Юлии вдруг стало грустно, очень грустно. Он совсем отвык от детей, от маленьких детей. Чему я удивляюсь, ведь у него взрослая дочь.
– Максим, – лицо Юлии было серьезно, – а ты хотел бы еще ребенка? От меня?
Люди заспешили к выходу.
– Флоренция, нам пора выходить. – Он не ответил Юлии. Словно и не было никакого вопроса.
Юлия почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. «Это моя проблема. Это я сбежала, бросив все ради него, желая изменить свою жизнь. Но ему-то это совсем не нужно. Ему просто приятно проводить время вместе. Ему просто хочется целовать меня на улице и обнимать, потому что ему „приятно“. Он совсем не собирается менять свою выстроенную жизнь – с привычными домашними тапочками и шелковым халатом, с привычными банальными разговорами на кухне о работе, политике и футболе». Единственное, что интересовало Максима, помимо самого Максима, был футбол, причем итальянская сборная, за которую он отчаянно болел. Жена, следуя всем его интересам и слабостям, старалась быть ему другом (кем же еще можно быть спустя двадцать один год совместной жизни), была прекрасно знакома со всеми футбольными нюансами и могла перечислить все лучшие матчи и голы миланской команды. А что еще нужно для совместного проживания?
Юлии вдруг расхотелось гулять по Флоренции. Она почувствовала себя маленькой пугливой девчонкой, которая сильно провинилась. И теперь отец ожидает ее дома с ремнем, чтобы выпороть как следует. Но еще хуже становилось от того, что отец уже давно не ждал ее дома с ремнем и никто не собирался ругать. Разве что только она сама могла сложить все самые крепкие бранные слова и направить их в свой адрес. «Что я делаю? Что я наделала? Я разрушаю свою семью, свое благополучие – о, какое дурацкое слово, любимое социумом! Зачем? Ради чего?» – спросила себя Юлия. И не нашла ответа.
Максим обнял ее за талию, и Юлия почувствовала, как вся нежность, на которую она только способна, снова поднимается в ней, заслоняя все сомнения, все вопросы. Она снова была счастлива. О, эти любимые люди! С какой простотой они находят бреши в наших блистающих доспехах из золота, как виртуозно наносят туда точечные уколы, как невинно наблюдают потом за дрожью, сотрясающей нежное тело. «Но пусть, – бормотала Юлия, – пусть я унесу с собой печали столько, сколько смогу, пусть, ведь это не такая большая цена за мгновения вот этого безоговорочного счастья, такого острого, такого соленого».
Отправитель:
957 55 57
10 июня 12.36
«Полинушка, я тебе купила два купальника и три сарафана на лето».
– Смотри, смотри!
По площади Синьории ходили самые настоящие терракотовые голуби, очень вальяжные и довольные собой. Даже итальянские голуби выглядели как-то иначе. Никогда прежде Юлия не видела голубей такого цвета. Она достала фотоаппарат и пыталась запечатлеть их. Было много туристов, но никто никому не мешал.
– Добрый вечер, не желаете чашку кофе, а может быть, итальянского вина? – Официант говорил по- русски практически без акцента.
Максим засмеялся.
– С чувством юмора у них все в порядке. Как тебе идея с чашкой кофе?
– Прекрасная мысль. – Юлия наконец-то сфотографировала голубя и удовлетворенно уселась на резной стул.
Солнце играло в ее волосах, и сама она была похожа на Златовласку. Максим снова восхищенно смотрел на нее. А она уже снова забыла о своих мыслях и улыбалась, заглядывая в его зеленые глаза. У одного из философов, она сейчас не могла вспомнить его имени, она прочла, что человек отражается в других людях как в зеркале, и в зависимости от человека отражаются различные черты характера. В глазах Максима она видела все лучшее, что есть в ней. Юлия чувствовала себя смелой и красивой, а главное, способной ради него на поступок. Пока еще не знала, на какой. Да и какая разница. Она, как говорил Будда, была светильником для самой себя, опорой самой себе. Придерживалась собственной правды как единственного света.
Отец часто любил повторять, что человек работает на свое будущее. Юлия так и жила, желая во всем подражать своему отцу. Зарабатывала очки. Была прилежной дочерью. И когда в восемнадцать лет начала встречаться с Александром, отец посчитал, что неприлично девушке просто так встречаться и неплохо было бы оформить отношения.
Нет, она не жалела об этом. Это произошло с ней, и каждая страничка в этой книге была ею прожита и являлась частью ее жизни. Была… Вот ключевое слово. А сейчас ее жизнь была в настоящем, это она поняла благодаря Максиму. Она жила настоящей историей. Ей снова захотелось создавать свою жизнь, каждый день просыпаясь с улыбкой и посылая хвалу Создателю. Она перестала бояться своего возраста и, что самое главное, вывела простую формулу счастья. Юлия ни разу не призналась в ней Максиму, но ей хотелось вместе с ним состариться. Мужчины обходят, вернее, боятся старости и предпочитают изображать из себя молодых козликов. Но Юлия поняла для себя что-то очень простое, что вместе не так страшно и даже наоборот. Ей хотелось быть с ним, но что она могла изменить.
«Женись на мне!» – этим она только отдалила бы его от себя. Да и какое право она имела на этого интересного, состоявшегося мужчину. Нет… Права имела та, другая женщина, которую Юлия даже представить себе не могла. Какая она? Может быть, очень красивая и ласковая, а может быть, и нет… Но Максим прожил с ней долгую историю становления. Они вырастили вместе ребенка. А сейчас он просто наслаждается настоящим с ней, Юлией, и она тоже должна следовать этим правилам. Юлия поняла, что сейчас ее спасет бокал вина, иначе мысли просто не оставят ее в покое.
– Всю жизнь мечтала о бокале белого сухого вина во Флоренции, к тому же еще днем.
Максим подозвал официанта и заказал вино. Глоток холодного пино гриджио успокоил ее. Она снова любовалась фасадами и людьми, а терракотовые голуби горделиво расхаживали взад и вперед, словно осознавая свое великолепие.
В кассу галереи Уффици стояла очередь, да и как могло быть по-другому. Сколько людей со всего мира съезжаются, одержимые одним желанием – прикоснуться к истории и увидеть Боттичелли. Но двигалась очередь достаточно быстро. На каждом билете было условленное время, на их билетах – шестнадцать тридцать. Целых четыре часа они могли гулять по городу. На Юлии были удобные сандалии без каблуков, и она чувствовала, что может бродить сколько угодно.
Они обогнули площадь и добрались до кафедрального собора Санта Мария дель Фьоре – резного величественного здания из мрамора, которое венчает огромный купол ржаво-красного цвета. Юлия застыла, пораженная его великолепием. Собор был спроектирован так, чтобы вместить все население города – в те времена девяносто тысяч человек. В Италии своими размерами Санта Мария дель Фьоре уступает лишь собору Святого Петра в Риме, но если принять во внимание его необычное цветовое решение – сочетание розового, зеленого и белого мрамора, то он впечатляет гораздо больше. Сразу и остро осознаешь, что находишься именно в Италии, ведь Италия – это не совсем Европа, это навсегда Священная Римская империя, со своей историей, архитектурой и судьбой.
– Прав был Карл Пятый, – заметил Максим, – который сказал, что такую драгоценность надо хранить под колпаком и доставать лишь по большим праздникам.
– Да. – Юлия кивнула. – А представляешь, сколько людей молились здесь и доверяли Всевышнему свои желания?
Она с трепетом взяла Максима за руку и повела ко входу в храм. Там дежурила необыкновенной красоты женщина-полицейский, словно сошедшая со страниц глянцевых журналов, она попросила Юлию на ломаном английском накинуть специальный плащ на обнаженные плечи. Юлия послушно облачилась.
Вместе с Максимом они просто молчали. Каждый думал о своем, о разном. Но даже молчать им было хорошо вместе. А высоко над их головами отмеряли секунды счастья знаменитые часы, расписанные живописцем Уччелло в 1443 году и функционирующие по сей день. Стрелка этих часов движется против обычного направления. «Вот так же и я, – подумала Юлия, – я – такие часы. Всегда двигаюсь в противоположном направлении».
Виареджо оказался удивительным местом. Было приятно возвращаться в него после культурного шока,
