увлекшимися идеями Лэйнга. Леон Редлер провел некоторое время в терапевтической коммуне Максвела Джонса и теперь хотел использовать полученный опыт. Он-то из всей этой компании и нравился Лэйнгу больше всего. Какое-то время в конце 1970-х они даже дружили. Они ходили друг к другу в гости и весело проводили время: беседовали, пели и музицировали. Что же касается остальных, то Лэйнг был о них не очень высокого мнения: «Они были типичными американцами, и я не мог их привлечь ни к какому исследованию. Здесь я мыслил как начальник исследовательской группы Тавистокского института. Они были типичными „нахальными и болтливыми американцами“ в худшем смысле этого слова, в особенности Джо Берк и, конечно, в меньшей степени Леон. Они были типичными янки… <…> Они не подходили для участия в исследовании нормальных семей, которое я проводил в Великобритании. Я сначала должен был разъяснить им, как постучать в дверь, как войти в дом, как сесть и как нужно вести себя в семье во время чаепития» [245] .
В те времена уже не все было идеально. Вновь прибывший Берк сыграл на одном из недостатков Лэйнга: тот строил свои отношения с пациентами по одному и тому же сценарию. Он как никто другой умел внушить революционные идеалы, дать почувствовать надежду и увидеть свет в конце туннеля (вспомним, только он смог совладать с Мэри Барнс), но после этого пациент становился ему неинтересен. Он никогда не доводил пациента до полной победы. Показав свет, он отдалялся от больного. Берк подхватил в таком брошенном состоянии Мэри Барнс. Она по-прежнему требовала внимания двадцать четыре часа в сутки, но этого внимания уже не получала. Это именно он стал работать с ней часами и днями, выносил запах ее испражнений, которыми она так любила рисовать, подолгу разговаривал с ней. Позднее эта работа и эта история легла в основу их совместной книги «Мэри Барнс: Два отчета о путешествии через безумие».
Постепенно стали разлаживаться и отношения Лэйнга с Эстерсоном. С самого начала Эстерсон настаивал на жестком управлении коммуной, в частности ставил вопрос о необходимости должности ее медицинского директора. Лэйнг же исповедовал принцип отсутствия правил и рамок, должностей и иерархии. Он считал, что обязанность персонала – сопровождение прибывших на их нелегком пути. Эстерсон боролся за установление в Кингсли Холле порядка, но каждый раз отступал перед обаянием и харизмой Лэйнга. К 1966 г. разногласия достигли предела. Конец всему положила одна- единственная ночь в доме Бена Черчилла. Лэйнг и Эстерсон, как обычно, спорили о методах руководства Кингсли Холлом. Эстерсон настаивал на «завинчивании гаек», на что Лэйнг просто ответил, что не желает продолжать их дружеские отношения пока тот, иудей по вероисповеданию, «не впустит Иисуса в свое сердце». Для Эстерсона это было настоящей пощечиной. Лэйнг попросил, чтобы тот встал, снял с него очки, медленно и аккуратно положил их на стол и… внезапно со всей силы ударил его в челюсть. Они схватились и долго дрались, в конце концов свалившись в драке на пол. Их растащили коллеги, но они долго валялись на полу и, не контролируя себя, хохотали. Этот случай положил конец их отношениям, и 4 сентября 1968 г. Эстерсон покинул ряды Филадельфийской ассоциации.
Надо признать, что и сам Лэйнг не присутствовал в коммуне все время. Его вовлеченность во множество проектов, активная научная и общественная деятельность не могли не сказаться на его семейных отношениях. Хотя связь с журналистской Салли Винсен была разорвана, к концу весны 1965 г. Лэйнг опять живет там, где хочет. Семья перестала быть его домом. В то время в Лондоне находится любовь его юности Марсель, и он, желая вернуть упущенное, делает ей предложение. Марсель отказывает. В марте того же года через коллегу Тимоти Лири Ральфа Метцнера он знакомится с немкой Юттой Вернер. Ютта родилась в Силезии, в Германии, и в течение десяти лет после войны вместе с родителями кочевала по лагерям беженцев. Она работала графическим дизайнером в Штутгарте, а в 1965 г., практически не говоря по-английски, перебралась в Лондон, где и повстречалась с Лэйнгом. Ютта ничего о нем не знала, и на их первом свидании он показался ей усталым, таинственным и сумасбродным. Она была на одиннадцать лет моложе Лэйнга, но это не помешало их быстро развившимся отношениям. Энн теряла терпение.Весной 1966 г. Энн, взяв с собой их пятерых детей, отправилась на юг Франции, где они отдыхали всей семьей летом 1965 г. Ей казалось, что все еще можно вернуть, но все оказалось совсем не так. У нее не было достаточного количества средств, детей невозможно было пристроить во французские школы, и вся попытка жизни в другой стране потерпела крах. Она подумывала поселиться у своих родителей в Девоне, но тех перспектива присматривать за пятью шумными детишками Лэйнга не очень вдохновляла. Энн пришлось вновь вернуться в Лондон. Однажды она решилась навестить Лэйнга в Кингсли Холле, и ей окончательно стало понятно, что ей он больше не принадлежит. Хотя Ютта Вернер и Джозеф Берк и пытались сыграть при Энн влюбленную парочку, ей сразу же стало понятно, чьей возлюбленной она является на самом деле. Нужно было что-то решать. Впоследствии Лэйнг вспоминал:
Я жил с моей первой женой Энн, и у нас было пятеро детей в возрасте от трех до девяти лет… Я не выносил ее и был очень несчастлив оттого, что так происходило, но… это не улучшало ситуацию. Стало понятно, что мы делали это только ради детей. В этом безвыходном положении я созвал дружеский совет, я обратился к своим друзьям-мужчинам…
Пришло четверо из них. Я изложил им ситуацию и попросил у них совета… Один из них сказал, что я сошел с ума. Он был детским психиатром и психоаналитиком, и у него так же, как у меня, было шотландское воспитание. Он считал, что бросить пятерых детей было чем-то невообразимым. Это был выбор не здравомыслящего человека и не джентльмена. Так мог поступить только подлец или сумасшедший [246] .
В конце концов, Энн приняла решение вернуться с детьми в Шотландию, в Глазго. Лэйнг расстался со своей большой семьей, первый раз навестив их после этого разрыва только спустя пару лет, но исправно платя хорошие алименты. Несколько лет спустя, описывая свои отношения с женщинами и своими семьями, он скажет:
Отношения между мужчиной и женщиной – это то, о чем я никогда не писал, но я пишу об этом
Вы можете проживать свою жизнь исключительно эстетически и не завязывать никаких физических, интимных или эмоциональных отношений с другими, и многие люди говорят, что это самый простой и лучший способ жить. Если вы вступаете в какие-то отношения, необходимо четко очертить их и не позволять им доминировать над собой, нужно знать меру. Дэвид Юм, который в отличие от таких холостяков-философов, как Кант, знавал женщин, советовал не позволять им полностью заполнять вашу жизнь и доминировать над ней» [247] .
Эту непривязанность он и демонстрировал на протяжении всей жизни.
С декабря 1965 г. в течение года Лэйнг жил в Кингсли Холле. У них с Юттой была отдельная комната, гостиную они делили вместе с Ноэлем Коббом, впоследствии ставшим редактором юнгианского журнала
Кингсли Холл Лэйнга практически исчез. Начал появляться уже другой Кингсли Холл.
После 1967 г. на первый план все больше и больше выходят Джозеф Берк и Мэри Барнс. Благодаря Кингсли Холлу Мэри Барнс стала известной. В июне 1968 г. в
В 1968 г. само помещение Кингсли Холла оставляло желать лучшего, поскольку за его состоянием никто не следил. Кроме того, что самое важное, окрестные жители не
