Фрейдисты не принимали кляйнианцев, называя их сугубо английской школой. В 1946 г. в Институте психоанализа произошел окончательный раскол. Группу кляйнианцев (группу А) возглавляла Сильвия Пайн, ортодоксальная группа Анны Фрейд (группа В) была теперь обособлена, но, как это обычно бывает, остались и сомневающиеся. Они стремились выйти за пределы споров о чистоте учения, избавиться от догматизма сторонников Кляйн и Анны Фрейд и обратиться к изначальному психоанализу. Большинство из них были практиками, и главным критерием успешности теории для них был позитивный результат проведенного анализа. Однако, несмотря на отказ от следования за Кляйн и Анной Фрейд, доминирующими влияниями в этой группе стали все же теории Кляйн и Шандора Ференци. По причине своего критического восприятия взглядов Анны Фрейд эта группа примыкала к лагерю кляйнианцев и была одной из его подгрупп. Туда входили Михаэль Балинт (именно через него в английский психоанализ проникли идеи Шандора Ференци), Джон Сазерленд, Джон Боулби, Дональд Винникот, Чарльз Рикрофт и Марион Милнер. Эта группа и составляла костяк Тавистокской клиники.
Следуя идеям Кляйн, тавистокские психоаналитики обращали пристальное внимание не на психосексуальную природу инстинктов и особенности их выражения, а на особенности ранних отношений ребенка с матерью. Психическая конституция ребенка, по их мнению, формируется в первый год жизни, и особое значение при этом имеет двойственное отношение ребенка к матери и к материнской груди. При развитии кляйнианского метода Винникот, Боулби и др. пришли к выводу о том, что немаловажную роль в жизни ребенка и в формировании его психики имеют фантазия и различные способы ее реализации. В частности, Винникот заговорил о существовании «переходного объекта» – объекта, который олицетворяет для ребенка гармоничные отношения с матерью (куклы, погремушки и пр.) и дает ощущение безопасности.
До прихода в Тавистокскую клинику Лэйнг заочно уже был знаком с идеями некоторых ее сотрудников и примыкающих к ней психоаналитиков. Он читал работы Биона, посещал тренинги бионовских групп в Глазго, и эти идеи нашли свое выражение в главе его второй книги «Я и Другие» о негласной договоренности. Эта книга даже была первоначально задумана как описание опыта работы в бионовских группах. Кроме того, Лэйнг был знаком и с принципами семейной терапии Михаэля Балинта.
Лэйнг, разделяя позицию своих старших коллег по Тавистокской клинике, достаточно свободно относился и к теории Анны Фрейд, и к идеям Кляйн, поэтому исключительно кляйнианские методы работы не вызывали в нем ни восторга, ни одобрения. Ему не нравилась ее манера общения с начинающими психоаналитиками как с потенциальными неофитами и одновременно потенциальными противниками, ее несокрушимый догматизм, надменное и эгоистическое поведение. Одновременно он уважал ее боевую храбрость, то, что она не боялась отвержения и презрения, и говорил о ней как о необычной личности, фигуре значительного масштаба [111] . В 1957 г. он просил Кляйн стать его клиническим супервизором, но она отказалась на том основании, что обучающий аналитик Лэйнга – Чарльз Рикрофт – сам не получил должного курса индивидуального психоанализа (Рикрофт анализировался не у Кляйн, а у Сильвии Пайн).
Во многих вопросах Лэйнг расходился и с Джоном Боулби, который тогда претендовал на пост главного администратора клиники. Боулби был убежден, что вся жизнь человека, его нормальность, его отношение к миру определяется материнской заботой в первые годы жизни. Если же ребенок такой заботы не получал, его психика остается травмированной на всю жизнь. Лэйнг считал подобные аналогии неуместными. В свою очередь, Боулби не одобрял увлечения Лэйнга философией и его попыток перенести философские концепты в пространство психиатрии. На его взгляд, психиатрия должна была опираться скорее не на философию, а на этологию. Уже после смерти Лэйнга в интервью Дэниэлу Берстону в июне 1990 г. Боулби отмечал, что, чтобы сыграть какую-то позитивную роль для психиатрии, экзистенциальная феноменология была излишне запутана и неправильно ориентирована, но тем не менее признавал, что «реальная» работа Лэйнга оказала на него и его коллег весьма значимое влияние [112] .
Лэйнгу было очень непросто резко сменить курс. Несколько лет он находился в пространстве неврологии и психиатрии, где по преимуществу признавалось, что за каждым изменением личности стоит изменение деятельности нервной системы, где все четко регламентировалось, где использовались физические или медикаментозные методы воздействия. Здесь все было совершенно иначе: за изменениями личности отыскивался ранний детский опыт отношений, лечение основывалось на разговоре с психоаналитиком и включенности в терапевтические группы, а свобода интерпретации не знала границ.
Кроме того, Лэйнг привык к больничной, стационарной системе, он несколько лет проработал в палатах и отделениях. Тавистокская же клиника была амбулаторной, и этот режим и распорядок работы были ему несколько непривычны:
Я все время работал
