проведенные вместе с дядей Бобом у него в кабинете, разбудили восприятие Джудит, открыли ей такие чувства, о существовании которых она даже не подозревала. Дядя Боб собрал обширную и пеструю коллекцию музыкальных записей, и, хотя Джудит особенно понравились вещи Гилберта — Салливана[14] с их остроумными текстами и запоминающимися мелодиями, она открыла для себя и другие произведения. Одни из них воодушевляли ее, другие же — арии из «Богемы» Пуччини, рахманиновский концерт для фортепьяно, «Ромео и Джульетта» Чайковского — навевали такую нестерпимую грусть, что она насилу сдерживала подступавшие к глазам слезы. А «Шехеразада» Римского- Корсакова с соло на скрипке, от которого мурашки пробегали по коже!.. Слушали они и «Полет шмеля» — еще одну вещь того же композитора, которого дядя Боб шутя назвал Корский-Римсаков. Джудит и не подозревала, что со взрослым человеком может быть так весело и интересно. Теперь она мечтала обзавестись своим собственным граммофоном, покупать пластинки, собирать, как дядя Боб, свою коллекцию записей — тогда она сможет когда угодно слушать музыку и переноситься, словно по мановению волшебной палочки, в этот удивительный, неведомый ей доселе мир. Нужно сегодня же начать откладывать на это деньги.
От холода у Джудит закоченели ноги. Стараясь разогнать застывшую кровь, она принялась топтаться на месте, месить ногами слякоть на платформе. Мама и тетя Бидди в ожидании поезда обменивались незначительными репликами — у них, похоже, не осталось серьезных тем для разговора. Джесс сидела на краю багажной тележки и раскачивала в воздухе полными ножками в белых теплых рейтузах. Она прижимала к груди своего Голли — черномазую матерчатую куклу-уродца с выпученными глазами и спутанными волосами, которого всегда брала с собой в постель. Джудит затасканная кукла казалась грязной-прегрязной, на ней наверняка полно микробов.
А потом вдруг произошло счастливое событие. Тетя Бидди остановилась на полуслове, глядя куда-то за мамину спину, и произнесла совсем другим тоном:
— Ой, смотрите-ка, Боб!
Сердце встрепенулось в груди у Джудит. Она резко развернулась, забыв про онемевшие ноги. И это действительно был он, его ни с кем невозможно спутать, — в короткой зимней шинели и офицерской фуражке, лихо сдвинутой набок, на одну из щетинистых бровей, и с широкой улыбкой, озаряющей угловатые черты. Джудит уже не чувствовала холода. Она встала как вкопанная, хотя ей стоило громадных усилий удержаться и не кинуться дяде навстречу.
— Боб! Ты как сюда попал?
— Выдалось несколько свободных минут, решил забежать и посадить наших дорогих гостей на поезд. — Он посмотрел на Джудит: — Я не мог позволить тебе уехать, не попрощавшись по-настоящему.
Она лучезарно улыбнулась ему в ответ.
— Как хорошо, что ты пришел! Я так хотела поблагодарить тебя за все. Особенно за часы.
— Не забывай их заводить.
— Постараюсь. — Она ничего не могла поделать со своим сияющим от радости лицом.
Дядя Боб замер, к чему-то прислушиваясь:
— По-моему, поезд уже на подходе.
И в самом деле послышался какой-то звук — загудели рельсы, и Джудит увидела, как вдали, где кончался перрон, из-за поворота железной дороги показался огромный черно-зеленый паровоз, поблескивающий надраенной латунью и извергающий клубы дыма. Он медленно пополз вдоль платформы, и его величавое приближение вызывало у всех почти благоговейный трепет. Машинист с черным от копоти лицом высунулся, приоткрыв дверцу, наружу, и перед глазами Джудит мелькнуло полыхающее в топке пламя. Массивные, похожие на руки великана поршни вращались все медленнее и медленнее, наконец железный монстр зашипел, выпуская пар, и встал на месте. Как всегда, он не опоздал ни на секунду.
На перроне началась суета. Распахнулись двери вагонов, оттуда повалили пассажиры, вытаскивая свой багаж. Отъезжающие оживленно готовились к посадке. Носильщик занес чемоданы в тамбур и отправился искать их места. Дядя Боб последовал за ним, чтобы убедиться, что все в порядке. Слегка запаниковав, Молли подхватила на руки Джесс и торопливо вскочила в поезд, уже сверху она наклонилась, чтобы поцеловать на прощание сестру.
— Вы были так добры. Мы чудесно провели Рождество. Пoмаши ручкой тете Бидди, Джесс.
Джесс, по-прежнему не расставаясь со своим Голли, взмахнула ладошкой в белой меховой рукавице.
Тетя Бидди повернулась к Джудит:
—До свидания, милая моя девочка. Ты была просто молодчинка. — Она нагнулась и поцеловала Джудит. — Не забывай, я всегда тут. Мой телефон записан у твоей мамы,
— До свидания. И огромное спасибо.
— Смотри не мешкай, как бы поезд не ушел без тебя. — Она закричала ей вдогонку: — Поторопи там дядю Боба, а то придется вам взять его с собой. — На какое-то мгновение Бидди еще сохраняла серьезный вид, но теперь снова засмеялась.
Улыбаясь, Джудит помахала ей на прощание и исчезла в коридоре.
В их купе находился только один пассажир — молодой человек, который спокойно сидел, склонившись над раскрытой книгой, пока носильщик распихивал их вещи по полкам у него над головой. Когда весь багаж был уложен, дядя Боб выдал носильщику чаевые и отпустил его.
— Иди, — попросила его Джудит, — а то поезд тронется, а ты останешься.
Он улыбнулся, глядя на нее:
— Пока еще такого со мной не бывало. До встречи, Джудит. Они пожали друг другу руки, а когда она отпустила его руку, в ладошке у нее лежала десятишиллинговая купюра. Целых десять шиллингов!
— Ой, дядя Боб, спасибо…
— Распорядись ими с умом.
— Обещаю. До встречи.
Он вышел. Мгновение спустя они с тетей Бидди снова показались на платформе, под окном их купе.
«Приятного путешествия!»
Поезд тронулся.
«Счастливо добраться!»
Состав стал набирать скорость.
«До свидания!»
Платформа и вокзал за окном поплыли назад и вскоре исчезли из виду. Вместе с дядей Бобом и тетей Бидди. Все закончилось, они возвращались домой.
Еще несколько минут семейство устраивалось на своих местах. Молодой человек, их попутчик, сидел у двери, так что они заняли места у окна. Отопление работало на полную мощность, и было очень тепло. Девочки сбросили с себя перчатки, пальто и шапки, а Молли осталась в шляпке. Джесс посадили к окну, и, встав коленями на грубый ворс плюшевой обивки, она уткнулась носом в закопченное стекло. Джудит сидела напротив. Молли, сложив все пальто и разместив их на багажной полке, вынула из своего несессера альбом и цветные карандаши для Джесс, потом со вздохом облегчения опустилась рядом с ней. Она закрыла глаза, но через какое-то время опять их открыла и принялась обмахиваться рукой.
— Господи, ну и жарища! — сказала она.
— По-моему, самое то, что надо, — отозвалась Джудит, чьи заледеневшие ноги еще даже не начали отходить.
Но ее мать не собиралась отступать.
— Однако… — Теперь она обращалась к молодому человеку, чье уединение они так бесцеременно нарушили. Он оторвался от чтения, и она пустила в ход обезоруживающую улыбку: — Вы не стали бы возражать против того, чтобы немножко сбавить отопление? Или даже чуточку приоткрыть окно?
— Нисколько. — Он отложил свою книгу и встал: — Что лучше, как вы считаете? Или сделаем и то, и другое?
— Нет, я думаю, достаточно будет капельки свежего воздуха.
— Хорошо.
Он подошел к окну. Джудит поджала нога, чтобы дать ему пройти. Он потянул за тугую кожаную ручку и опустил окно на дюйм, зафиксировав его в этом положении.